Роман межгорья

— Вы, кажется, начинаете насмехаться надо мной? — недовольно спросила Зоя.

— Нисколько, извините, товарищ Гусева. Просто интересная встреча. Погодите: курчавая, поседевшая бородка… Но рассказывайте, пожалуйста.

— Несколько раз он заходил к нам, вызывал Клаву и разговаривал с ней… — заговорила теперь Зоя смелее, забыв о своей картавости, на которую и присутствующие не обращали внимания.

Саид переспросил:

— О родной стороне?

— Да я уж и не знаю, товарищ Мухтаров. Наливайко у нас вообще какая-то хохотушка, разве у нее узнаешь… В этот раз он был в узбекской одежде, в темных очках. «Вы, говорит, доченька…» Так и говорит — доченька! «Работаете вы, мол, на монтаже электрооборудования. Вполне ли вы уверены, что вот эти «целлулоиды» на изоляторах не являются… взрывчаткой, искусно подсунутой вам вредителями?» Я вытаращила на него глаза. Провокатор, думаю… А сама ужаснулась и все, все припоминала.

— Что именно? — уже горячась, поторапливал ее Саид-Али.

— У меня, товарищ начальник, не то чтобы сомнения были в эскизах, но… но…

— Подозрение, — помог ей Абдулла.

— Разумеется. Эскизы правильные. Я сама монтировала линию. Почти все аг…гегаты, — и смутилась. Но на лицах присутствующих она не заметила никаких усмешек. Что это: они не слыхали, как она картаво произнесла, или действительно ничего плохого в этом нет? Хотелось бы знать это. Ведь она говорит со старшим братом Абдуллы! Она еще раз повторила — Аг…гегаты, — но произвела то же впечатление.

Тогда уже смелее, даже забыв о своих колебаниях, продолжала:

— Ручаюсь, что все, как в хороших часах. А он так таинственно предупреждает нас: «Проверьте, говорит»! До трансформатора монтировала эта… сборная бригада, с иностранным монтером… который уже уехал. В нашем цехе я только одна знала язык и часто помогала ему своими переводами. Он также был недоволен тем «целлулоидным» недоразумением. Там нужно было для страховки поставить прокладки. По проекту они будто должны быть из целлулоида. Хотя заверяют, что на них есть какой-то патент иностранной фирмы, монтер обтачивал их осторожно, нюхал. Даже языком лизал… такой чудак. А этот, в очках, даже пригрозил: головы свои положите за эти «целлулоидные прокладки»…

— Молокан! Ну и что же? — встревожился Саид.

— Ничего. Смонтировали и забетонировали их. А оно… может, в самом деле пироксилин?..

— Только в этом трансформаторе?

Зоя пожала плечами. Разве она знает? Она не может ручаться, что в ее цехе эти прокладки смонтированы только под основанием трансформатора. К тому же…

— А что, если он провокатор, а… я ошибаюсь? Действительно, техника иностранная, а того человека я совсем не знаю и по глупости своей бахнула. Я сказала Абдулле, а он сразу к вам потащил. Теперь задержались здесь.

Саид в это время перебирал бусы Тамариной куклы, доставляя ребенку огромное удовольствие. Потом он отдал куклу Тамаре и сказал ей на ушко:

— Тамочка! Иди к тете Марии. Скажи, что ты сейчас папе мешаешь и придешь к нему только спать. А я с этими товарищами поговорю.

Девочка бросила взгляд на «товарищей» и без слов, взяв куклу под мышку, побежала к тете.

Лодыженко приветливо помахал ей вслед рукой.

Девочка оглянулась в дверях, улыбнулась и ушла.

— Так. Очень благодарен вам… Того «провокатора» в темных очках я хорошо знаю. Вот что, товарищ…

— Гусева, — подсказал Абдулла.

— Да. Вы оказали бы нам большую услугу, если бы рассказали об этих подозрениях раньше.

— Я знала, что вы проводили испытание каких-то прокладок в электролаборатории.

В ту же ночь Саид с братом пошли на строительство. Ночью Мухтаров созвал техническое совещание. До зари толковали они о пробном пуске, и, когда уже расходились, Саид отважился внести такое предложение:

— Пробный пуск отложим на полторы декады.

На совещании присутствовал и Щапов. Гоев подошел к Саиду и шепотом напомнил ему:

— Мы же дали обещание контрольной комиссии, что к посевной кампании дадим несколько машин.

— Машины дадим, товарищ Гоев, но я отвечаю и за посевную и за этот завод. Уже ученый! Прошу вас и товарища Щапова остаться после совещания. Абдулла! Ты тоже задержись на минутку.

И четыре человека решили: разобрать «трансформаторную сеть», проверить не только целлулоидные патентованные прокладки, но и весь ее монтаж. И оказалось, что «патентованные прокладки» были ловко подменены взрывчаткой огромной силы. «Испытание» одной такой прокладки на скале Боз-су, находящейся за Ташкентом, при подключении ее к току в 220 вольт разрушило скалу взрывом такой силы, какую дает максимальный патрон с жидким воздухом.

Семнадцать дней на строительстве поочередно дежурили: Гоева сменял Щапов, Щапова — Зоя, Зою — Абдулла, а брата — сам Саид.

Семнадцать дней проверяли всю арматуру. Подключая завод в сеть, главный механик станции вспотел от волнения, держась за рукоятку рубильника дрожащими руками, и все же не осмелился включить его. И снова он стал проверять предохранители.

После этого он подошел к потемневшему Саиду.

— Не могу, — прошептали его высохшие губы.

— Вы все проверили? — спросил его Саид. Главного механика он знал мало, но по его репликам на бюро партколлектива и на последнем техническом совещании понял, что этому человеку вполне можно доверять.

Он не решается включить. А как же иначе? Сюда вложили миллионы, об этом записано в планах перестройки страны, тут посевная кампания подходит, давали гарантии и вдруг… не все проверили. А что, если остался хотя бы один грамм этого проклятого «целлулоида»?

Саид сам подошел к рубильнику. И теперь еще знобит его, когда он вспоминает об этом. Посмотрел на Зою Гусеву, пальцем подозвал ее к себе и не словами, а лишь кивком головы спросил: «Можно?»

— Можно! — сказала студентка, решительно взмахнув головой. Она хорошо знала, что если бы и неуверенно кивнула головой или даже отрицательно покачала, этот твердый, как камень, человек все равно бы уже не остановил своей руки. На оголенной по локоть волосатой руке его вены напряглись, как туго натянутые струны.

Щелкнул рубильник.

Мухтаров от волнения присел на скамью. Главный механик, словно гений машин, стремительно подбежал к распределительной доске, и один за другим защелкали рубильники, задвигались манометры, завыли передачи. Контрольная лампочка зажглась зеленым цветом. В телефонную трубку Саид услыхал голос брата:

— Прекрасно! Гоев уже пустил рабочую линию… прекрасно, Саид-ака!

На восемнадцать дней позже своих товарищей Абдулла и Зоя Гусева ехали в Москву. У них были грамоты от правительства «за советское, честное отношение к своим обязанностям».

VII

Проходят дни под ярким южным солнцем. На колхозных полях в Советской степи зашевелились люди. Теперь они выходят работать в поле раньше, чем это делали когда-то на своих старых участках, — проверяют арычки, готовятся к предпосевному поливу. Им, живущим в новых кишлаках, агрономы напомнили о времени выхода на работу и этим словно оскорбили их. Зачем агрономы говорят это им, старым дехканам, хлопководам? Ведь они столько веков прожили по дедовским обычаям, ходили к джаякам на окучивание, на полив, без агрономов, когда кому в голову взбредет. А когда выходили, то хотели раньше всех выбраться в поле и ощутить наслаждение, глядя, как спешит сосед, злясь на свой сон на свою лень.

Теперь все это внедряется в жизнь, как новый, освященный творческой радостью трудовой обычай, преследующий единственную цель — народное счастье!

Проходят дни, отмирают старые обычаи, а солнце Ферганы приветливо согревает обновленные земли.

Советская степь широка, как человеческая натура. На севере в весеннем тумане купаются вершины гор. По долинам катится туман, скрывающий широкие просторы. Только крыши хлопкоочистительных и маслобойных заводов вырисовываются в белесом море да черные полосы магистрального и участковых каналов. В весенних туманах купается Советская степь.