Роман межгорья

На заводе нет степных просторов, он требует сосредоточенности и приучает к мысли о том, что вот здесь, на этом ограниченном пустынном месте, должна зародиться и расцвести новая жизнь.

Саид не любил проигрывать. Свой «выход из игры» в Советской степи он до сих пор болезненно переживал. На строительстве социалистического завода он не выйдет из игры и не проиграет. Он ждал того дня, когда вся эта махина придет в движение, и малейший ее ролик с каждым градусом своего поворота будет ускорять конечную победу его класса над нищетой — наследием прошлого. Тяжело достается победа, но тем приятнее ощущать ее коммунисту!

Саид почувствовал в себе пламенное вдохновение того времени, когда он по зову партии приехал в Голодную степь и дал клятву приложить все свои силы, чтобы сделать ее иной. И трудящиеся добились своего: теперь это уже не голодная степь, а величественная нива нового Узбекистана, на которой посеяны зерна великого будущего его народа! Может ли теперь тот, кто не был здесь раньше, представить себе, что в недалеком прошлом это была пустынная земля, устрашавшая людей своими голыми безбрежными просторами. Трамвай прорезывает ее от Кзыл-Юрты радиальными линиями. Она готовится в будущем году дать щедрые плоды. Претворяются в жизнь мечты ведущего класса, носителя великой ленинской идеи, нашедшей осуществление и здесь, в Голодной степи.

Ведь Советская степь даст эти плоды лишь тогда, когда ценою огромных усилий будут посеяны и обработаны безграничные поля хлопка.

Посеять! Колхозы, осевшие на этой земле, вот уже второй год довольствовались пока что богарными посевами, и лишь небольшое количество танапов засеяли они хлопком. Земля плодородная, ничего не скажешь, но колхозники пришли сюда с голыми руками. Да и слухи, один чудовищнее другого, порой вселяли в душу страх и безнадежность. Слабовольные, упавшие духом бросали степь и убегали в давно обжитые места, в кишлаки.

Саид знал об этом. Степь надо было оснастить большим количеством машин, создать там совхозы!

Машины! Они нужны, они необходимы!

Вот почему Саид-Али очень часто вспоминал о своем обещании, данном комиссии РКИ. Прошла уже половина января. В начале февраля должно быть закончено все строительство, а еще осталось многое сделать. Он ежедневно подводил итоги, проверял выполнение планов и каждый раз чувствовал себя увереннее.

Планы реальные, хотя и трудноватые.

Прорабов цехов он принимал на месте работ. Собственно, не он их принимал, а они его. Они уже хорошо изучили его и чувствовали в нем своего руководителя. Все знали: если Саид появляется на эстакаде, на лесах или на складе материалов, — это означало, что он уже узнал об аварии и ее причинах. Ему известно о несвоевременной распалубке корпуса и о перерасходе материалов из-за небрежного хранения их на складе. Прорабы это учитывали и остерегались его. Они вели между собой какое-то молчаливое соревнование за чистоту, за аккуратность.

— Я не требую от вас сверхъестественного труда. Я уверен, что у вас достаточно знаний, чтобы хорошо выполнить порученную вам работу. Я требую только небольшого — аккуратности. Пусть ваши доски лежат, как у хорошего продавца товары: пронумерованные, на подставках, пересчитанные. Чтобы я прошелся между бочками с цементом и не запылил ботинок. Чтобы рабочий пришел прямо к указанному номеру материала, обозначенному у него в наряде. Уверяю вас: планы будут перевыполняться! А вот за эти две доски опалубки, через которые я сейчас перешагнул на эстакаде, штрафую вас двумя выходными днями — с опубликованием об этом в заводской печати, — а вы накажите виновных. Вагонетки, обходя эти доски, наталкиваются одна на другую. Если еще не было аварии, так будет.

И он шел дальше.

В январе, когда затихал шум бетономешалок и во дворе опять вырастали горы досок из опалубки, Саиду все меньше и меньше приходилось штрафовать людей. Более семи тысяч строителей, занятых на стройке, поняли значение точности и аккуратности в работе, и теперь уже не было необходимости следить за ними, как прежде. Но Саид появлялся на строительстве даже ночью. Еще вчера, допустим, он встречался с прорабом за пределами завода, может быть, приглашал его к себе домой, разговаривал с ним о литературе, спорил о музыке, угощал натуральным туркменским вином. Сегодня же здесь, на работе, в цехе, он был строгим и требовательным.

В кузнечно-прессовом цехе, который пришлось перестраивать в первые дни появления Саида на Сельмашстрое, теперь успешно проводились монтажные работы.

Девять паровых молотов выстроились вдоль длинной нагревательной печи. Перед агрегатом устанавливали подвижные рольганги-конвейеры, которые будут доставлять к нему металлическую болванку и получать готовую откованную деталь. Сотни механиков, монтажников, инженеров ритмично, прогон за прогоном, как художник штрих за штрихом, заканчивали детали монтажа.

Саид продуманно продвигался от подземной дороги наискось к нагревательным печам. Он не раз спрашивал у Эльясберга, непосредственно руководившего монтажом этих печей, как работает студент Мухтаров.

— Прекрасно! — весело отвечал Эльясберг.

Сегодня Саид встретил здесь и Щапова. Быстро поздоровавшись с ним, он поинтересовался ходом монтажа. Ведь послезавтра собирались дать газ печам. Саид был на газовой станции — там все готово.

— Знаете, Мухтаров, тут дела неважны. Мне кажется, что этим печам мы не дадим газ и через пять дней.

— И через пять дней? — переспросил Саид мрачнея.

— Боюсь, что даже и через десять.

Щапов разговаривал неохотно и вообще был в плохом настроении. Но Саид уже больше и не расспрашивал его. Он обвел взглядом фронт работ, заметил Эльясберга, направлявшегося к нему, и, едва поздоровавшись, напомнил:

— Товарищ Эльясберг, я в последний раз предупреждаю вас, чтобы во время работы не встречали меня и не останавливали кран.

— Там работает ваш брат.

— Студент-практикант за вашу работу не отвечает.

В это время, будто нарочно, разомкнулась цепь, и огромная четырехтонная станина с грохотом упала на свою подставку с двадцатисантиметровой высоты. Толстые болты не попали в свои гнезда, и один, согнувшись, вывернул кусок окаменевшего бетона.

Саид молчал. Он смотрел, как вокруг места аварии бегал его брат, как беспомощный Эльясберг бранил машиниста крана, кричал на рабочих, делая вид, что не замечает Абдуллы, которому поручил эту работу.

Инженер Гоев, отвечавший за монтаж цеха, как из-под земли появился возле молчаливого Мухтарова.

— Поверьте мне, ничего подобного не бывало, — только и успел сказать Гоев. Быстро оценив обстановку, он приказал зацепить станину двумя кранами и согласованными движениями отвести ее в сторону. — Кто такую тяжесть поднимает одним краном? Товарищ Эльясберг, мне ваша помощь больше не нужна. Сегодня же я об этом скажу на бюро партколлектива. А вы… товарищ Мухтаров, поговорите со своим братом. — И здесь же крикнул крановщикам: — Готова! Да, левее… Вниз… Стоп!..

Крановщики не слыхали голоса Гоева, но внимательно следили за его дирижерской рукой. Станина послушно поднялась и, проплыв несколько метров в воздухе, плавно стала на подложенные обрезки дерева.

Эльясберг немного задержался, но делать ему было нечего. Он посмотрел на часы, вспомнил о заведенном Саидом порядке, что, если старший начальник дает приказ оставить работу, подчиненный немедленно должен это исполнить. Эльясберг не посмел нарушить этот порядок.

Саид слыхал, как Гоев что-то приказывал его брату. Увидев, что тот заколебался, подошел к инженеру и посоветовал:

— Мухтаров должен говорить только с вами. Когда управитесь с делами — зайдите ко мне, я буду ждать. Ваш цех отстает с монтажом.

И Саид направился дальше. Стоявший в нескольких шагах от Саида-Али Мухтарова Щапов, задумавшись, молча последовал за ним.

XIII

На заседание бюро партколлектива пригласили и Саида. Входя в комнату бюро, он почувствовал себя неловко, но тотчас же овладел собой. Он знал, что его пригласили сюда по делу. И был рад этому.