Грехопадение

— Двенадцати.

— Да кому какое дело? Пора смириться с этим, Марчелло.

— Никогда, — прорычал я, ненависть капала с моего языка, как токсин. — Я никогда не прощу того, что ты сделал.

Он шагнул вперед.

— Я ничего не сделал.

— Видишь, ты так хорошо умеешь врать, что даже сам начинаешь верить в чушь, вылетающую из твоего чертова рта.

Мой отец стоял на месте, и уголок его рта кривился, словно я его забавлял. Как будто вся эта ситуация забавляла его до усрачки.

Я скрестил руки.

— Ты знаешь, что ты сделал. И скоро об этом узнает весь гребаный мир. — Я отступил назад, ненависть, которую я испытывал к нему, сочилась из моих пор, как гной из зараженной раны. — Тебе лучше уйти, пока я не решил перерезать твою гребаную глотку еще до того, как у тебя появится шанс признаться.

Ухмылка на его лице не исчезла.

— Мне не в чем признаваться. А вот тебе, похоже, есть в чем признаться. Заставить молодую женщину выйти за тебя замуж, чтобы ты получил ее акции компании, которая тебе даже не нужна, - неподобающее поведение, Марчелло.

— Кто ты такой, чтобы говорить мне о правильном поведении?

Выражение его лица ожесточилось, а челюсть сжалась - знак того, что я задел нерв, сказав правду, которую он отказывался признать. Ярость между нами сгустила воздух, ненависть точила свои когти о напряжение, которое было на грани срыва. При виде его я хватался за каждую каплю самообладания. Это был единственный хороший урок, который преподал мне отец: никогда не терять контроль над своими эмоциями. Если ты это сделаешь, то потеряешь контроль над ситуацией. А потеря контроля над ситуацией была так же смертельна, как и обнажение слабости.

Я глубоко вдохнул, делая сознательное усилие, чтобы воздух осел в легких.

— Уходи. Сейчас же.

— Она знает?

Мои глаза сузились.

— Знает. Она. Знает? — Он выплевывал слова, подчеркивая каждую чертову букву, словно вбивая гвозди в мой череп.

У меня пересохло во рту, и я облизал губы, скрестив руки.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Чушь. Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Я знаю, что твой кусок дерьма, твой телохранитель, получил копию.

Я расширил свою позицию, кожа на шее покалывала от предупреждения. По его взгляду я понял, что бесполезно пытаться отрицать это. Как я мог вообще подумать, что у отца не хватит средств, чтобы узнать о такой важной вещи, как существование второго завещания и включение в него крошечного пункта, способного изменить ход событий.

Отец поднял бровь, на его лбу образовались складки.

— Она ведь не знает, правда?

— Мы закончили. — Я повернулся к нему спиной и пошел к яхте.

— Хочу дать тебе совет, сынок, — сказал он мне вслед. — Никогда не начинай брак со лжи. Она разлагается и в конце концов отравляет всех.

Я сделал паузу и посмотрел на него через плечо.

— Ты прав. И все мы знаем, что в конце концов... это убивает.

Я поднялся на борт "Императрицы" и приказал команде как можно скорее вывести нас из гавани. Мне нужно было, чтобы между Милой и моим отцом, не говоря уже о Рафаэле, было чертовски большое расстояние. Этому ублюдку нельзя было доверять ее.

Тетя Елена подошла ко мне, пока я наливал себе выпивку.

— Что хотел твой отец?

— Он просто хотел убедиться, что у меня достаточно мотивации, чтобы захотеть погубить его, будучи мудаком. — Я взял бокал с вином и налил ей немного шардоне.

Она кивнула в знак благодарности и сделала глоток.

— Как думаешь, он будет ее преследовать?

— Я бы недооценивал его, если бы думал иначе.

— Что ж, я рада, что тебе удалось ее найти. Я только что заглянула к ней в комнату, чтобы проверить, как она, и она все еще спит.

Я стянул с себя пиджак и бросил его на стойку.

— Она измучена. — Я начал закатывать рукава. — Нам просто нужно убраться отсюда, чтобы я мог убедиться, что никто больше к ней не подойдет.

Елена посмотрела на меня знающим взглядом, ее карие глаза были сосредоточены, как будто она пыталась увидеть меня насквозь.

— Ты заботишься о ней.

Я взглянул на нее.

— Мне небезразлична ситуация, и сейчас в наших интересах держать ее в изоляции.

Елена облокотилась на столешницу и вперила в меня пристальный взгляд.

— Что происходит, Марчелло? Что ты скрываешь?

Я опустошил свой стакан и втянул воздух сквозь зубы, избегая назойливого взгляда Елены. Мне не очень нравились ее гадания на картах таро и самопровозглашенная связь с миром духов, но у нее было шестое чувство, когда дело касалось меня. Вот и сейчас, когда она смотрела на меня, казалось, что она видит хвост моего секрета, и это лишь вопрос времени, когда она его поймает.

Поморщившись, я схватил бутылку бурбона и свой стакан.

— Я буду спокойно наслаждаться напитком на палубе. — Мои кожаные туфли загрохотали, когда я вышел из бара на деревянную палубу. Сумерки сменялись чернотой, соленый бриз охлаждал Рим от изнурительной жары. Усевшись в кресло, я откинулся на спинку и глубоко вздохнул, словно таким образом можно было выдохнуть напряжение последних двенадцати часов, которые казались скорее двенадцатью днями.

Звук двигателей яхты заполнил ночное небо. Его работа успокаивала, вода плескалась о борта судна. Наблюдая за тем, как увеличивается расстояние между нами и пристанью, я сбрасывал с плеч часть дневного напряжения.

Она вернулась ко мне. После нескольких часов отсутствия ее в поле моего зрения, на грани срыва, она вернулась. Прямо там, где я хотел ее видеть. Там, где я контролировал ее. Где я мог скрывать от нее правду, по крайней мере, до тех пор, пока не приму окончательное решение.

6

МИЛА

Последнее, что я помню, это яркое воспоминание о том, как Сэйнт нес меня на руках, крепко обхватив мое тело, а моя голова покоилась на его груди. Несмотря на то, что он был таким холоднокровным засранцем, то, как он держал меня, казалось теплым и успокаивающим. После этого все погрузилось в темноту, пока я не открыла глаза и не уставилась на лучи солнечного света, пробивающиеся сквозь окно каюты. На несколько секунд воцарилась тишина. Даже мои мысли не шумели. Все было спокойно. Безмятежно.

Я потянулась, чтобы размять мышцы, одеяло было мягким и удобным. И когда я снова улеглась, по моей коже скользнуло ощущение, что кто-то наблюдает за мной. Я приподнялась и обнаружила, что Сэйнт сидит в кресле напротив кровати, потирая подбородок большим и указательным пальцами, и смотрит на меня так, словно я - головоломка, которую ему нужно решить.

— Как долго ты тут сидишь?

Он подвинулся.

— Недолго.

Я посмотрела на его рубашку и брюки. На нем была та же одежда, что и вчера. Полбутылки бурбона и пустой стакан стояли на приставном столике рядом с ним, а на полу остались пятна от засохшей жидкости.

Я посмотрела ему в глаза.

— Лжец.

— Не многим хватает смелости называть меня лжецом в лицо.

— Мы уже выяснили, что у меня нет смелости.

Он ухмыльнулся.

— Ты уверена в этом?

В его глазах блеснуло приглашение. Он хотел, чтобы я спровоцировала его, бросила ему вызов. Чтобы дать ему возможность, которой он ждал, возможность заставить меня сдаться еще раз. Но я предпочла проигнорировать его, хотя не могла избавиться от сексуального напряжения, которое струилось по моей коже, пока он наблюдал за мной со злым умыслом.

Я спустила ноги на пол и села на край кровати.

— Ты когда-нибудь дашь мне ответы?

— На какие вопросы?

— На все.

Он опустил руку и провел пальцем по ободку пустого бокала.

Я нахмурилась.

— Ты пьян?

— Нет. — Он приложил палец к губам, изучая меня. Это напомнило мне о том, как я впервые увидела его, подумала о том, какие идеальные у него губы. Сэйнт был необычайно привлекателен. Он был как пламя во тьме, пылающее гневом и яростью, не желающее сдерживаться и уничтожающее всех и вся вокруг. А я? Я была мотыльком, существом, соблазненным его красотой, загипнотизированным его сияющими углями и летящим прямо в сердце огня, чтобы сгореть дотла.