Страница 85 из 171
Преображенский громко произнес:
— Двести пять.
Нарком говорил, а в массе народа не утихало громовое «Яшасун!»
Взгляд Лодыженко то блуждал по рядам делегаций, то снова с тревогой останавливался на экране: 286 кубометров. Он подошел к инженеру Кравцу, который держал телефонную трубку, связывающую его с главным сооружением канала.
На экране загорелись красные лампочки. Они предостерегающе зажигались и угасали:
307.. 359…
Из распределителя выбежал побледневший Синявин, пробиравшийся к трибуне.
381..
Красные лампочки стали чаще зажигаться.
— Майли-сайскую плотину разорвало! — крикнул Синявин, поднимаясь по ступенькам.
— Уртакляр! — прозвучал женский голос возле микрофона.
Сердце Саида не выдержало, и он, потеряв сознание, упал на носилки. Только и успел заметить: на трибуне красная паранджа… Девушка, освободив руку, решительно сорвала с себя паранджу и, смяв ее, бросила с моста в водоворот распределителя. И непокорные роскошные волосы, и живые молодые движения, и стройная фигура, и музыка ее голоса — все было прекрасно в облике Назиры.
406 — показывали красные лампочки на экране. Лодыженко вырвал телефонную трубку из рук инженера.
— Алло!.. Алло!.. Алло!.. — напрягал он голос и понял — все. Телефон перерезали, автоматы, предупредительные приборы — испорчены. У него не было ни капли сомнения: диверсия…
Лодыженко только миг раздумывал. Тревожно, будто прощаясь, он посмотрел на свою Назиру-хон и стремительно побежал по ступенькам вниз.
Преображенский тоже исчез с трибуны…
Огни на экране остановились на цифре 462 и больше не отмечали дальнейшего повышения уровня воды. Вода не успевала пройти через распределитель и поднималась в канале.
Синявин хватался за телефон. Вдруг, поняв, что он испорчен, побежал к распределителю. Сооружение от напора воды содрогалось, а в бьефе Майли-сайской магистрали раздавался угрожающий рев.
По телефонам из степи сообщали о том, что от плотины не осталось и следа. Первая вода, миновав Майли-Сай, подошла к Уч-Каргалу и потом остановилась… Плотину прорвало…
Рука Синявина нервно схватилась за рычаги, чтобы перекрыть главные ворота распределителя, но техник осстановил его.
Погибнут тысячи людей…
Синявин вспомнил, что Лодыженко соскочил с трибуны, — значит он побежал перекрыть шлюз на контрольном шурфе.
Но надо срочно послать рабочих к голове канала! Паника охватила людей, пришедших на митинг…
XXIV
«Ужасное вредительство. Это дело рук все того же негодяя, что подкладывал мины, искажал приказы Мухтарова!» — пораженный случившимся, думал Лодыженко, пробиваясь сквозь толпу.
Сначала он бросился бежать по борту канала против течения. Он бежал изо всех сил, подсчитывая в уме десяток километров, которые остались до контрольного шурфа. Вдруг он остановился, обернулся назад и увидел, что за ним никто не бежит.
Но что это? Из толпы вырвалась автомашина и понеслась по времянке в горы.
«Верно! Как же это я…» — замерла мысль в его голове, и он застыл на месте. В автомашине, без фуражки, с перекошенным злым лицом, точно безумный, промчался шофер инженера Преображенского.
Только мгновение, как в столбняке, стоял Лодыженко. И тут же побежал обратно, к моторной дрезине, перепрыгивая через вагонетки, носилки, строительный мусор.
— Даня, заводи! К контрольному, молнией!
Моторист все понял. Пошел уже третий месяц, как он стал кандидатом в члены партии, и его перевели из трактористов мотористом на дрезину. За это время он привык понимать Лодыженко с первого слова.
Дрезина грозно зашумела и понеслась вперед, оставляя позади себя вихри пыли.
«Как в детективном фильме…» — пришло в голову Лодыженко.
Автомобиль по времянке мог доехать до Кзыл-юртовского завода, а потом около километра путь шел под уклон. Дальше — времянка резко поворачивала вдоль горы вправо.
«Этот черт будет карабкаться в гору на своих двоих. Два километра до будки… — подумал Лодыженко. — Несомненно, он прибежит раньше меня и выведет из строя механизм ворот».
В ушах Лодыженко еще звучало слово «уртакляр», произнесенное чарующим голосом Назиры-хон, а блеск ее открытых волос еще слепил его глаза. Значит, все же пришла, выполнила то, о чем они условились с ней…
Хотя бы уже дрезина скорее подходила к будке. Ему тоже от входа в туннель придется взбираться на гору. Подъемник уже давно сняли. Да и вряд ли действовал бы он теперь, когда преступники выключили все механизмы.
В дрезине стало душно. Мотор кипел и выл, из последних сил поднимаясь на взгорье.
Но вот уже и канал — выемка. Поднявшись во весь рост и наклонившись через борт, Лодыженко увидел бурный поток воды, вырывавшийся из бьефа туннеля. По бетонированному каналу неслись могучие волны, которые чуть было не переливались через края.
«Не перекроет ли еще какой-нибудь злодей воду в распределителе?» — с ужасом подумал он и посмотрел вниз на канал. Длинная полоса воды серебрилась под солнцем, исчезая где-то в дымке марева.
Дрезина остановилась возле подъемника. Дальше узкоколейка спускалась вниз и шла вдоль горы к самому Кампыр-Раватскому ущелью.
Лодыженко, не говоря ни слова мотористу, полез на гору. Он знал, что на верхней линии рабочей узкоколейки остались площадки без вагонеток, на которых рабочие транспортировали материалы от подъемника к контрольному шурфу. Добравшись до узкоколейки, бросился разыскивать одну из таких площадок. Узкоколейка удлиняла путь, но Лодыженко надеялся опередить диверсанта. Он теперь прекрасно понимал, почему тот торопился к контрольному шурфу. Выведя из строя механизм ворот, преступник тем самым полностью разрушил бы всю оросительную систему в Голодной степи. Не было никакой возможности добраться к голове канала раньше, чем вода, нажав на главный распределитель в центре степи, ринется через верх и уничтожит само здание. Тогда вода, как буря, понесется по степи… Он злился на себя за то, что не сразу догадался, какие наставления или приказания давал обеспокоенный Преображенский своему шоферу! Ведь это дело его рук…
Выше туннеля, где находился материальный склад, среди кучи бочек и обрезков Лодыженко обнаружил много площадок. Напрягая все свои силы, он вытащил колеса, поставил их на рельсы и с огромным трудом собрал одну площадку.
Несмазанные оси заскрипели в разъеденных гнездах, но все же площадка послушно двинулась на подъем. Сидя на краю площадки, Лодыженко изо всех сил подталкивал ее ногами. Выбравшись наконец на холмик, он, не притормаживая площадку, ринулся под уклон. Площадка летела с такой скоростью, что у Лодыженко ветром сорвало шляпу, и он лег, чтобы не сбросило и его самого. Площадка по инерции пролетела до половины горы. Но дальше ему снова пришлось подталкивать ее ногами. Он уже хорошо видел и штольню, и будку, и Исенджана. Лодыженко оставалось только спуститься на широкую равнину, на которой предполагали посадить сад… Вот и взгорье — цель его поездки.
Скорее бы, скорее!
Последние метры в гору насилу преодолел.
Шофер Преображенского уже поднимался на взгорье к штольне.
Из сторожевой будки вышел Исенджан. Шофер стал махать ему руками.
Площадка с шумом понеслась в долину. Искры летели из-под ее колес. Лодыженко казалось, что будка вместе со штольней и Исенджаном стремительно летят к нему навстречу. Шофер уже едва тащил ноги, но шагал, падал и снова лез к штольне. Оказавшись на одном уровне с ним, Лодыженко соскочил с площадки, замедлившей ход на бугорке, и напрямик тоже побежал к штольне. От будки, где был телефон, медленно спускался Исенджан к двум начальникам, которые наперебой кричали ему: