Страница 57 из 61
— Ты действительно думаешь, что он позволит нам уехать завтра?
Я обхватываю себя руками, глядя на Левина, дверь гостиничного номера плотно закрыта и заперта за нами. Теперь, когда мы одни и не в особняке Васкеса, я чувствую, как меня пробирает дрожь, как будто я промерзла до костей, хотя в комнате приятно тепло.
Отель, в который нас привезли, один из самых роскошных в городе, пятизвездочный. Нас провели через мраморный и золотой холл, подвели к лифту и подняли на двенадцатый этаж, где Левину сообщили, что, если нам что-то понадобится, мы можем позвонить, чтобы нам прислали, и что дверь будет охраняться до завтра, пока нас не повезут в ангар Васкеса. Уйти нельзя, но, видимо, и войти тоже нельзя. Если, конечно, это действительно для нашей защиты, а не потому, что Васкес заманил нас в ловушку и отдал на милость чему-либо еще.
Даже несмотря на этот страх, я не перестаю осознавать, где мы находимся. Комната, в которую нас привели - люкс, с кроватью, которая выглядит больше, чем королевская, расположенной посреди задней стены и заваленной мягкими одеялами и подушками. Дверь ведет в ванную комнату, которая, я уверена, не менее роскошна. Другая дверь ведет в зону отдыха с мягкими диванами, великолепным видом на город, камином и баром, и я совершенно не намерена позволять Левину спать на одном из этих диванов.
Если мы действительно завтра уезжаем в Бостон, то это может быть наша последняя ночь вместе. Я хочу, чтобы она была важной.
— Я не знаю. — Левин прикрывает рот рукой. — Мы должны быть готовы ко всему. Из того, что я знаю о Васкесе, он человек слова. Как мы видели, он любит играть в игры и возиться с теми, кто чего-то от него хочет. Тем не менее он не бесчестный человек, по крайней мере, не в том смысле, в каком бесчестными считаются люди в этом мире. Думаю, завтра мы уже будем на пути в Бостон. Но на всякий случай полезно быть готовыми.
Я киваю, тяжело сглатывая. Каждый раз, когда я слышу Бостон, мой желудок сворачивается узлом. Я должна хотеть туда вернуться, но все, о чем я могу думать, это о потери Левина. Как только самолет приземлится, все закончится.
Иногда это было похоже на сон, иногда на кошмар. Но все это было приключением, и это было наше приключение. Я не хочу расставаться с этим. Я не хочу возвращаться к обычной жизни, чтобы от меня ждали, что я буду вести себя как обычная двадцатиоднолетняя девушка. Я уже не такая.
— Кстати, о Бостоне... — Левин прочищает горло, потирая рукой затылок, и я чувствую, как мое сердце падает в желудок. Вот оно. Это тот момент, когда он говорит мне, что все кончено. Что между нами больше ничего нет.
— Ты поедешь погостить к сестре и Найлу, как и договаривались, — медленно произносит он. — Она будет очень рада видеть тебя, я знаю, ты наверняка скучала по ней. Тебе там будет комфортно, ты сможешь вернуться к... нормальной жизни.
По тому, как он это говорит, я понимаю, что он понимает, что я чувствую. То, что я видела и делала с тех пор, как мы покинули Мексику, изменило меня. Что я уже не та девочка, которую Диего забрал из дома моего отца. Но я также могу сказать, что для него это ничего не меняет.
Левин смотрит на меня сверху вниз, выражение его лица напряжено, как будто он не совсем уверен, что сказать. Он стоит так несколько мгновений, и секунды сменяются ударами пульса в моем горле. Затем он отступает назад и опускается на мягкую скамью в конце кровати. Он смотрит на свои руки, и проходит еще несколько секунд, и я вижу, что он пытается придумать, что сказать.
Я могу облегчить ему задачу. Я могла бы сказать ему, что уже знаю, что будет дальше. Я могла бы сказать ему, что понимаю. Что я всегда знала, что все к этому идет, потому что он говорил мне об этом с самого начала. Но я не хочу упрощать ситуацию. Не то чтобы я хотела причинить ему боль… сейчас, после слов Васкеса, я как никогда понимаю, сколько боли он пережил. Но из эгоистических побуждений я хочу, чтобы ему было так же тяжело, как и мне.
Я хочу, чтобы ему было тяжело меня отпустить.
— Я вернусь в Нью-Йорк, как только ты будешь в безопасности с Изабеллой, — наконец говорит Левин, поднимая взгляд от своих рук и глядя на меня. — Немного сложно говорить это, Елена.
Я должна сказать, что знаю. Но мое горло сжалось, и я не могу заставить слова вырваться наружу. Его руки сцеплены перед собой, и он слегка подпрыгивает на коленях, втягивая воздух, словно пытаясь придумать, что сказать.
— Я позволил всему зайти дальше, чем следовало, — говорит он наконец. — Нам обоим это нравилось, я не могу сидеть здесь и говорить, что мне не нравилось. Я не собираюсь лгать тебе, Елена. Я был... счастлив с тобой. Но это должно закончиться, когда мы вернемся домой. Должно.
Он произносит последнее предложение с твердой властностью, от которой моя душа опускается до пят, но я вдыхаю, пытаясь дотянуться до того, что осталось. Пытаюсь дать себе хоть что-то, за что я смогу уцепиться, хотя бы еще немного.
— Ты сказал, что все должно закончиться, когда мы вернемся домой, — мягко говорю я, делая шаг к нему. Закрываю пространство, которое, как я знаю, он сам не закроет. — Но мы еще не дома.
Я наклоняюсь, опускаюсь на пятки, чтобы оказаться на одном уровне с ним, и протягиваю руки вверх по его бедрам. Я чувствую, как его пробирает дрожь, как он неровно дышит, словно борется с этим… со мной... с самим собой.
— Еще одна ночь, — шепчу я, прижимаясь к нему пальцами. — Одна, когда ты не будешь притворяться, что не хочешь этого, и не будешь бороться с этим. Просто позволь нам побыть вместе одну ночь. Так, как это могло бы быть, если бы...
Я не могу закончить предложение. Если бы все было по-другому. Потому что в глубине души я не чувствую, что все должно быть по-другому. Я бы приняла Левина таким, какой он есть, в любой жизни, которую мы могли бы прожить вместе. Но я знаю, что он думает иначе. Он считает, что я заслуживаю большего.
И он не собирается менять свое мнение.
— Пожалуйста, — шепчу я. — Ты заставишь меня умолять? — Я тянусь к его рукам, провожу пальцами по их тыльной стороне, и Левин поднимает на меня глаза. В его глазах что-то есть, боль, которая пронзает меня до глубины души, и я наклоняюсь вперед, прежде чем успеваю подумать, хорошая это идея или нет. Будет ли это способствовать тому, что он уступит мне, или нет.
Я наклоняюсь между его бедер, мои руки все еще обхватывают его, и прижимаюсь губами к его рту.
— Пожалуйста, — шепчу я, снова прижимаясь к его губам. — Еще одна ночь.
Я чувствую, как Левин вдыхает воздух. Я чувствую момент, когда он пытается найти в себе силы сказать мне нет, положить этому конец сейчас, еще до того, как мы вернемся в Бостон. А потом я слышу низкий стон, доносящийся из глубины души, вижу, как его руки сжимаются и разжимаются вокруг моих, когда он притягивает меня к себе, и понимаю, что он сдался.
Он приподнимает меня, и я оказываюсь на скамье, прижавшись к нему, а его рука скользит по моей спине, между лопаток. Он прижимает меня к себе еще крепче, его язык скользит между моими губами, переплетаясь с моими, и он снова стонет, когда его рука поднимается вверх, чтобы обхватить мою шею сзади.
— Елена..., — задыхаясь, произносит он мое имя мне в рот, а другой рукой берет меня за бедро и притягивает к себе, при этом его бедра вздымаются вверх, и я чувствую, как он тверд. — Я должен сказать тебе нет.
— Не надо, — умоляю я, прижимаясь бедрами к его бедрам, руками обхватывая его лицо, и снова целую его, долго, глубоко и медленно. — Не сегодня. Просто позволь нам остаться на эту ночь. Что изменит одна ночь?
Левин выдыхает, прижимаясь лбом к моему.
— Ты даже не представляешь, — мягко говорит он. Но потом он встает, мои ноги обхватывают его талию, когда он снова целует меня и начинает идти к ванной со мной на руках, и я понимаю, что он не собирается говорить мне нет.
Когда мы оказываемся в комнате, он опускает меня на пол, его пальцы тянутся к пуговицам моей рубашки, а его губы касаются моих. Он расстегивает их одну за другой, его руки скользят под ткань и скользят по моей груди, а я тянусь к его ремню, расстегивая его с лихорадочной настойчивостью. Какая-то часть меня хочет действовать медленно. Насладиться этим, если это действительно последний раз. А другая часть так отчаянно желает его, что я не могу замедлиться.