Камерная музыка

Костя поспешил купить себе булочку и йогурт, чтобы не остаться голодным (и зачем-то прихватил еще томатный сок) в поезде. Мы с Кириллом — организатором концерта и басистом — проводили его.

В поезде Костя сразу уснул.

Из-за этого томатного сока, к которому даже не притронулся, у него не хватило денег на метро. Поэтому решил не садиться на Комсомольской, а  отправился к Сухаревской, где без страха быть схваченным можно прыгнуть через турникеты. Раннее свежее утро, он шел по улице Маши Порываевой и не удержался позвонить маме. Рассказал, что был в Нижнем Новгороде и Казани в первом своем туре, и что мы выступали, было очень хорошо.

Обошелся, конечно, без подробностей.

Когда Костя добрался до дома, Пушкин и девушка Пушкина уже были на ногах. Костя вошел в квартиру с необычной для него радостью, надеясь даже, что Пушкин спросит о концерте, ведь Казань ему почти родной город.

Но Пушкин только холодно поздоровался и  ушел в кухню.

Когда Костя вышел из ванной, Пушкин стоял у  двери. Поймал взглядом Костин взгляд и спросил:

— А ты что, не знаешь, что произошло с Дарьей?

— Она не на работе?

У Кости сразу дыхание перехватило, он подумал, что пришли мусора и забрали ее, или что Даша поймала тачку с назойливым извращенцем, или что она попала в больницу. Пушкин жестом дворецкого пригласил Костю в кухню, где на столе стояла недопитая бутылка вина, под столом две пустые бутылки портвейна, ноутбук был включен, и передняя панель была залита. Пушкин сказал:

— Дарья себе ночью порезала вены.

Костя не понял.

— Что?

— Пиздец был полный.

Ночью Пушкин и его девушка проснулись от истошного вопля. «Как будто собаку переехало машиной». Они лежали в кровати, мало ли что, не их дело. Лежали в темноте и слушали всхлипы из ванной. Даша то ли плакала, то ли бормотала что-то очень громкое. Они не вылезали из кровати, слушали эти звуки, не в состоянии уснуть.

Через несколько минут Даша снова закричала, еще страшнее и протяжней. И тогда Пушкин выпрыгнул из постели.

Кровь была на стенах ванной, на раковине, на унитазе, и весь коврик был в крови. Даша сидела в ванной, плакала и кричала, на полу лежал телефон, и он весь тоже был в крови.

— Мы с Аней взяли ее, как-то замотали и отнесли на матрас. Все отмыли здесь и с тех пор не спим.

Костя не знал, что ответить на это.

Пушкин зачем-то добавил:

— Вот так.

Костя прошел в ванную. Действительно, когда он мылся, заметил, что на стене остались еле заметные розовые разводы, но пропустил это наблюдение, не успев зафиксировать.

Он прошел в отгороженный шкафом угол, где Даша спала на голом матрасе — съехавшие простыни были скомканы и валялись под батареей. В этой куче Костя разглядел шкурки от апельсинов и несколько окурков. Ее руки были перемотаны черной материей, видимо, разорвали икеавскую простыню вместо бинтов. Рядом с логовом стояла наполовину полная кружка чая с молоком и два пустых стакана с бордовыми разводами.

В углу сильно пахло перегаром и сигаретным пеплом, форточки были закрыты, было душно, и стоял вот такой угар.

Не прикасаясь к Даше, Костя пошел на кухню, к ноутбуку, смотреть, чем она занималась в этом состоянии. Открыл Дашину страницу «вКонтакте» и  прочитал ее переписку с человеком по имени Вячеслав Дрень.

В. Д.: Пойми, когда я захожу к себе в комнату, мне кажется, что меня вот-вот засосет бездна, глядящая из недопитой полторахи «Багбира».

Д.: Что-то мне скучно. Наверное, это из-за отношений моих нынешних. Мне скучно, хочется чего-то другого, но я не хочу расстраивать моего нынешнего молодого человека. Он очень расстроится, если я уйду.

Костя открыл окно. Звуки улицы Широкой ворвались в кухню, он стоял и смотрел на дорогу. Он думал о том, как приезжал домой в Кемерово, давно влюбленный в Дашу, и как она уехала к нему в Петербург от хорошего парня Саши. И как Саша писал, что отпиздит Костю, как-нибудь случайно оказавшись в Петербурге. И как они вдвоем переехали в Москву, сначала казавшуюся страшным местом, но зато здесь быстро нашли работу и в целом освоились. И о том, что я сильно не одобрял их роман, но временами вдруг все-таки принимал Дашу и даже становился ей другом. Случившееся ночью казалось Косте нелепостью, ведь ничего не предвещало такого происшествия. Дни перед его отъездом в первый в жизни мини-тур прошли тихо и хорошо. Конечно, он не раз замечал, что они смотрят в разные стороны. Для Даши важней была модель мира как дискотеки, что-то вроде того, что происходит на Казантипе, когда ты обкладываешься наркотой, пляшешь, пока не свалишься прямо на танцполе, и стараешься продлить кураж и чувство, что ты на другой планете, где все происходит само собой. Где от тебя ничего не зависит.

Костя надолго подвис перед окном, как бы оставил собственное тело, отключил мозг и вылетел на улицу. Он простоял бы так полчаса, или час, или дольше, если бы мобильник не зазвонил. Пришлось вернуться, и Костя смотрел на дисплей, пытаясь заново научиться жить, как пытаешься вдеть нитку в ушко иголки дрожащими пальцами. Не сразу смог разобрать буквы. Но все-таки получилось, Костя сложил из них, как собрал из конструктора, мое имя — это я звонил из Казани — и принял звонок.

* * *

Все документы собраны, анкета заполнена. Я не верю, что у меня получится, но специальный человек в отделе по работе со студентами проверяет анкету и говорит:

— Замечательно.

Я не могу в это поверить. До этого меня несколько раз забривали, потому что специальный человек болел. Был уверен, что он проболеет до тех пор, пока справка из военкомата не будет просрочена.

Я отвечаю:

— Спасибо.

— С первого раза заполнили?

— Да.

Тут же будто возражаю сам себе:

— Но мне помогла подруга.

Он подписывает оба экземпляра анкеты и направляет меня в другой кабинет. Там мне ставят печать. Выхожу из ВГИКа, иду к метро, по дороге звоню Оксане, рассказываю, как высоко человек оценил ее работу. Доезжаю до Алексеевской, иду в УФМС. Что-то должно еще случиться, какой-то подвох. Не может все пройти так гладко.

— Можно подать документы?

Женщина приглашает меня войти, смотрит документы:

— А вам нужно ехать на Свиблово. Мы делаем только паспорта старого образца. Там схема проезда распечатана.

Выхожу, что ж, я был к этому готов. Не психую, скорее наоборот — удовлетворен. Может, на Свиблово все пройдет нормально. Нахожу отделение, но сейчас — обед. Меня не пускают через проходную.

— Ждите здесь, — говорит мусор.

Ладно, присаживаюсь на бордюре. Совпадение: у меня как раз есть с собой распечатка календаря журнала Esquire с мусорскими преступлениями. У  Кирилла и Игоря Шемякина была идея проекта «Дукалис» — в честь героя сериала «Улицы разбитых фонарей». Они собирались читать рэп от лица милиции. О буднях ППС и оперов, о стычках с барыгами, наркоманами и шлюхами, о жизни гопников, охраняющих букву закона. Проект этот так и не был реализован, но я с разрешения Кирилла решил сочинить один текст в таком ключе. А вдохновиться пытаюсь этим календарем.

За десять минут до конца обеда меня впускают на территорию. Очереди нет.

Когда захожу в кабинет, вижу приятную девушку вместо бородавчатой тетки с шиньоном на голове.

— Здравствуйте. Меня отправили к вам с Новоалексеевской.

Она улыбается и отвечает:

— Это они почти два года делают. Заходите.

Достаю документы, квитанцию, она проверяет. Мне все кажется, что я что-то сделал не так, что меня сейчас отправят еще раз оплачивать квитанцию или скажут, что одна графа не заполнена в анкете. Но нет, все правильно.

Захожу в кабинку, делаем фото. Она показывает, что получилось, на мониторе.

— Все хорошо. Меня устраивает.

— Поскольку вы не москвич, это займет от одного до трех месяцев, — говорит девушка. — Но лучше первый раз приходите через месяц. Нам ваш паспорт не нужен, лучше забрать сразу.