Страница 31 из 124
Увлечение битниками и джазом не охладило желание Рида играть в рок-н-ролльной группе. Вместе со старым другом Хайманом, а также басистом и клавишником Ричардом Мишкиным он собрал ансамбль под названием LA and the Eldorados.Через какое-то время группа добилась определенного успеха, выступая на вечеринках, в барах, клубах и легко зарабатывая 125 долларов за вечер. Помимо кавер-версий Чака Берри команда играла собственные песни Лу, включая номер под названием "Fuck Around Blues". Ричард Мишкин вспоминал: «В 1961, 1962 годах так себя не вели. Мы теряли ангажементы. Люди возмущались и швыряли в нас пивом. Но мы просто меняли название группы и снова играли в том же месте»[18]. Дело было не только в композиции в "Fuck Around Blues", но и в невыносимом характере Льюиса. «Уникальность и упертость Лу делали его непохожим ни на кого. С ним было ужасно работать. Он всегда опаздывал… Трудно найти кого-то более своенравного и задиристого. Нас отказывались приглашать снова, потому что он был так груб, злобен и совершенно не ценил тот факт, что эти люди платили нам за то, что мы играли для них музыку»[19].
Однако были и те, с кем Лу вел себя помягче. В общежитии он познакомился с молодым человеком по имени Стерлинг Моррисон. Тот навещал своего друга, Джима Такера, обитавшего по соседству с Ридом. Моррисон дружил с Такером с детства – как и с его сестрой Морин. Лу и Стерлинг проводили время вместе, играя на гитарах, и довольно быстро нашли общий язык. «Сиракьюс в то время был очень, очень традиционным местом. Психопатов было на грани одного процента»[20], – впоследствии комментировал ситуацию Стерлинг.
Один из студентов, знавший Рида, вспоминал: «Уникальность и упертость Лу отличали его от всех известных мне людей. Он был себе на уме. Он был готов помогать, но делал это по-своему. Он никогда не одевался и не поступал так, чтобы люди могли его принять. У Лу было очень сухое, едкое чувство юмора и он любил смешные вещи. Он дурачил людей, часто мог нарываться на неприятности. Но во всем, что он делал, было скрытое здравоумие»[21]. Другими словами, Рид в любой момент мог серьезно посмотреть на своего собеседника и спросить: «Ты что, вообще не понимаешь, какую ахинею ты сейчас сморозил?», после чего собеседник моментально превращался в горстку пепла.
Несколько иное мнение о Риде сложилось у его институтской подруги Шелли Элбин: «Когда мы познакомились, у него была репутация мерзавца, злого парня, с которым надо держать ухо востро». Однако Шелли обнаружила «более милого» Лу. Она вспоминала: «Мы могли разговаривать целыми часами и днями. Нам нравилось читать одни и те же книги. Он был первым человеком, который думал как художник и говорил как художник, как писатель, как творческая личность»[22]. Шелли стала первой музой в жизни Рида. «Такая песня, как "I’ll Be Your Mirror" – это разговор, который у нас был, слово в слово»[23], – вспоминает она сегодня.
Вскоре Шелли пришлось столкнуться и с другой стороной жизни Лу: когда он взял ее с собой в Гарлем и привел в какой-то вонючий подъезд, Шелли осознала, что ее друг приехал за наркотиками. «Когда я познакомилась с Лу, он употреблял не так уж много наркотиков – «травку», попперс[52], в таком роде»[24], – вспоминала Шелли. Однако она узнала, что выступления LA and the Eldorados в общежитиях и кампусах дают возможность Лу вести дополнительный бизнес – приторговывать широким ассортиментом наркотиков, в числе которых был и героин. Неудивительно, что вскоре Рид последовал по стандартной траектории – из торговца он превратился в покупателя. Тем временем его отношения с Шелли постепенно ухудшались. В конечном счете она устала от тирании, манипуляций и собственнических замашек Лу и разорвала отношения. Много лет спустя Шелли вспоминала Рида: «Все, что ты делаешь, все, на что ты смотришь, все, что ты знаешь, и каждый разговор, который ты слышишь – это папка. Ожидать, что писатель не будет тебя использовать – безумие». Элбин заключала, что Лу был «романтиком. Он мог быть очень милым… Но он не останавливался, пока не делал кого-то еще более несчастным, чем он сам. Это именно то, чем он питался, как художник, как писатель, как сочинитель. Его лучшие работы созданы на основе мучений…»[25].
Между литературой и рок-н-роллом
Все указывает на то, что в университетские годы Лу никак не мог определиться, кем он хочет стать – писателем или звездой рок-н-ролла. К литературной стезе Рида подталкивал Делмор Шварц – его университетский герой. Этот писатель среднего калибра по инициативе своего коллеги Соула Беллоу вел в Сиракузском университете курс писательского мастерства. Шварц был параноиком и вздорным персонажем, все глубже погружавшимся в алкоголизм. Однако для Лу он был лучшим образцом: талантливым человеком, который может себе позволить ненавидеть всех вокруг себя. Что было не менее важно для Рида, Шварц разглядел в нем литературный талант. Больше всего писатель ненавидел рок-н-ролл, однако именно знакомство со Шварцем подтолкнуло Рида к выбору своего собственного пути – среднего между литературой и популярной музыкой. «Он был невероятен, даже находясь в упадке, – вспоминал Лу о своем герое. – Я никогда не встречал таких людей. Я хотел написать роман; я записался на курс писательского мастерства. В то же время я выступал в рок-н-ролльных группах. Не нужно быть семи пядей, чтобы сказать: "Ха, почему я не могу сложить это вместе? "»[26]. Идея совместить литературу и рок-н-ролл была абсолютно логичной для Лу, умевшего видеть в забытом хите 1950-х шекспировскую глубину: «Я подумал: все эти авторы пишут лишь о малой части человеческого опыта. А пластинка может быть как роман, [на ней] можно было бы писать об этом. Это было так очевидно, удивительно, что никто еще не догадался. Давайте возьмем "Преступление и наказание" и превратим его в рок-н-ролльную песню!»[27].
Однако на тот момент в Нью-Йорке уже нашелся молодой человек, который готов был совместить музыку и литературу. В ноябре 1963 года он выступил в Сиракузском университете. «Лу боготворил Дилана, когда тот появился со своим первым альбомом, – вспоминал Ричард Мишкин. Мы знали каждый дюйм его музыки вдоль и поперек. Лу снесло крышу. Он немедленно купил себе гармонику»[28]. Однако в противоположность витиеватым и загадочным текстам Дилана, тексты Рида были гораздо лаконичнее, прямолинейнее и проще. «Я пытаюсь дать вам визуальный образ минимумом слов, так чтобы вы смогли очень быстро его представить, – комментировал свой творческий метод Лу. – Большую часть своего времени я провел, выкидывая все лишнее. Тонны лишнего. Обрубать как следует. В этом смысл»[29].
Кроме того, у Лу имелась своя собственная «часть человеческого опыта», которую Дилан не мог и помыслить изложить в песне. Результатом этого стали две композиции, спустя много лет обретшие статус легендарных. На рубеже 1963 и 1964 годов Рид использовал жанр фолк-музыки, чтобы изложить свой опыт встречи с героиновым драг-дилером ("I’m Waiting For The Man") и ощущения от инъекции ("Heroin"). Несколько лет спустя, когда The Velvet Underground добились определенной известности в Нью-Йорке, тексты Лу назывались в прессе «берроузианскими» – шокирующая тематика нескольких песен затмевала все остальное, и критики предпочитали не замечать, что героями записок из бархатного подполья выступают не только «джанки», но и многие другие «бедные люди». Однако это было позже. А в 1964 году Лу довольно быстро обнаружил, что ансамбль LA and the Eldorados не вполне подходит для исполнения вещей вроде «Heroin». Его коллеги по группе ощущали, что его и без того непростой характер под влиянием героина становится невыносимым. Однажды Рид, выйдя на сцену, просто отказался выступать. Ричард Мишкин вспоминал: «Он сказал: "На хер, я не собираюсь играть для этих мудаков". И затем внезапно разбил кулаком стеклянное окно. Конечно, он не мог играть. Мы увезли его в больницу»[30].