Страница 79 из 89
Возможно, это был не самый сильный аргумент при обсуждении моей сомнительной зрелости, но для меня это кое-что значило. Я позволила сильным, всепоглощающим, контролирующим эмоциям вернуться в мою жизнь после многих лет веры в то, что они мертвы и похоронены за тысячи миль под моими ногами. Я впустила другого человека в святилище своего сердца, позволила ему войти в меня и увидеть меня во всех возможных ракурсах — хороших или плохих. Я открылась и поддалась доверию к нему, надеясь на будущее с ним… веря в него.
И это состарило меня. Не в морщинистом, седовласом, с обвисшими сиськами смысле этого слова, а в старом, не столь циничном и мудром смысле этого слова.
Это сделало меня зрелой, это сделало меня взрослой, способной вести взрослые дискуссии.
Теперь я могла бы сидеть за столом для взрослых. Я могла бы вести глубокие, содержательные беседы о политике и религии. Я могла бы сама решить, называть ли это ерундой или увековечивать манипуляции на благо всего общества.
И, чёрт возьми, это была полная чушь.
И я собиралась сказать об этом ему.
— Ошибаешься, — прорычала я. — Ты собираешься привести в движение события, которые нельзя отменить. То, что ты делаешь, ошибка. Ты не можешь править железным кулаком, Матиас — ни своей семьёй, ни своей Колонией. В целом, мы не готовы к периоду подавляющей власти, не говоря уже о злых диктаторах. Это человечество не похоже на предыдущее. В нас осталось достаточно сил и борьбы, чтобы справиться с одним врагом и только с одним врагом. Этого не может быть между друг другом. Мы хрупки, потеряны в боли от потери близких и каждой системы убеждений, которую мы когда-то разделяли. Цивилизация превратилась в руины, и ты не можешь просто врываться сюда и требовать, чтобы люди заменили обломки своих убеждений тобой. Во-первых, ты — зло. Во-вторых, ты, очевидно, не учитываешь их интересы! Человечество никогда не было более хрупким и уязвимым. Как ты смеешь манипулировать нашей свободной волей с помощью своей властной тирании.
Эта патриотическая речь была встречена молчанием. Я почувствовала, как окружающие меня мальчики объединились в непоколебимой солидарности. Они выпрямились, они держали оружие более сосредоточенно, они чувствовали призыв защитить эту хрупкую, неуловимую часть человечества, так же, как и я.
Люди Матиаса хранили молчание, но не потому, что чувствовали, как в них поднимается какой-то великий инстинкт. Нет, они неловко заёрзали и укрепили своё оружие, потому что не были способны думать самостоятельно или находить правду в моих словах.
Они купились на ложь и пропаганду, которую их бесстрашный лидер извергал, как словесную Чёрную чуму.
Взгляд Матиаса неохотно, быстро скользнул с Гейджа на меня на несколько секунд, но затем всё же остановился на мне с разочарованной решимостью.
— Хотя мы можем согласиться с жалким состоянием человечества, когда ты видишь состояние мира хрупким, нуждающимся в исцелении или спасении, я вижу обратное. Мы начали всё сначала. Мы были отправлены обратно к рождению творения, к самым элементарным, первобытным истокам человечества. Мы не страдаем из-за отказа, пытаясь найти себя. Это не колледж, это не кризис среднего возраста. Инфекция была кнопкой сброса. И теперь человечество лежит перед нами как чистый холст, ожидая художника, архитектора, божественного инженера, чтобы создать что-то более существенное, более… устойчивее, чем в последнем раунде неудач. Я ни кем не манипулирую, Риган. Я проектирую более способную планету, которая не просто выживет в эту новую эпоху, но и будет процветать в ней. То, что ты считаешь злом, я вижу как единую гармонию. Я вижу нашу единственную надежду.
— Ты видишь себя. Ты наша единственная надежда, — я пыталась подавить это. Я действительно это сделала… — Оби Ван Кеноби.
Ладно, может быть, я и не смотрела «Терминатора», но квотербек Крис был одержим «Звёздными войнами». Оглядываясь сейчас назад, я как бы чувствую, что у него была фаллическая фиксация на световых мечах, но, возможно, это было просто из-за моей ярости.
Моя отсылка к поп-культуре осталась незамеченной и проигнорированной.
Даже Паркерами.
Какая упущенная возможность.
— Я единственный, у кого достаточно душевной силы, чтобы сделать то, что необходимо.
Теперь он проповедовал. Он действительно верил в эту чушь.
— В то время как остальные из вас хлюпают носом в слезах сожаления и оплакивают прошлое, в то время как вы умираете от руки врага, которого вы отказываетесь даже пытаться понять, в то время как вы хнычете в своей бедности и умираете от голода, я превращаю цивилизацию в большую версию самого себя, большее, лучшее, более существенное творение, чем когда-либо было. Это не выползает из остатков того, чем оно было. Я заставляю это эволюционировать во что-то лучшее, во что-то невероятное. Мы станем обществом, которое не создает таких проблем, как мировой голод или заражение зомби. Мы станем утопией, которая решит эти проблемы; мы станем цивилизацией, которой всегда должны были быть.
— Ты бредишь, — проворчал Вон.
— Я полон решимости, — прорычал Матиас в ответ.
— Но этого недостаточно, — спокойно возразил Хендрикс. — Ты не первый, кто пытается это сделать, и есть вероятность, что ты не будешь последним. Уверен, что ты даже считаешь себя благородным. Ты веришь, что ты чёртово второе пришествие Христа. Ты здесь, чтобы спасти мир, помочь заблудшим и сбитым с толку. Ты ошибаешься. Проблема в тебе. Ты — самое большое препятствие, стоящее на нашем пути. И ты никогда не достигнешь своих целей, просто потому, что ты этого не видишь.
— Нет, он не самая большая проблема, — печально возразил Вон. — Но он всегда будет разочарован. Человечество всегда будет человечеством. Ты не можешь усовершенствовать то, что не способно к совершенству. Ты видишь чистый холст, ожидающий чего-то, что оживит бумагу именно так, как этого хочет художник. Но человечество никогда не было пустым, и они никогда не склонятся перед твоей кистью. Мы, по сути своей, несовершенны и подвержены ошибкам. Да, в нас есть великие произведения, и мы способны на огромное добро. Но в нас также есть эгоистичные, жадные, аморальные стороны, которые будут продолжать портить и пятнать наши решения и действия, пока никого из нас не останется. Я не говорю, что мы не можем перестроиться с лучшей, более благодарной, более осторожной версией самих себя. Но утопия — это ошибочный, нереалистичный взгляд на будущее. Это недостижимо. Совершенное общество не может существовать там, где нет совершенства. Хорошее сообщество, которое совершает добрые дела и стремится быть хорошим для человечества, может абсолютно процветать даже в самых суровых условиях. Но ты требуешь от нас слишком многого. И ты никогда не увидишь, как твоё видение воплотится в жизнь.
— Ты потерпел неудачу ещё до того, как начал, — печально закончил Гейдж. — Но ты собираешься наказывать каждого, кто попытается доказать тебе это.
Матиас сделал ещё один шаг вперёд, приставив дуло пистолета к непоколебимому лбу Гейджа.
— Я никогда не говорил, что это не обойдётся без жертв. Но они всегда будут для большего блага.
Дрожь предчувствия обречённости и мрака скользнула по моему телу, и я осмелилась снова взглянуть на Кейна, осмелилась признать, что это было то, частью чего он был, чему он добровольно отдал свою жизнь.
Неудивительно, что Тайлер воспользовалась своим первым же шансом сбежать.
Одно дело бороться зубами и ногтями, чтобы выжить против голодных Пожирателей и природных стихий, которые могли быть столь же опасными. Совсем другое дело жить с сумасшедшими. А Матиас Аллен был настолько не в своём уме со своими дурацкими убеждениями, что мог бы просто достичь всех этих глупых целей. Или, по крайней мере, смягчить их версии, оставив за собой кровавый след и мёртвые тела.
— Матиас, убери свой пистолет от моего лица, — прохрипел Гейдж. — Я не имею никакого отношения к твоему высшему благу или к тому как твоя дочь пришла сюда. Но я сам убью тебя, прежде чем позволю тебе вернуть её в этот твой больной, льстивый культ.