Ливень в степи

МУДРОСТЬ

Когда я смотрю на ночное небо, мне всегда кажется, что далекие голубые звезды своим ровным мерцанием шлют ласковый привет всем другим небесным мирам, всем планетам и звездам немыслимо просторной Галактики. Звезда подмигивает другим звездам: как, мол, живете, дорогие мои? Будто кланяется необъятной Вселенной… У меня такое чувство, что звезды незримо тянутся друг к другу…

Ведь и на земле точно так же: люди часто стремятся навстречу друг другу, одно человеческое сердце светит другому. Им вдвоем веселее биться. Когда соберутся вместе два десятка простых, хороших людей, кажется, что вокруг становится светлее и теплее от дружного биения их сердец.

Кое-кто улыбнется, наверное, скажет: «Все это правильно, конечно. Но сказано очень уж возвышенно, чрезмерно красиво».

Что я отвечу такому читателю? А вот что:

«Дорогой мой. Я отвечу вам еще более возвышенно, подберу еще более красивые слова. Когда мы говорим о человеческих сердцах, с гордым биением которых сверяются великие шаги нашего счастливого времени, нельзя нанизывать пепельно-серенькие, равнодушные, холодные слова. Разве можно говорить робким, невнятным шепотом о строителях нового коммунистического общества, о людях сказочных трудовых биографий, о подлинных творцах великого, о тех, чьими подвигами восхищен весь мир?»

Так я ответил бы тому, кто своей мрачной ухмылкой старается бросить тень на нашу жизнь. Мы не хотим, чтобы на нашу жизнь падала тень даже от мушиного крыла. Мы знаем: есть равнодушные люди, которые, хладнокровно позевывая, судят о стихах Александра Пушкина, об архитектуре нового Московского университета имени Ломоносова, о героических свершениях наших дней. Сегодня разговор не о них, для них у меня бережется особое, жгучее слово.

Да, человек тянется к человеку. Это особенность нашего сердца, характер нашей души, проявление той чудесной силы, которая счастливо отличает советских людей от многих других, населяющих нашу планету.

Люди разгадали труднейшие, удивительные загадки о прошлом, заглянули в звездный мир, знают тайны земных недр, успешно разрешают сложные ребусы о будущих временах. Но кто возразит мне, что сам человек - сложнейшая из всех загадок, которые когда-либо предстояло разгадать?

Разговор, о котором я хочу рассказать, происходил в колхозе. Я там был впервые, не знал ни одного человека. Какие могут быть знакомые, если только полчаса, как я приехал.

В тот раз возле улусного клуба, в нежной, узорчатой тени молодого садика, сидели колхозники. За длинным дощатым столом шел разговор обо всем. Если бы его записать на пленку, а потом дать послушать тем же людям, им стало бы смешно и забавно: каждый говорил со своим соседом, вставлял слово в чужую беседу, перекликался и с теми, кто сидел далеко. Слово как бы делало путь от одного человека к другому, связывало сердца золотой невидимой нитью, накрепко соединяло всех, кто сидел за столом.

Мне захотелось узнать этих людей, поговорить с каждым по душам, постичь, что он за человек, где и когда родился, в каких местах побывал, за какие подвиги какие награды имеет… Мне захотелось узнать, что огорчает каждого из этих незнакомых людей, что его радует. Какие высокие помыслы таятся в каждой душе, какие красивые мечты согревают ее, каким песням вторит каждое сердце!… Я вспомнил слова чудесного русского человека Ивана Алексеевича Новикова, который перевел на русский язык наш бурятский эпос «Аламжи Мэргэн»:

Я сидел в сторонке, не вмешивался в разговор, как и полагается незнакомому человеку. Мне хотелось не себя показать, а на других посмотреть. «Надо, - размышлял я, - держать рот закрытым, а глаза и уши широко открыть».

Если сказать честно, то разговор за столом не всегда был мне понятен. Упоминались названия местностей, которых нет ни на одной географической карте, назывались имена, о которых я никогда раньше не слышал, разговор был отрывочный, я слушал его так, будто читал вырванную страничку из неведомой книги.

Возле стола вдруг появился высокий, длинноногий парень в модном дорогом пальто, перепачканном известкой. На шее пылал желто-красный шарф. Парень был навеселе, заговорил сбивчиво и хвастливо.

- Все, - сказал он. - Я теперь никому ничего не должен. Ни копеечки. Рабсалову сорок рублей отдал? Отдал… Гармаеву двадцать рублей отнес? Отнес… Цыренову пятерку вернул? Вернул… Не люблю, когда долги. Теперь никому не должен. Ни копе-еч-ки!

Он самодовольно оглядел сидевших за столом, словно ожидал, что его похвалят. Но с другого конца стола послышался чей-то насмешливый голос:

- Так ни копеечки никому не должен? Так быстро сумел вылезти изо всех долгов? Что-то я не верю…

Все повернулись к старику, который сказал эти слова. Парень растерялся, разом отрезвел.

- Радна-бабай… - пробормотал он, - я и правда со всеми рассчитался…

- Нет, не со всеми ты рассчитался, - упрямо ответил темноликий старик с жиденькой седой бородкой. - Рабсалову отдал сорок рублей, он тебе спасибо сказал. А вот ему, - старик показал своей трубкой на сидящего рядом колхозника, - и ему, ему, да и мне ты долг не вернул.

- Я же…

- Сядь, - старик показал на лавку. - Садись и слушай.

На старике была поношенная, выгоревшая на солнце серая солдатская шинель, давно потерявшая хлястик, подпоясанная зеленым кушаком. По тому, с каким вниманием все слушали его слова, было ясно, что он человек уважаемый. Я понял, что его слова здесь ценят, его похвалой дорожат, осуждения страшатся. Бывают же старики, которые перестали быть главой только одной семьи, стали совестью целого колхоза, пользуются уважением всего аймака.

- Не думаю, что ты никому не должен, - продолжал старик. - Человек и рождается должником. Мы обязаны родителям своей жизнью, должны матери за каждую каплю материнского молока. Ни одна мать не скажет об этом своему ребенку - щедрость ее сердца не имеет предела… Слушай дальше. Ребенок начинает питаться коровьим молоком. Кто-то пасет этих коров, заготавливает для них сено. Ребенок в долгу перед пастухами и перед косарями. Он носит унты и дыгыл из овчины, значит, должен чабанам, вырастившим овец. Он ест хлеб. Значит, обязан пахарям, сеятелям, жнецам, мельникам. Наконец мальчуган садится верхом на коня. Кто-то сделал седло, кузнец изготовил стремена, подковал коня… Человек должен за каждую умную пословицу, за каждую хитрую загадку, за каждую тихую песню, которую запомнил на всю жизнь….. Ребенок пошел в школу. Кто показал ему начало всех начал, букву «А»? Учитель! Рассчитался он с учителем, чем отблагодарил его? Разве не должен учителю и ты, а ведь хвастаешься, что всем вернул долги… Бывает, что мы болеем, нас лечат врачи, мы обязаны и тем, кто делает лекарства…

Старик будто рассуждал сам с собой.

«Есть такие долги, - говорил он, положив на стол погасшую трубку, - которые мы не сможем вернуть сполна, даже если будем жить по две жизни, если на плечах у нас вырастет еще по одной голове… По мудрой голове с золотыми рогами… Я говорю о нашем долге тем, кто отдал за нас свои жизни. Кто отдал свою кровь за народное счастье, за наши радости… А этот… этот… - старик вдруг разозлился: - А этот сопляк говорит, что никому не должен».

Тут старик неожиданно широко улыбнулся светлой улыбкой, словно ободряя всех, кто его слушал.

- Конечно, - проговорил он, - все зависит от человека, от него самого. Человек умен и силен, добр… Не может быть, чтобы он всю жизнь оставался должником. Если много и честно работает, думает сначала о других и потом уже о себе, он с лихвой восполнит свои долги.

Все молча, с большим вниманием слушали слова старика.