Ливень в степи

Она пьет чай, молча подливает в чашку Норбо. Зачем ему поставили такую маленькую чашку? Надо было поставить большую, глубокую - реже пришлось бы наливать…

- В ваших местах скоро начнут косить? - спросил у Норбо отец Жаргалмы.

- Кое-где скоро, кое-где не скоро еще. - Норбо кажется, что родители задерживают Жаргалму, чтобы она помогла им управиться с покосом. Могут на целый месяц задержать, что с них возьмешь… Он спросил:

- Жаргалма, может, сейчас поедем? Как думаешь? Жаргалма не ответила, словно не расслышала вопроса. Отец, чтобы загладить неловкость, примирительно сказал:

- Не торопи ее, зять, у нее не все приготовлено. Приедет, дорогу знает. Скажи, как Ханда-сватья живет? Жаргалма спрашивала, наверно…

- Она со мной разговаривать не хочет…

Жаргалма поставила чашку, вышла из летника. Следом за ней вышла мать, взяла ее за плечо, зашептала:

- Иди переоденься… Лучшую одежду надень… Ты не каких-то голодранцев дочь. Серьги надень, кольцо…

Ящик с нарядами Жаргалмы недавно перенесли в амбар. Она пошла, надела кольцо, серьги. Постояла в задумчивости, примерила шелковый праздничный тэрлик, положила его на место, решительно переоделась в старый, короткий, вымазанный арсой халат и пошла в летник. Норбо посмотрел на нее, не узнал… Жаргалма расхохоталась. Всем стало неловко…

- Ты чего так вырядилась? - жалобно спросила мать.

Отец с испугом посмотрел на зятя, проговорил, словно попросил прощения:

- Нынче во всем большие перемены… Времена такие стали. Даже девки с ума посходили.

Жаргалме вдруг стало грустно, она едва сдержалась, чтобы не заплакать.

Норбо засобирался домой. Ему сварили мясо, положили в туесок масла.

- Больше ничего нет… Готового нет, чтобы вам в тулун положить, зять, - проговорила мать.

- Хватит, - милостиво сказал Норбо. - Теперь не старое время, раньше всего много было.

Отец вдруг торопливо открыл сундук, достал сапоги, которые сшил русский Жамьян, зеленый бархат своей жены.

- Примерьте, зять, сапоги. Вы молодой, мне они зачем?…

Норбо примерил: как раз по ноге, будто на него сшиты, так ловко сидят.

- Вот и ладно, - довольно проговорил отец. - Жаргалма поедет, привезет.

Норбо сел на свою телегу.

- До свиданья. Хорошо живите.

- Счастливого пути. Ханде-сватье поклон от нас, пусть в гости приезжает. - Отец прошел несколько шагов за телегой. Тут откуда-то с громким лаем выскочил Янгар, кинулся на Норбо. Собаку едва загнали в сарай.

Дома Абида и Мэдэгма дали волю своему сердцу.

- Дочери у людей взрослеют, ума набираются. А наша последний растеряла.

- Он же муж твой. Зачем зимой к нему ездила, если не любишь?

- Мастер на все руки, в достатке живет… А ты со своей дуростью.

- Почему с ним не поехала? Не все ли равно, сейчас ехать или через несколько дней?…

- Коня гонял, за тобою ехал…

- Как я злился, едва сдержался.

- Про Ханду-мать не спросила.

Жаргалма прядет шерсть, ей не хочется разговаривать, все надоело… Быстрые пальцы крутят веретено, течет ровная пряжа, мелькают сиреневые буквы, которые когда-то написал Гэрэлтэ, до сих пор не стерлись. «Буквы словно зовут приехать к нему».

На другой день после отъезда Норбо мать спросила Жаргалму:

- Когда домой поедешь?

- Мне все равно, когда ехать.

- Поезжай завтра.

- Могу завтра, могу сегодня.

Отец и мать переглянулись.

- Ладно, - сказал отец. - Барана заколем, угощение сделаем. Чтоб все, как следует…

Вечером половину туши сварили, вторую половину Жаргалма увезет с собой. Положили в суму кожаные сапоги, все тот же бархат… С Жаргалмой родители ласковые, заботливые.

- Поешь как следует.

- Волнуется, не до еды ей.

- Пусть Ханда-мать бархатом шубу покроет.

- Нитки возьми, наперсток, все пригодится.

- Пусть Норбо хорошую дугу мне согнет. Ладно?

- Ладно, скажу.

- Пряжу возьми, веретено.

- Взяла уже.

На другой день родители разбудили Жаргалму рано. Она нарядилась, перед осколком зеркала выдернула с висков несколько седых волосков.

Проводить ее в дорогу пришла Самба-абгай, соседки.

- Дружно живите, не деритесь. На зло худым людям дружно живите, - наказывала Самба-абгай, утирая слезы.

Все вышли во двор… Подарки были привязаны в суме за седлом.

- Счастливо доезжай!

- В дороге поосторожней!

- Дружно живите.

Жаргалма легко села на коня. Ей почудилось, что кто-то сильной, ласковой рукой заботливо поднял и посадил в седло.

- Будем жить дружно… - взволнованно проговорила она. - Хорошо будем жить.

Жаргалма хлестнула Саврасого, он бойко взял с места. Но что это? Она поскакала не к Обоото Ундэру, а в другую сторону, туда, откуда восходит раннее солнце… Отец, мать, все провожающие растерялись: ведь в той стороне, куда поскакала Жаргалма, у семьи Абиды не было даже дальних родственников.

- Эй, Жаргалма, куда ты, куда! - чуть не плача, закричал отец, выбегая на дорогу.

- Догоните, остановите ее!… - закричала мать.

Отец схватил висевшую в углу узду, посмотрел на нее, бросил, это был недоуздок. Седло и узду кто-то спрятал… Да и коня нет, в загородке гуляет только соседский бык.

- Куда поскакала дура? Что пришло ей в голову? - Абида бессильно опустился на крыльцо. Вдруг он вскочил, закричал на жену: - Из-за тебя все! Ты виновата, ты!

Никто не знает, как утешить убитых горем родителей Жаргалмы.

Абида и Мэдэгма поняли, наконец, что дочь не вернуть. Узнать бы, что она задумала… Дома они нашли сапоги и зеленый бархат. Значит, она все решила, все обдумала…

Жаргалма скакала на восток с буйной, неудержимой радостью. Саврасый мотал головою, со всех ног мчался вперед. Ой, как хорошо! Навстречу летит прохладный ветерок, словно кто-то возле самых щек Жаргалмы листает широкие страницы мудрых, добрых, никем еще не читанных книг.

«Ну, что хорошего в этом Норбо? - думает она. - Никогда не был он мне настоящим другом. Пусть ждет, пусть с утра до вечера смотрит на дорогу. Он не любит меня, приехал из-за выгоды, чтобы на покосе работала, батрака же дорого держать». Тут представился Гэрэлтэ. Я приеду к нему и скажу: «Запрягай меня в плуг, паши землю. Родной, любимый, какую хочешь работу для тебя, для отца твоего сделаю». Он меня не унизит, не обидит. Научит книгу Ленина-багши читать… Норбо грамотный, а не заикнулся, чтобы я читать-писать училась…»

В душе Жаргалмы какой-то светлый, спокойный простор.

До полдневной жары она далеко ускакала. Навстречу попалась какая-то молодая женщина. Жаргалма остановила коня, чтобы расспросить о дороге. Та рассказала. Вот в узкой расщелине между гор растут веселые березки, скоро будет река. Так и есть! Она подъехала к берегу, напоила Саврасого, он зашел в воду, пригнул ноги и пьет маленькими, торопливыми глотками. Жаргалма умылась, выпила из горсточки несколько глотков. Вода холодная, видно, в горах еще не весь лед растаял.

Жаргалма привязала коня, села в густую, высокую траву. Вокруг тихо. От легкого ветерка трепещут зеленые ладошки березовых листьев. На кустах, на деревьях щебечут птицы. Когда они замолкают на миг, становится слышно пение звонкой воды в реке.

Жаргалма сидит в траве, трогает рукой пахучие яркие цветы. Сколько их здесь! Вон толстый, неловкий шмель раскачивается на красном цветке. Цветок согнулся, тяжело ему… Шмель улетел - и цветок выпрямился, ждет, когда на него другой шмель сядет. Жаргалме хочется петь, рождаются слова новой песни: «Яркая, полная звуков, радостная, летняя моя земля…» Вот какая, никем еще не петая песня начинается в ее душе. Она поднимает свой взгляд и видит высокое безоблачное небо, такое яркое, что больно на него смотреть. Подсиним небесным сводом играют две маленькие птички - порхают, подгоняют друг друга, состязаются в быстроте, в ловкости. Ранней весной она видела у берега маленького озерка одинокого, унылого турпана, жалела его. А эти птички парой играют, веселые, беззаботные.