Страница 32 из 97
23
То, что Император назначил аудиенцию мне одному, без отца, говорило о многом. И обещало многое. Ради этой чести стоило битый час торчать в императорской приемной. Надеюсь, сюрпризов не будет… Впрочем, я прекрасно понимал, чего от меня ждали — благодарности. Она, без сомнения, будет. В том объеме, в котором понадобится. Главное — не сделать ошибку. Император капризен. Порой раздражителен настолько, что все расположение можно загубить одним неверным словом. Если бы знать, что она сделала?.. Что сказала? Чем все испортила? Мы еще не связаны, но в глазах Императора я уже был ответственен за ее ошибки. И сколько их будет еще?
Когда открылись гербовые двери, я увидел де Во. Императорская рука, тень, порой, разум и язык. Он мог быть опаснее Императора, и единственный, кто имел на него влияние — его жена. Говорят, когда-то он отказался от мантии Великого Сенатора, впервые в истории, но приобрел несравнимо. Порой де Во значил больше, чем Великий Сенатор Пион, императорский кузен. Мой дед винил де Во в смерти своей дочери, тетки Вереи, которую я никогда не знал, но отец не разделял это мнение. Впрочем, мой отец всегда чуял выгоду. И было выгодно не разделять.
Я поклонился:
— Ваше сиятельство.
Де Во едва заметно кивнул, окинул меня цепким взглядом:
— Его величество в добром расположении и ожидает вас.
Я вновь поклонился. Что ж… когда все свершится, я смогу приветствовать де Во, как равный.
Император Пирам принимал в кабинете. Меня впервые допустили сюда, и это тоже о многом говорило. Впрочем, этот кабинет мало чем отличался от кабинета моего отца, разве что душил обилием багровых портьер. Но любовь его величества к темным углам была общеизвестна. Поговаривали, что у этой склонности есть вполне практичное обоснование, потому что портьеры имели прекрасное свойство скрывать то, что не должно быть на виду. Или того…
Я поклонился у двери, ожидая, когда мне позволят подняться. Но Император тянул — любил согнутые спины. Тоже общеизвестный факт. Оставалось лишь терпеть и радоваться, что я еще не старик. Моему отцу эти упражнения уже давались с большим трудом.
— Поднимитесь, Тенал. Вы можете подойти.
Я поспешил выполнить приказ. Остановился перед длинным каменным столом. Замер в ожидании, когда мне будет позволено говорить. Темные углы, согнутые спины и чрезмерные благодарности — вот на чем часто держалось императорское благоволение.
Он поерзал в кресле:
— Когда мы видели вас в последний раз?
— Полгода назад, ваше величество, когда вы давали аудиенцию моему отцу в зале Имперской Славы.
— Теперь вы один… в нашем кабинете…
Это было сигналом. Я вновь поклонился:
— Моя благодарность за оказанную честь не знает границ, ваше величество. Ваше доверие — самая ценная награда. Я искренне надеюсь, что сумею оправдать высокие ожидания моего Императора.
Старик улыбнулся — это было добрым знаком.
— Полагаю, ваш отец посветил вас во все подробности?
— Можете не сомневаться, ваше величество. Мой отец в точности выполнил ваш приказ.
Император побарабанил пальцами по подлокотникам кресла:
— Что ж, прекрасно. Мы всегда знали, что можем полагаться на вашего отца. Вы же вобрали его лучшие качества. Можем ли мы полагаться на вас?
Я снова поклонился:
— Всенепременно, ваше величество.
— Мы очень хотим не ошибиться в вас, Тенал…
— Этого не случится, ваше величество.
Мне казалось, что он вкладывал в эти последние слова нечто большее. Но об этом пока рано… слишком рано.
Император расслабленно откинулся на спинку кресла:
— Итак, как вы находите наш выбор?
— Выбор безупречен, ваше величество.
— Ее безродность компенсируется ее редкой красотой. — Император покрутил кистью, выражая жестом неуверенность: — Насколько возможно компенсировать безродность, конечно. И если с внешней стороны выбор хорош, то вам придется приложить немало усилий, чтобы превратить эту девицу в нечто, достойное наших глаз. Мы уже успели убедиться, что у нее дурной нрав.
Мне оставалось только молчать и принимать вину на себя. И кланяться, разумеется. Старика не волновало, что я еще не имею ко всему этому никакого отношения, что это его выбор, не мой. Но он уже перекладывал на меня ответственность, как на законного мужа.
— Я сделаю все, зависящее от меня, ваше величество.
— Уж, сделайте. У вас развязаны руки, — он многозначительно повел глазами. — Во всем этом деле нам важен скорейший результат. Во всех смыслах, Тенал. Скорейший! Вы услышали нас? И нас совершенно не волнует, как вы его добьетесь. И какими методами. И капризы самой девицы нас, естественно, тоже не интересуют. Она должна дать новой династии наследника. Впоследствии, разумеется, не одного.
Мне оставалось лишь бесконечно кивать.
— Бракосочетание назначено через неделю. За это время вам надлежит найти подходящее место, куда вы перевезете свою жену. И вы должны помнить о полнейшей тайне до момента оглашения нового высокого дома. В круг посвященных входит лишь ваш отец и герцог де Во.
Я снова поклонился:
— Вы не пожалеете о своем выборе, ваше величество.
Император кольнул меня цепким взглядом:
— Мы очень на это надеемся. Вы свободны, Тенал.
Я, наконец, вышел, чувствуя какой-то неприятный гнетущий осадок. Не мог отделаться от ощущения, что меня посадили в клетку, и с лязгом опустили засов. Как на Кольерских боях.
Я пересек приемную, но столкнулся в дверях с Опиром Мателлином, главой дома. Его узкое лицо вытянулось, при взгляде на меня, пораженный параличом правый глаз остекленело уставился. Этот глаз мне всегда напоминал рыбий. Светлый, выпуклый, неподвижный. Но мне оставалось только приветствовать и кланяться:
— Ваше сиятельство…
Тот скривился:
— Рэй Тенал… Значит, ваш отец все еще у Императора…
Перспектива ждать в приемной его не радовала, это выражалось в каждой нервной ужимке.
Я выпрямился, поднял голову:
— Я уже вышел, ваше сиятельство. Император — один.
Лицо Мателлина вытянулось еще больше:
— Личная аудиенция? У вас? За что такие почести?
— Спросите у его величества, ваше сиятельство. Быть может, Император сочтет возможным удовлетворить ваше любопытство. Мое почтение.
Я вновь поклонился и покинул приемную. Скверная встреча. Мателлин любопытен. Но любопытство его сиятельства было вовсе не тем предметом, о котором сейчас стоило думать.