Неправильная пчела

– Ох, и жару нам задала эта соплячка, – не ответив на вопрос, злобно и устало сказал Толстых своему коллеге, – весь район обежали, как цуцики. Террориста никакого не нашли, теперь будет нам всем люлей. Взрывное устройство, кстати, было кустарное, но наши так не делают. Какой-то гастролер.

– Все соседние районы подымут, – кивнул Купцов, – но это не страшно. Учти, если бы не эта соплячка, то были бы жертвы, и тогда точно кому-то не носить фуражек

– Денег? – очнулся Толстых, до ушей которого вопросы долетали с опозданием, – шесть что ли миллионов.

– Деньги надо вернуть, – сказал Купцов.

– С чего? – спросил Толстых.

– Ты их хочешь к делу пришить? И как ты их пришьешь? Банда с участием малолеток, а расплатились с детьми на Остужевском рынке.

– Я вижу, что непростая племянница у тебя, – хмыкнул Толстых.

– Не простая. Она с группировкой на районе связана, и если ее сейчас задержат, мы крупную рыбу упустим, – раскрывал все карты Купцов.

– Неужели сам Шмурдяк ее под крыло взял? И зачем?

– А ты не понял? К девке деньги липнут, любые. Она любые замки открывает, карты насквозь видит, она чувствует взрывчатку. Ты знаешь, с кем она в паре работает? С Берестом. Они общелкали уже всю округу.

– Покер? – удивился Толстых.

– Любые азартные.

– Чего ж не убежала из кабинета моего, раз такая шустрая? – все еще не верил Толстых, – наручники сняла.

– Во-первых, ей нужны ее деньги, во-вторых, ей надо, чтобы ее имя никак не связывали со взрывом. В-третьих, она Шмурдяка боится больше, чем тебя. Жалеет, что узнала как-то о взрывчатке да и ляпнула потенциальной жертве.

– Может, и зря ляпнула, – задумчиво сказал Толстых.

– Поумнеет потом, – цинично ответил Купцов.

Глубокой ночью Купцов привез Глину к ее бабушке. Девчонка мирно спала на заднем сиденье милицейского УАЗИка, подложив под голову рюкзак с деньгами. Купцов всю дорогу думал о том, что если бы у него была такая дочь? Он видел, как из маленького запуганного зверька Глина постепенно превращается в озлобленную суку, которая скоро может стать во главе стаи. Что за мутация проходила в душе этого подростка? Она была без сомнения одарена странным и необычным свойством, но живя в мире, где был провозглашен культ денег и право сильного было решать, кому жить и жрать, а кого пускать в расход, этому дару не было другого применения, кроме криминального. Купцов понимал, что всех беспризорников не усыновишь, а всем голодным не дашь миску похлебки. Но именно к этой девчонке он испытывал жалость и почти отцовское сочувствие. Возможно потому, что Глина была в сущности ещё ребенком. Ее сверстницы без колебаний садились в дорогие автомобили местной братвы, тусили в барах и ночных клубах. Купцов знал, что заработанные деньги Глина несет бабке с дедом, а родители словно отказались от нее. Он знал, что вскоре Глина повзрослеет и окончательно скурвится.

Размышляя так, Купцов понимал, что он не сможет взять на себя ответственность – шефство над Глиной. Разве такое возможно: ни с того, ни с сего привести в дом эту озлобленную, огрызающуюся и врущую напропалую девчонку. Да, у него не было детей, но о таком подарке его жена точно не мечтала. Это не чудо с косичками и лукошком смородины с открытки В. Зарубина. Здесь жену ждала не радость материнства, а тяжкий труд, который может пропасть втуне. Да и разве при живых родителях кто-то разрешит ему оформить опеку над Глиной? Да разве сама девчонка пойдет к нему жить?

Хотя Купцов чувствовал: Глина пойдет, и она бы здорово помогла бы ему в работе, и ее талант точно бы пригодился. И из нее еще можно было сделать нормального человека, ведь что-то заставило ее вздрогнуть от ужаса при мысли, что от взрыва погибнет толстосум-депутат, его водитель, а может, и прохожие рядом. Значит, червоточина в ее сердце не так глубока?

Так размышляя, следователь и не заметил, как младший лейтенант привез их с Глиной к низенькому домику на Песчановке.

В окне горел свет, отбрасывая узкий лучик на улицу, а в палисаднике торчали мальвы, еще не тронутые осенним холодом. Они как безмолвные стражи наблюдали за обстановкой неспокойного района. Ни единого фонаря на улице, ни одного прохожего. Остатки асфальта покрыты лужами, у забора на полусгнившей скамье сидел толстый кот, сощурившийся от яркого света фар.

На автомобильный гудок вышла из дома охающая бабка Надя, закутанной в синий платок-полушалок, сохранившейся от прежней эпохи застоя и стабильности. Купцов сообщил старухе, что Глина помогла раскрыть преступление, и потому ее ругать дома не за что. Купцов и не кривил душой. В протоколе записали, что девочка увидела, как незнакомый мужчина в черной куртке и надвинутой на глаза кепке сначала ходил вокруг да около, а затем быстрыми шагами стал удаляться от автомобиля депутата и замдиректора авиазавода Васильева. Бдительный подросток посчитала, что готовится террористический акт, о признаках которого ей говорили в школе на уроках ОБЖ и поспешила сообщить об увиденном.

Глина, зевая, поплелась в свою комнату, помахав на пороге ладошкой Купцову, и он ощутил укол совести.

К слову, депутат Васильев и пальцем не пошевелил, чтобы отблагодарить подростка за свое спасение, но этого в протоколе не записали.

***

Лена заставила Глину опустить кисти рук в мыльную горячую воду.

– Надо кожу распарить хорошенько, – говорила Лена с видом знатока процесса, – тогда и кутикулу срезать будет легче. Руки у тебя неухоженные, запущенные, как у динозавра.

– Лапишшы, – засмеялась Глина, и Лена укоризненно покивала.

Глина впервые делала маникюр, но когда-то же надо начинать! Семнадцать лет, почти невеста.

– Ой, – сказала Лена и поковыряла ногтем ладонь подруги, – какое-то черное пятнышко, не смывается.

Она поднесла ладонь Глины к лицу и всмотрелась. Глина насупилась.

– Родинка, наверное, – сказала она нехотя.

– Разве на ладони бывают родинки? – удивилась Лена, – выглядит странно, как жопа червяка, словно торчит из ладони. Может, грибок какой-то?

– Иди ты нафиг, напугала.

Глина вытащила мокрые руки из пластиковой ванночки, вытерла их и ушла из кухни, оставив Лену размышлять об увиденном. В комнате она достала маленькую белую бусинку из шкатулки на полке и проглотила ее. Через пару минут пятнышко, похожее на заднюю часть червяка исчезло. Глупая, глупая Глина! Столько слушать страшных историй чужих вещей и никак не лечить себя!

– Ну, давай уже, вода остывает! – крикнула Лена из кухни, и Глина вернулась к ней, – во, уже и нет ничего, что это было?

– Краска какая-то, типа мебельного старого лака, – отмахнулась Глина.

Лена взяла ножнички с закругленными концами и ловко стала отрезать кутикулу с ногтей, прижимая двумя пальцами каждый палец Глины к ладони.

– Я слышала, как Женька Самсонов сказал Игорю, ну тому, из железнодорожного техникума, что он с тобой целовался, – сказала Лена, хитро улыбаясь.

– Врет, – безразлично ответила Глина.

– Разве вы с ним не ходите? – выпытывала Лена, чтобы сочинить потом для подружек подходящую сплетню с примесью правды.

– Нет, – односложно сказала Глина.

– А … – протянула Лена, недовольная неразговорчивостью бывшей одноклассницы, – а я вот с Эдиком встречаюсь, ну, который с Переезда. Не тот, который рыжий такой, с Донбасской, а который с магнитофоном «Сони» ходит.

– Ну, круто, – сказала Глина, чтобы хоть что-то ответить.

– А тебе кто-нибудь из пацанов нравится? – допытывалась Лена.

– Да, Виктор Цой, – простодушно ответила Глина, а Лена засмеялась и хлопнула ее по руке.

В этот момент в окно постучали, Глина приподнялась на табурете и улыбнулась, узнав кого-то из-за занавески. Она вытерла мокрые руки и вышла из дома, остановившись за калиткой. Лена прильнула к окну, старая рассохшаяся деревянная рама пропускала звуки и запахи улицы.

– Чо надо? – неласково спросила Глина высокого брюнета, но тот не ответил, а наклонился и поцеловал ее в губы.