Страница 7 из 26
Он принял ванну.
Поужинали, в тишине. “Детей бы надо завести”, – вяло подумал он. – Но разве через детей спасешься?”
Включил телевизор. “Проклятые ящики, наполненные жизнью”.
– Хочешь смотреть? – спросила она.
Он выключил – изображение погасло.
– Иди ко мне, – позвала ласково.
“Готовится, – подумал. – Ну, сегодня ты моей кровушки не много попьешь, – улыбнулся ей тоже ласково. – А ведь люблю. Знаю, что по капелькам тратит, а люблю. И сладко!”
Обнял. Постояли, прижавшись друг к другу.
Потом в постели пригляделся к ней после любовной ласки. Она лежала, закрыв глаза. Ресницы темные. Тени под глазами, а черточки все облика так пронзительно обострились, прямо огонь какой-то играл у ней в лице…
“Ну, ведьма, чистая ведьма“, – вздохнул он. А она глазищи открыла, в них темно, и только глубина эта горячая.
– Ты знаешь, – сказала, – мне прямо чудилось, будто мы с тобой, а сверху еще два глаза на нас, страшные серые и холодные, глядят. Ты чего за мной подглядываешь?! – резко спросила.
– Я сегодня узнал про спасение от смерти. Смерть побеждает только любовь, – сказал Андрей Петрович, задумчиво на нее взирая.
– Значит, мы с тобой не умрем? – она сладко потянулась. – Ведь мы с тобой друг друга любим? Правда, любим?! – прижалась, однако он отстранился.
– В том все и дело, что любовь не простая должна быть. Вот ты мне признайся, как ты меня любишь?
– Да как захочешь, дурачок, – хихикнула она.
Андрей Петрович поморщился.
– Не в этом смысле… Ты меня любишь как человека, такого как я есть голенького, или со всем остальным в придачу?
– Конечно, голенького, не одетого же.
– Не шути шутки, – сказал Андрей Петрович. – Любовь должна быть только в отношении меня такого, Каков я есть На Самом Деле! А если я и сам не знаю – каков я? Настоящий-то! И потом баба сама должна быть человеком, для настоящей любви требуется и женщина соответствующая.
Жена на такие речи обиделась.
– По-твоему, – говорит, – я не настоящая баба?
– Не в том дело, – морщится Андрей Петрович и корит себя за то, что дурацкий с ней разговор затеял.
– Нет! Ты мне, пожалуйста, скажи прямо: не устраиваешь, мол, ты меня, не угодила?
– Да ты пойми, – увещевает он, – тут загадка: себя-то мы не знаем, кто мы такие? Может, пришельцы или нежить? А спастись только люди могут при помощи вот такой настоящей любви друг к другу. Для этого загадку эту надо разгадать. Вот ты, к примеру, кто ты?
– Жена твоя, глупенький, жена!
– Неет, не в том смысле, На Самом Деле, кто Ты?
– И на самом деле тоже самое, – улыбнулась она. – Совсем ты скоро у меня свихнешься. Меньше пить надо…
– А я вот не знаю, кто я такой на самом деле? Может, марсианин? Погляди, у меня глаза пустые или нет? – он придвинулся к ней и стал глядеть прямо в зрачки жены. Та даже отодвигаться стала.
– Да что с тобой? С чего они у тебя пустые? Очень даже наполненные, ты у меня умный, – погладила по щеке.
– Потому что у марсиан глаза пустые, – пояснил он задумчиво.
– Ты думаешь, есть настоящие пришельцы? – поинтересовалась жена.
– Да мы все, может, и есть самые настоящие. Пришли, только не помним себя, потом уйдем… Вот вспомнить бы, откуда мы взялись и зачем тут сидим пожизненно?
– Некоторые совсем “ниоткуда”, а “сидят” с очень даже большим удобством. Они хорошо знают “Зачем”. И за твой же счет устраиваются, пока ты раздумываешь…
– За мой счет не очень устроишься…
– Вот именно! А жаль! Могли бы не хуже других отбывать свой жизненный срок, как ты говоришь. А то, на тебе: пожизненное заключение, да еще и без удобств. Я так не хочу… Слава Богу, не чета “этим” – хорошо знаю, кто я и откуда?
– Что ты знаешь? Хотя тебе это и не надо… Стихия, прав ангел… Чем себя вообразишь такая и есть.
– Какой еще ангел?
– Алкоголический, милая, из пивной. Вот впустила бы меня вовнутрь, я бы там погулял и выяснил, какая ты, на самом деле.
– Иди, – охотно придвинулась она. – Ты знаешь, как я по тебе всегда скучаю… Можешь вообще там оставаться… – засмеялась грудным смехом.
– Да не туда. – с досадой отодвинулся, – в душу впусти меня, вот куда!
Она обиделась.
– Мне нечего от тебя скрывать! И пусть я – воображенье, твое, кстати. А и настоящая – я очень даже ничего!
– При чем тут скрывать? – отозвался он грустно.
– Нет! Ты всегда меня в чем-то подозревал…
Потом она уснула. Дышала негромко, но с силой, глубоко.
– Счастливая! – позавидовал ровному сопению молодой жены. – Здесь сладилась и шасть! К себе в уютные сновидения. Сама говорила, что ей никогда плохие сны не снятся. Одни только приятные. Неет! С такой не спасешься, – от этой мысли стало ему горько на душе. Счастливая – ей и спасаться не надо. Это у меня наяву кошмары вокруг, и в сон не спешишь, потому что тоже неизвестно, какая гадость привидится, когда соображение выключено. Как это нас выключают, в самом деле? – задался он вопросом.
Встал с постели и пошлепал в ванну. Справив нужду, помылся и обратил внимание на вид свой в зеркале.
– А глаза и у меня пустые, – умозаключил, разглядывая изображение. – Значит, и я тоже Пришелец. А не ведаю, кем и для чего я сюда заслан, потому что скверная это тайна, и не желаю ведать. Может, потому и не выносим одиночества, тишины, что в одинокой тиши начинаешь вспоминать чего-то, небось, чего вспоминать вовсе не следует. И страх ползет от потаенной мысли, что за нерадивость взгреют, что не выполняешь задания, за беспамятство, за то, что Себя не помню, не говоря про задание.
Снова улегся возле молодой жены.
– А вот она? Откуда она? Тоже, небось, заслана. Может, особенно, про твою душу и прибыла. Счастье, что и она себя не помнит, – утешился мыслью об ихнем сходстве. – Хотя, порой, так блеснет глазами, легкая жуть возьмет. Пристально так выглянет из нее совсем даже нечеловеческое… Мммда… – зевнул он беззвучно.
– Эх! – потянулся. – Лучше вспомнить бы, право! Вот оно и было бы утешение. Время есть еще, не старый. Исполнил бы, не торопясь, и восвояси. А то, чего нас засылают на эту убогую планету?! Небось, ссылка или лагерь такой особый. Со всех мест себя не помнящих сюда шлют, и сидите, голубчики, пока не припомните как следует все, чего от вас требуется!
– Интересно, – усмехнулся, – есть ли вообще Люди? Не засланные, не присланные, и без всяких особых и неособых заданий? Как разгадать? Чужая душа потемки. Если и подсветит, впустит, то неизвестно чего изобразит и намалюет. Воображение играет. Даже когда взаправду все, и то не поверишь. Спим наяву и сами себе снимся. Тут и сам черт ногу сломит…
Где же тут любовь сыскать, настоящую, к тому, чего сам не ведаешь?! Если и встретишь – мимо прошагнешь, не поймешь, что это твое спасение: настоящая любовь ведь в тебе совсем другое подразумевает.
– И спросить не у кого… – была у него последняя мыслишка. – Настоящего Человека бы встретить, тот, наверное, знает. Подсказал бы, как сегодня. А марсиане поганые с пустыми глазами разве скажут, если и ведают чего? Открутится, гадостей наговорит и сгинет, если припрешь. Да я сам первый разве признался бы кому, если бы и узнал все в точности, припомнил бы Кто я, Зачем и Откуда? Никогда бы никому не сказал. Затаился бы и выжидал, пока срок кончится… А хорошо бы было все-таки припомнить. Впрочем, надо будет – напомнят!
С тем и заснул.
Напомнили про себя через сон
Поменьше надо думать о чужом, пришельцах, Марсианах. На своем надо сосредоточивать глаз, а на неведомое не зариться. Потому что заснул Андрей Петрович, а ему тут же такая тягостная дрянь причудилась, видать, все от мыслей его накануне.
Привиделось, будто он работу, вроде отчета или диссертации, сдает. Тема работы – наше внутреннее устройство, и в особенности одна мысль подчеркивается, что, если рассматривать нас как человека в человеке – такое устройство совсем непригодное… Сдает он работу, а не принимают, никак не может с делом покончить, хотя все в порядке. Все сидящие за столом, члены комиссии на Него пялятся, к работе никакого внимания. И вроде (во сне-то) не в первый раз такое происходит.