Страница 2 из 61
современным уровнем развития индивидуальной психологии.
Д-р Альфред Адлер,
профессор Колумбийского университета
Нью-Йорк, март 1930 г.
– 6 –
ИНДИВИДУАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ,
ЕЕ ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ И РЕЗУЛЬТАТЫ*
Обзор большинства психологических учений демонстрирует своеобразное ограничение, когда
речь заходит об области исследования и средстве познания. Создается впечатление, что из этой сферы с
глубоким умыслом исключаются опыт и знания человека и подвергается сомнению ценность
художественного, творческого познания, угадывания и интуиции. Если некоторые психологи-экспериментаторы наблюдают или вызывают феномены, чтобы сделать вывод о способах реагирования, то есть в сущности занимаются физиологией душевной жизни, то другие упорядочивают все формы
выражения и проявления в традиционные или мало измененные системы. При этом они, разумеется, вновь обнаруживают в отдельных актах те же зависимости и связи, которые уже заранее были
привнесены ими в схемы души.
Порой же из незначительных отдельных проявлений физиологического характера они пытаются
воссоздать душевные состояния и мысли, отождествляя одно с другим. Такие исследователи считают
достоинством своей психологической концепции то, что из нее якобы исключено субъективное мышление и вчувствование самого исследователя (а на самом деле они целиком пронизывают его теорию).
Методика этих направлений, как начальная школа человеческого духа, напоминает ныне
устаревшую естественную науку с ее закостенелыми системами, которые сегодня в основном заменены
воззрениями, стремящимися осмыслить жизнь и ее проявления в их взаимосвязях, причем осмыслить с
точки зрения биологической, философской и психологической. Та-
* Впервые опубликовано в: Scientia, В. 16,1914, S. 74—87.
– 7 –
кая же тенденция свойственна и подходу, который я назвал “сравнительной индивидуальной
психологией” . Представители этого подхода стремятся из отдельных жизненных проявлений и форм
выражения получить картину целостной личности, предполагая целостность индивидуальности. При
этом отдельные черты сравниваются друг с другом, выводится их общая направленность, и они
собираются в один обобщенный портрет*.
Возможно, этот способ рассмотрения душевной жизни человека покажется совершенно
необычным или довольно дерзким. Помимо других направлений, он отчетливо проявляется в
концепциях детской психологии. Но прежде всего таким образом можно представить сущность и труд
человека искусства — художника, скульптора, композитора и особенно писателя. По самым
незначительным деталям его произведений наблюдатель способен распознать основные черты
личности, его жизненный стиль.
Когда я спешу домой, наблюдатель видит мою походку, осанку, выражение лица, движения и
жесты, которые обычно можно ожидать от человека, возвращающегося домой**. Причем без учета
рефлексов и какой-либо каузальности. Более того, мои рефлексы могут быть совсем другими, а
причины могут варьировать. Направление, в котором человек следует, — вот что можно понять
психологически и что нас прежде всего и едва ли не исключительно интересует в практическом и
психологическом отношении.
Далее: если я знаю цель человека, то я приблизительно знаю, что произойдет. И тогда я могу
упорядочить и каждый из следующих друг за другом актов, увидеть их во взаимосвязи и постоянно
корректировать или приспосабливать свое неточное знание контекста. Пока я знаю только причины и, соответственно, только рефлексы и время реакции, возможности органов чувств и т. п., мне ничего не
известно о том, что происходит в душе данного человека.
* К аналогичным результатам, но иными путями пришел Вильям Штерн.
** От знатока не ускользнет, что подобный подход, по существу, использует лишь гештальт-психология.
– 8 –
К этому надо добавить, что и сам исследуемый не знал бы, чего хочет, если бы он не был
ориентирован на цель. До тех пор, пока нам неизвестна линия его жизни, определенная целью, вся
система его рефлексов вместе со всеми причинными условиями не может гарантировать последующую
серию его движений: они соответствовали бы любому из возможных душевных побуждений. Наиболее
отчетливо этот недостаток можно понять на примере экспериментов с ассоциациями. Я никогда бы не
подумал про одного мужчину, испытавшего тяжелое разочарование, что слово “дерево” вызовет у него
ассоциацию с “веревкой”. Но если я знаю его цель — самоубийство, то буду с уверенностью ожидать
подобную последовательность мыслей, причем настолько определенно, что постараюсь убрать от него
нож, яд и огнестрельное оружие. Только в выводах, которые делает человек, проявляется его
индивидуальность, его апперцептивная схема.
Если посмотреть внимательнее, то можно обнаружить следующую закономерность, характерную
для любого душевного события: мы не способны думать, чувствовать, желать, действовать, не имея
перед собой цели. Ведь живому организму недостаточно причинности, чтобы преодолеть хаос будущего
и устранить бесплановость, жертвой которой мы стали бы. Всякое деяние осталось бы на стадии
безразборного ощупывания, экономия душевной жизни оказалась бы недостижимой: без целостности и
личной потребности мы сравнялись бы с существом ранга амебы. Только неживое подчиняется
очевидной каузальности. Но жизнь — это долженствование.
Нет сомнений в том, что предположение о целевой установке в значительной мере соответствует
требованиям действительности. В отношении отдельного, вырванного из контекста феномена тоже, пожалуй, нет никаких сомнений. Подтверждение этому привести очень легко. Достаточно с позиций
этой гипотезы посмотреть на попытки ходить, которые предпринимает маленький ребенок или
роженица. От того же, кто пытается подходить к вещам без гипотез, чаще всего укрывается более
глубокий смысл. Прежде чем делается первый шаг, уже имеется цель движения, которая отражается в
каждом отдельном акте.
– 9 –
Таким образом, можно обнаружить, что все душевные движения получают свое направление
благодаря ранее поставленной цели. Но все эти преходящие, осязаемые цели после кратковременного
периода стабильности в психическом развитии ребенка оказываются подчинены фиктивным конечным
целям, понимаемым или ощущаемым как fix-финал. Другими словами, душевная жизнь человека, словно созданный хорошим драматургом персонаж, устремляется к своему У-акту.
Этот логически безупречный вывод индивидуальной психологии подводит нас к одному важному
тезису: любое душевное явление, если оно должно помочь нам понять человека, может быть осмыслено
и понято лишь как движение к цели. Конечная цель у каждого возникает осознанно или неосознанно, но
ее значение всегда неизвестно.
В какой мере эта точка зрения способствует нашему психологическому пониманию, проявляется
прежде всего тогда, когда нам становится понятной неоднозначность вырванных из контекста
душевных процессов. Представим себе человека с плохой памятью. Предположим, что он осознал это
обстоятельство, а проверка выявила низкую способность запоминания бессмысленных слогов. В
соответствии с прежней традицией психологии мы должны были бы сделать заключение: мужчина
страдает врожденным или возникшим из-за болезни недостатком способности запоминать. Заметим, однако, что при подобном исследовании обычно делают вывод, который уже выражен в предположении, например, таком: если у кого-то плохая память (или кто-то запоминает всего несколько слогов), то он