Слияние

– Можно личные дела и предварительный отчёт комиссии в мой кабинет? – выходя, небрежно бросаю через плечо умывшейся своей кровью очередной жертве личной бестактности.

Сижу задумавшись за своим столом, свернув просмотренные файлы. Привычно катаю по пластику оплавленный кусочек металла – тот самый осколок, что извлекли из моей черепушки. Так сказать, сувенир на память. Да чтоб его…

Было попытался накидать план действий, но известных фактов кот наплакал. При том, весьма неэмоциональный такой котик. Всё остальное, к сожалению, из области предположений и догадок. В условии адмиральской задачи только пятеро свихнувшихся пилотов, прошедших когда-то строжайший отбор, да голограммы их поехавших мозгов. Трогаю небольшой шрам на затылке – причину списания на планеты. Последние голограммы чужих мозгов до боли напоминают мою собственную трёхлетней давности, пускай, не такую обширную и вызванную понятным всем ударом осколка, пробившего борт и на излёте проломившего череп. В тот раз меня до базы дотянула Марго. И это был наш последний совместный полёт. Пока я валялся по лазаретам, проходил восстановительную терапию, получал отрицательное заключение военно-врачебной комиссии, мой истребитель передали новому «кентавру». Ничего личного – всего лишь обороноспособность Земли.

Смотрю на лица незнакомых пилотов… Проклятье! А перед глазами мои ребята с комэском. Давнее чувство утраты. Тоска, в последнее время лишь иногда ворочавшаяся где-то в тёмных глубинах души, подобно огромному киту всплывает на поверхность сознания, подставляя лоснящиеся бока лучам догорающего солнца. Эх! Тяжёлые боевые будни, совместные посиделки в кают-компании, развесёлые потасовки в кабаках космобаз… Прошлое предстаёт калейдоскопом перекатывающихся эпизодов, расцвеченных слияниями с искусственным интеллектом моего истребителя. Смешливый Ван, начитанный интеллектуал Ганс, могучий Лом, прямой и дерзкий комэск Исса. Они сейчас смотрят на меня глазами живых парней с «Бони».

Сгоревший в плазменном шаре Ван… Схлопнувшийся в гравитационной линзе Ганс… Выброшенный из развороченного истребителя и задохнувшийся в пустоте Лом… Успевший напоследок крикнуть: «Будем жить!» – перед тараном рубки тяжёлого крейсера Исса…

Как мой покалеченный истребитель с полумёртвым пилотом дотянул до базы осталось загадкой для всех… Кроме меня. Очнулся я уже в больничке. А эскадра в том бою понесла минимальные потери, избежав полного разгрома только благодаря потере всех «кентавров»…

Сидящий напротив выглядит неважнецки. Даниил Соболев – хирург с двадцатилетним стажем медицинского Центра подготовки пилотов, несколько тысяч успешно проведённых операций, отличный специалист, в багаже с десяток монографий по нейрофизиологии взаимодействия неокортекса с искусственным интеллектом. Таких специалистов на Земле единицы.

Я, не имея чёткого представления о причинах происшествия с «кентаврами» с «Бони» – ласковое прозвище на флоте корабля-носителя – первым делом систематизировал информацию по медперсоналу, оперировавшему неудачливых пилотов. Прочитав и просмотрев материалы дела, переданного генералом Богдановым, решил наиболее важных свидетелей опросить самому – необходимо выработать своё личное мнение о произошедшем. Как ни крути, процесс допроса это взаимодействие двух сторон, поэтому на результат всегда накладывается психотип опрашивающего, каким бы опытным следователем он ни был.

Внешний вид заключённого о многом говорит: как он вздрагивает при моих неосознанно резких движениях, как напряжённо сидит на баночке, с опаской оглядывается на входную дверь. Судя по всему, с ним уже «плотно» поработали контрразведчики, никогда особо не церемонившиеся с «подопечными». Угроза безопасности космическому флоту Земли предоставила абсолютный карт-бланш в руки и так не очень сентиментальных оперативников, позволяя применять самые жестокие методы допроса. Конечно, есть и более современные способы извлечения нужной информации, только все они ведут к необратимым повреждениям мозга, что в отношении крупного спеца в такой малоизученной области, как сращивание живого мозга с компьютерным интерфейсом, непозволительно. И надо ещё иметь в виду, что стоящее на высочайшем контроле происшествие автоматически закроется чистосердечным признанием хирурга в диверсии. А закрытие дела прихлопнет одновременно кучу вопросов по обеспечению безопасности остальных «кентавров», воевавших сейчас где-то на дальних задворках космоса. Но, не смотря на кажущийся забитым вид, медик оказался крепким орешком, и ни в какую не берёт на себя вину в отключении «кентавров». Возможно, понимает, что до смерти его всё равно не замордуют: хирургов нейрофизиологов лётного состава дальнего космоса по трем пальцам одной руки пересчитать можно с лёгкостью. И если впоследствии окажется, что покалечили невиновного, уже сам любитель жёстких допросов вполне может перекочевать по другую сторону этого стола. В случае же признания медиком вины, вышка гарантирована, и не спасут никакие былые заслуги, ни многочисленные научные труды – сольют мозги в цифровой банк данных, а самого в расход. Поэтому у моего собеседника выход только один – держаться до последнего.

– А я вас узнал, – тихо произносит подозреваемый.

С удивлением всматриваюсь в совершенно незнакомое лицо. Где и когда мы могли встречаться?

– Я вас оперировал три года назад. Голова часто болит?

Так вот он мой земной спаситель – сидит напротив собственной персоной.

– Я так и не сказал тогда вам спасибо.

Хотя… Зачем мне половинчатая жизнь без Марго? Ведь я так до сих пор и не нашёл ответ на этот вопрос.

Мы помолчали.

– Вы что-то хотели у меня расспросить про пилотов?

– Какие-то сложности во время операций были?

– Нет. Всё прошло штатно, как обычно. Эта операция стала практически стандартной. Некоторые трудности возникали с нанокаркасом мозга на первых пациентах. Но мы ещё на пилотах «Well Dig Fargo» этот вопрос отработали. Ассистирующий роботизированный комплекс действовал вполне в рамках процедуры.

Даниил стучит себя по виску, и я только тогда замечаю небольшой бугорок от контролера.

– Мы с ним работаем как единый организм.

Я киваю. Впервые разговариваю с медиком-«кибером».

– Конечно, это не идёт ни в какое сравнение с вашими «подругами». Так… Лишь управление дополнительными конечностями. Интеллект самый примитивный – сплошь программа с необходимыми данными. Про вас же каких только чудес не рассказывают…

Мужик, судя по всему, наскучался в одиночке и, повстречав свободные уши, тут же на них подсаживается.

– У вас есть мысли о причинах? – невежливо перебиваю его я.

Собеседник хмыкает:

– Думаете, тут, – широко разводит руками как заправский рыбак, – курорт? А я решил немного отдохнуть? Уже на сто раз перебрал в уме анамнез…

Пожимает мощными плечами. Глядя на его комплекцию, создается ощущение, что профессия хирурга ничуть не легче работы легендарных лесорубов давно ставших мифическими сибирских лесов.

– Нет абсолютно никаких предпосылок для такого масштабного сбоя. Причина должна быть чисто внешняя. Может быть диверсия, с использованием мощного узконаправленного излучателя, разрушившего мозговые структуры.

– А может это быть связано с переходом на беспроводной коммуникатор?

– Таких переходов осуществлено уже несколько тысяч – весь крупнотоннажный торговый флот лет пять ходит под управлением пилотов с такими коммуникаторами. Давно бы проявилось, если изначально имелся брак в самой концепции. Конечно, тонкости программного комплекса удел специалистов. Но ко мне пациентов с поражением коры, вызванных беспроводными коммуникаторами, ещё не поступало. Мозг хорошо умеет и сам защищаться от посторонних вторжений, этакий природный файерволл и антивирусник в одном флаконе. Чужим туда попасть сложно. Я говорю, если бы не подготовительный этап, на котором досконально отработана программа операции, ещё могли быть какие-то сомнения, но…