Доктор Елизов

Гость, не здороваясь, заходит в кабинет и без приглашения, практически по-хозяйски, садится у моего стола. М-да… Посмотрев на выражение его лица, даже без чтения мыслей прихожу к выводу, что он пришёл сюда не за медицинской помощью.

– Вы по поводу вашего диагноза? – на всякий случай спрашиваю я.

– Нет, я пришёл сюда не как пациент, – с оттенком гордости произносит батюшка. – Упаси меня, Боже, стать вашим пациентом. Я не верю словам, сказанным вами про рак, ведь никакого обследования вы не проводили. Вы правильно сказали, что храм не место для таких разговоров, какой произошёл у нас, когда вы туда приходили. Сегодня я пришёл к вам, господин Елизов, как назначенный пастырь здешнего прихода, чтобы поговорить о вашей деятельности в Чистых Озёрах. Находясь в своём качестве, я серьёзно обеспокоен нездоровой популярностью, которую вы и ваш брат имеете в посёлке. Эта популярность является следствием ваших богопротивных действий.

Вот дурак, прости, Господи! Речь идёт о его жизни, а он тут сидит и выкобенивается. Ладно, пока поговорим, а там, может быть, мне удастся привести его в чувство.

– Почему, с вашей точки зрения, излечение страждущих является богопротивным деянием? Ну хорошо, вам не жалко себя, но другие-то люди здесь при чём? – задавая свои вопросы, я тщательно стараюсь скрыть усмешку.

– Вы занимаетесь бесовством, – как припечатывает батюшка. – Ваши воздействия на пациентов, пусть даже они и приносят им избавление от болезней, из-за невозможности объяснить их с точки зрения науки – это проявление дьявольской силы.

– Интересное толкование, – уже неприкрыто усмехаюсь я. – То есть всё, ещё не до конца изученное, для вас является, по сути, дьявольщиной. Такие явления действительно всегда пугают, но когда познание выходит на новый уровень и находится научное подтверждение, что всё вполне материально, предыдущие страхи оказываются обычным мракобесием. Церковь в своей истории многие из достижений науки объявляла бесовством. И железную дорогу, и электричество… А потом, когда приводились научные доказательства, весьма неуклюже отползала. Почему неуклюже? Потому что, насколько мне известно, эта организация ни разу своих ошибок не признавала.

– Вы богохульствуете! – с негодованием восклицает мой оппонент. – Истинна церковь Господа нашего!

– Мне кажется, отец Серафим, не стоит смешивать религию, веру и церковь, – сказав это, я внимательно смотрю ему в глаза. – Это всё разные понятия. Вам об этом должны были рассказывать, когда учили. Религия – это философия, то есть наука. Церковь – это организация, исполняющая обряды, а вера – это состояние души человека, который не может по каким-то причинам постичь религиозную философию.

Похоже, сказав последние фразы, я сделал ошибку и своими словами снова раздражил собеседника. Мне действительно кажется, что этот батюшка не отличается глубиной познаний, а значит, вести с ним глубокие беседы бесполезно.

– Господин Елизов, я не намерен вести с вами философских споров, – металл в голосе священника подтверждает моё предположение о его раздражении. – Я сюда пришёл потребовать от вас и вашего брата, чтобы вы покинули пределы моего прихода и более не творили здесь своих богопротивных деяний. Ваши воздействия на людей есть бесовщина, и, по крайней мере в моём приходе, вы должны свою деятельность прекратить.

– Не понял, кому и что я должен, – и снова усмехаюсь. – В моём представлении я должен только своим пациентам. Если вы сюда пришли лишь за тем, чтобы сказать то, что сказали, вы просто зря потратили своё время, кстати, и моё тоже. И вообще, не слишком ли много вы на себя берёте? Вы здесь без году неделя и уже пытаетесь установить свои порядки. Напомню вам: у нас государство светское и указания церкви не могут приниматься как обязательные к исполнению. Всё останется, как есть, и вам придётся с этим смириться. Ваше право в своих ежедневных проповедях поминать нас с братом недобрым словом, а мы тем не менее спокойно будем продолжать вести свою, уверен, богоугодную деятельность, как делаем это уже более десяти лет. Повторяю: вы человек у нас новый, и не следует приходить в чужой монастырь со своим уставом.

Отец Серафим опять смотрит на меня тяжёлым взглядом, в котором читается яростное неприятие складывающейся ситуации, ищет слова возражения, но не находит.

– И всё-таки давайте поговорим о вашем здоровье, – меняю я тему.

– Я не буду говорить с вами о своём здоровье! – он вскакивает, и мне кажется, что сейчас воскликнет: «Чур! Чур меня!»

– Сядьте! – прикрикиваю я. – Вы что, не понимаете, что речь идёт о вашей жизни? При таком заболевании можно сказать, счёт отпущенного вам срока идёт на дни, а вы тут… глупостями занимаетесь. Повторяю, вам необходимо срочно серьёзно обследоваться у онколога. Томографию мы можем вам сделать и здесь, но, думаю, этого будет недостаточно. Поэтому готов отправить вас на кафедру онкологии в медицинский университет для полного обследования.

– Я вам не верю! – по-прежнему стоя, выкрикивает он.

– Мне не интересно, верите вы мне или нет, но я настаиваю, чтобы вы обследовались у онкологов. Заодно таким образом меня проверите, – уже спокойно, почти ласковым тоном добавляю я.

– Я вам не верю! – с тупой упёртостью барана повторяет он, резко поворачивается и направляется к выходу.

– Чего задерживаешься? – ворчливо встречает меня Ванька в прихожей нашей квартиры.

– Сначала накорми добра молодца, напои, а потом уже и с вопросами приставай, – смеюсь я и иду в ванную мыть руки.

Так уж получается, что мы с братишкой, занятые своими делами, которых у каждого из нас очень много, даже пересекаясь в течение дня в больнице, чаще всего не можем спокойно поделиться какими-то значимыми для нас новостями и говорим только о профессиональных вещах. Поэтому не относящиеся к текущим событиям разговоры у нас всегда откладываются до четверга, когда для них появляется возможность, то есть вечером в нашей квартире за ужином. Это время является самым удобным, поскольку потом мы начинаем заниматься вместе или по отдельности разными научными делами.

Вот и к сегодняшней такой встрече набралось немало тем для обсуждения. Сейчас, как всегда, под очень вкусную еду я уже «доложил» братишке о своей работе в понедельник с пациенткой из Латвии и про отказ её сыновей проводить реабилитационные процедуры у нас, в Чистых Озёрах, в пользу их проведения в Риге.

– А как они там собираются это делать без биоэнергетической подпитки? – не понимает он, имея в виду, что процесс реабилитации после вправления позвонка является достаточно сложной процедурой, чтобы им мог заниматься непрофессионал.

– Видел бы ты гонор этих латышей! – грустно усмехаюсь я. – Они всё время своим поведением старались демонстрировать мне моё место знахаря-варвара и даже не допускали мысли остаться и сделать всё правильно здесь, у нас.

– Таким людям что-то объяснять бесполезно, – соглашается Ванька и замечает: – В результате отказа от наших процедур в конце концов может пострадать их мать.

– Я практически в этом уверен. К сожалению, потом они снова поедут в эту немецкую клинику и станут рассказывать небылицы о нашем некачественном лечении.

– Похоже, так и будет, – недовольно вздыхает Ванька. – А тут ещё эта история с Шевцовым, которую ты сам соорудил своими руками.

– В продолжение этой истории я вчера был в Облздраве у Ветчинникова. Помнишь, это тот зампредседателя, который нам Шевцова сосватал.

– Помню, конечно! – братишка явно оживляется. – Вываливай, чем закончилась ваша встреча. Все живы?

– Не волнуйся. В принципе, нормально поговорили, без словесного мордобоя. Даже немного подискутировали.

– А чем всё закончилось? – торопит Ванька.

– Сказав, что приказывать мне не может, он просто попросил всё-таки провести курс лечения этому неудобному пациенту. Даже не стал скрывать свою некоторую зависимость от этого человека. Я, в свою очередь, попросил провести беседу с Шевцовым, чтобы как-то привести его в чувство для дальнейшего лечения. Вот, собственно, и всё.