Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 13

Осматривая одну из лощин, которая тянулась от самой линии границы, он заметил идущего человека. Анатолий протер стекла и снова поднес бинокль к глазам. Сомнений не оставалось...

— Сообщи на заставу, — бросил он Зиновьеву, — у первой тропы обнаружен неизвестный. Движется в наш тыл.

И пока Зиновьев докладывал на заставу, Жидков неотступно следил за неизвестным, который быстро удалялся от границы.

С заставы последовал приказ: «Немедленно идти на задержание. В помощь выезжает группа».

Гимнастерка прилипла к телу. Бежать становилось все труднее и труднее. На бегу Жидков сбросил гимнастерку, панаму, секундная остановка — и он уже бежит босиком. Острые камни, комочки впиваются в ноги. Но боли Жидков не чувствует. «Догнать и задержать нарушителя!» — вот чем жила каждая клеточка его организма.

...Так друзья-пограничники ефрейтор Жидков и рядовой Зиновьев задержали еще одного нарушителя границы.

Становление

Письма приходили и раньше. Но это, которое Иван держал в руках, было написано незнакомым почерком. Взглянув на обратный адрес, Иван увидел, что письмо от соседа Алексея Матвеевича Малькова. Солдат забеспокоился: «Уж не случилось ли что-нибудь дома?». Прочитал письмо, успокоился: «Дома все в порядке.» Но письмо все-таки его взволновало.

Алексей Матвеевич писал:

«...Вот я и дождался, когда ты стал солдатом. Думаю, что не забыл ты наши беседы и служишь исправно, как и положено комсомольцу. Пиши. Не забывай старика...»

Иван улыбнулся: «Не забывай старика...» Как же забудешь старого солдата, инвалида войны, сделавшего столько хорошего для него. Рос и воспитывался Иван у своего деда. Рано пришлось ему познать радость трудовой копейки. Работал смазчиком, слесарем, выучился и стал шофером. Вот тут-то и появилась «веселая компания».

Алексей Матвеевич встретил его однажды во дворе и сказал:

— Ты бы, Ваня, зашел ко мне как-нибудь. Дело есть.

Вечером Иван заглянул к соседу и удивился: там сидели ребята из соседних квартир и внимательно слушали рассказ Алексея Матвеевича. На шум открываемой двери все обернулись.

— A-а, Ваня, пришел. Это хорошо. Садись, послушай. Да-а... Так вот, это случилось ночью. Пошли мы в разведку. Темно, хоть глаз выколи. Ползком, где перебежками приближаемся к переднему краю. Вдруг — взрывы: один, другой... Так и есть — на минное поле напоролись... Вот так меня и ранило. Потом госпиталь, ампутировали обе ступни...

После этого вечера Иван частенько стал забегать на «огонек» к Алексею Матвеевичу. Иногда оставался у него ночевать. Интересно было слушать и о войне, и о борьбе с басмачеством. У Алексея Матвеевича для всех были открыты двери. Особенно для ребят призывного возраста. Он их и в армию провожал, и журил в письмах по-отцовски. А те писали ему со всех концов страны, делились своими успехами. Он был их совестью. В разговоре часто можно было услышать: «Так сказал Алексей Матвеевич». И после этого все соглашались. Авторитет Алексея Матвеевича был непререкаем.

И вот теперь Алексей Матвеевич писал:

«...Ты, Ваня, постарайся... Чтоб все было как положено, по чести... Пиши...»

А что писать? Может быть, за все эти несколько месяцев, которые он служит в армии, Иван впервые серьезно подумал о своем поведении. И со службой у него не особенно ладилось. Взять хотя бы последний случай: ни с того ни с сего нагрубил сержанту, а потом краснел перед командиром взвода.





Ко всем этим неприятностям прибавилась еще одна: его, опытного шофера, и вдруг назначили на машину-водовозку. Еще не хватало! Иван обиделся и поэтому дерзил всем подряд. Но это длилось только до первого выезда на заставу. Он понял, что здесь, в пустыне, вода — все. Выходит, к примеру, наряд на границу, и у каждого пограничника фляга с водой. Потому что там, куда они идут, невыносимая жара, раскаленные пески и на десятки километров вокруг ни одного колодца. Вот почему здесь ценят каждую каплю воды, а должность водовоза считается почетной и ответственной.

Возвратился Иван после этого рейса повеселевший и вечером сел писать ответ Алексею Матвеевичу.

Однажды Иван возглавлял колонну из трех машин. Поднялся сильный ветер. Тучи песка и пыли бросал он в стекла машин, насыпал на дороге целые барханы. Вести машину становилось все труднее и труднее. Да тут еще у его машины порвало шпильки на диске заднего колеса. Ждать помощи неоткуда. Единственный выход — оставить машину с водителем здесь, а двоим добираться до заставы и оттуда сообщить в подразделение. Так и решили. Оставили друзья Ивану консервы, сигареты и двинулись. Дело было к вечеру. А помощь пришла только утром.

Так в борьбе с трудностями росло и крепло мастерство шофера Ивана Юркина. И теперь, пожалуй, если бы даже ему предложили перейти на другую машину, он ни за что не согласился бы.

Прошел год. Появились у Ивана первые благодарности. За отличные успехи в боевой и политической подготовке командир части предоставил ему отпуск на родину. Побывал он у деда, заглянул, конечно, и к Алексею Матвеевичу. Радость была взаимной. В этот вечер у старого солдата долго не гас свет в окнах.

В конце беседы Алексей Матвеевич подошел к книжной полке, отобрал стопку книг и, подавая Ивану, сказал:

— Возьми, читай! На память тебе и твоим друзьям на границе. — Потом, помолчав, добавил: — Помни, Иван, к службе нужно относиться ревностно. Не жалеть себя...

Расстались они тепло. И голос старого солдата звучал всякий раз, когда Иван встречался с трудностями. А их на границе было немало. Но рядовой Иван Юркин был всегда в числе передовых бойцов. Заблестел на груди знак «Отличник Советской Армии», а рядом — голубой знак с цифрой «2». Классность.

...Сейчас Иван готовит себе достойную смену. Осенью уходить ему в запас. Школу жизни, которую он прошел здесь, на границе, конечно, не забудет никогда. Не забудет он и того, кто первым наставил его на правильный путь, человека, который стал ему близким и дорогим, старого солдата, майора в отставке Алексея Матвеевича Малькова, письма от которого он получает и сейчас.

В обычный день[2]

Нелегка жизнь чабанская. В любую погоду пастухи с отарами под открытым небом. Постоянные перегоны животных в поисках сочных пастбищ не позволяют устраивать стационарное жилье. Походная палатка, две-три кошмы, необходимый запас еды, одежды — вот, пожалуй, и все нехитрые чабанские пожитки. Ишак и крупные овчарки — постоянные спутники чабанов. И эти животные не зря едят хлеб. Ишак незаменим при больших перегонах — основные грузы взваливают на него, а собаки помогают охранять отары.

А охранять здесь есть от кого. Почти каждую ночь доносятся истошные крики шакалов, вой голодных волков. Иногда окрестность оглашает рев барса. В такие моменты даже видавшие виды волкодавы поджимают хвосты и, поскуливая, прижимаются к хозяевам. Страшен барс и человеку. Не зря чабаны всегда держат ружья заряженными картечью.

Если говорить откровенно, то незнакомого человека в этих местах надо опасаться больше зверя — рядом граница. Только стоит подняться на вершину высокого холма, и простым глазом можно увидеть чужие селения. Там течет своя жизнь, там свои порядки и законы.

Только вчера Нуры Чарыева навещал начальник заставы Кузьма Николаевич Коньков. Капитан попил чаю, поговорил о том, о сем и пошел проведать Язы Италмазова. Язы пасет недалеко от отары Чарыева. Нуры знал, что навестит капитан и тракториста Джумаклыча Якшигельдыева, который за ближним холмом выкачивает из кяриза — колодца — для животных воду.

Служба у начальника заставы такая, беспокойная. Придет вроде бы развеять людям скуку, а ведь Нуры знает, что его интересует другое — все ли нормально в пограничной полосе: не заметили ли чабаны подозрительные следы, не проходил ли здесь кто из посторонних. Напрасно беспокоится капитан. Дружба животноводов с пограничниками верная. И если что случится, чабаны не подведут. Только вот уже много лет Нуры не представляется возможность показать себя перед этими замечательными людьми в зеленых фуражках. Видимо, здесь такой уж участок, тихий, спокойный.

2

Очерк написан совместно с писателем Н. Даниловым.