Страница 28 из 49
Ребята весело хохочут.
- Думаете, в кармане правда живой щенок? Нет, я пошутил. - Гэрэлтэ достал часы, открыл крышку. - Смотрите. Вот что люди смастерили из железа своими руками, какие тонкие маленькие колесики. Вон как крутятся… Забавно? Вырастите, еще хитрее штуки станете делать. Только учиться надо. Как тебя зовут? -спросил Гэрэлтэ одного мальчугана.
- Дондоком.
- А тебя как?
- Эрдэмтэ, - отвечает другой мальчик.
- Хорошее имя, - похвалил Гэрэлтэ. - Тебе обязательно надо учиться. А то какой же ты Эрдэмтэ - Ученый, если неграмотный, верно?
- Верно! - дружно прокричали все ребята.
- А я Зоригто, - выступил вперед один мальчик.
- Вот это здорово! Зоригто, значит, Смелый, Отважный. Я так и думал, что тебя зовут Зоригто. - Гэрэлтэ повернулся к Жаргалме: - Люблю ребятишек, все время занимался бы с ними. Ну, кто больше наберет ягод?
Дети убежали.
- Ну что, Жаргалма? Как мы будем? Ты любишь еще Норбо?
- Если жду, значит, люблю…
- А он не едет за тобой, забыл давно.
- Он передал, что скоро приедет.
Жаргалма наклонилась, чертит палочкой на земле.
- Эх, Жаргалма… - вздохнул Гэрэлтэ. - Если долго не приедет или плохо жить с ним будешь, бросай все, приезжай ко мне. Я ждать буду. Ты приедешь, я знаю. Верю, что приедешь… Пусть твой Норбо не думает, что он очень счастливый.
Они оба некоторое время молчат. Жаргалме стыдно, что она сказала неправду, ведь Норбо не обещал приехать за ней.
Где-то неподалеку звенят веселые детские голоса. Гэрэлтэ, чтобы отвлечься от грустных дум, сказал:
- Ребятишки играют, весело им. Я хотел для детей хорошую песню придумать, да не могу. Учености не хватает. Мотив у меня внутри есть, а хорошие слова не придумать. Даже не для детей бы песню, а для молодежи. О новой жизни.
- Придумаете песню…
- Не знаю… Трудно, слова все неподходящие лезут, не для хорошей песни. Пойдем-ка лучше ягоды собирать, я же обещал помочь. Вдвоем быстро наберем.
В тот вечер отец Жаргалмы не вернулся домой. Ее мать очень обрадовалась, когда дочь привела Гэрэлтэ, не знала, куда его усадить, чем угостить. Поев, Гэрэлтэ стал мастерить с Очиром лук и стрелы. «Хоть и взрослый, а все же большой ты ребенок», - ласково подумала о нем Жаргалма.
Гэрэлтэ уехал на следующий день рано утром: у него были какие-то важные дела.
Вскоре после этого дня за Жаргалмой приехал Норбо. Жаргалма увидела его, чуть не вскрикнула от неожиданности.
Норбо принарядился, все на нем было новое. Вошел, степенно помолился богам, чинно поздоровался, сел по правую сторону очага.
- Наш давно исчезнувший зять, как вы вздумали заглянуть? - после некоторого замешательства спросила мать.
- Мы думали, вы и не покажетесь, - вставил Абида.
Жаргалма потихоньку вышла из летника, прикрыла за собой дверь, не слышала, что ответил Норбо. Хоть солнце еще высоко, она пошла встречать дойных коров. Спешит, не оглядывается, боится, как бы не вернули домой. «Зачем он приехал? - билась в голове тревожная мысль. - Кто его звал, кто тянул сюда за руку?» Норбо стал совсем чужим, посторонним, будто впервые привязал коня у их летника. Она сама не верит, что девяносто дней была женой этого Норбо. Не поверит, если скажут, что ждала его все прошлое лето, осень и зиму, изнуряла себя тоской, думала о нем, чуть не стала матерью его ребенка.
Коровы хотят скорее вернуться к своим телятам, она идет впереди, старается задержать их. «Мог бы и вечером приехать, - думала Жаргалма о Норбо, - или ночью приехал бы, когда все спят… Все соседи видели, как плетется к покинутой жене. Стыда у него нет».
Мать встретила Жаргалму у загородки для коров, сразу же послала в летник за вторым подойником. Жаргалма поняла материнскую хитрость, неохотно пошла.
Отца нет дома, колет дрова. Поднялась на крыльцо, остановилась. У нее не было желания заходить, а ведь давно ли, кажется, ездила в Шанаа, унижалась перед Норбо. Дура была, что ездила… Руки на себя чуть не наложила, стыдно вспомнить.
Вдруг дверь словно сама отворилась, на пороге стоял Норбо. Он ласково сказал:
- Заходи, чего стоять за дверью.
Жаргалма с трудом перешагнула порог родного дома.
- Наша Ханда-мать покоя мне не дает, - заговорил Норбо. - Поезжай за Жаргалмой и все…
В летнике густые сумерки.
- Мать велела приехать? - каким-то чужим голосом переспросила Жаргалма. - А вам я, выходит, не нужна?
- Жаргалма…
- Любая бы так сказала на моем месте.
- Поедем со мной, Жаргалма.
- Не знаю… Может, и не поеду…
- Почему?
- А зачем мне ехать?
Норбо опешил от неожиданности. «Как быть, ударить ее, что ли?…» - мелькнуло у него в голове.
- Как - зачем ехать? У тебя что, другой муж есть?
Жаргалма побледнела.
- Муж? Помните, когда я около вашего дома в трескучий мороз сидела в седле? Помните, сказала, что родила мертвого сына, как вы ответили? Что ребенок не ваш, чужой… От того, кто в окно ко мне лазает. Вот он и не отпускает к вам.
Они стоят в вечернем сумраке друг против друга, совсем чужие люди. Норбо берет в свои холодные руки тоже холодную руку Жаргалмы. Она отняла свою, нагнулась за подойником.
- Жаргалма… подожди.
- Целый год ждала. Мало? Пустите, мне коров доить надо.
Она вырвалась, хлопнула дверью. Норбо постоял в смущении. Пошел за очаг, сел. «Надо запрягать коня, ехать… Зачем было приезжать? Отец и мать хорошо приняли, мяса наварили, сливки к чаю поставили, а она… никуда не денется, поломается и поедет. Покорится, - успокаивал себя Норбо. Он подбросил в потемневший очаг несколько поленьев. На столике стояло остывшее мясо, стал быстро отрезать куски, торопливо жевать: - Сварили не для того, чтобы только глядеть на него. Поем досыта…»
Когда подоили коров, мать пошла домой, Жаргалма еще немного задержалась. Подошла к двери, услышала нудные, серые слова, которые говорили друг другу Норбо и родители:
- Нынче дожди обильные выпадали, однако, хороший год будет.
- Да, трава густая, высокая.
Ни отец, ни мать ничего не сказали ему в осуждение, не потребовали ответа, почему отправил Жаргалму одну, почему не приезжал целый год, не принял, когда приехала обратно. Даже обогреться не впустил, обидел, оскорбил, довел до того, что погубить себя решила. Нет, родители об этом не сказали, тянут пустую, ненужную болтовню.
- Не подогреть ли вам мясо, зять? - спрашивает Мэдэгма, наливая в чашку Норбо теплой араки - молочной водки.
- Нет, нет… - отказывается Норбо. - Холодное мясо даже лучше.
Норбо допил из медного чайника последнюю чашку водки, обглодал последнюю лакомую косточку. Мать Жаргалмы подмела пол, постелила рядом два самых лучших, самых мягких белых войлока, положила пухлые подушки, широкое одеяло из легкой овчины с синим шелковым верхом, с подкладкой.
У Жаргалмы все закипело в груди: «Почему мать делает так? Мое дело, где спать. Не лягу с Норбо». Не дожидаясь, когда улягутся другие, она постелила себе с другой стороны очага узкий войлок, положила под голову дыгыл и легла не раздеваясь.
Мать обеспокоенно спросила:
- Ты почему здесь легла?
Отец зло проговорил:
- Дурь свою показывает.
Жаргалма смолчала. Норбо тоже ничего не сказал - жевал мясо, шумно тянул из чашки жирный суп.
Когда утром все уселись за ранним чаем, отец сурово сказал Жаргалме:
- Муж приехал за тобой. Собери чего надо. С ним поедешь.
- Я не поеду, - спокойно ответила Жаргалма.
- Поедешь, - сдерживая себя, усмехнулся отец. - Бывает, муж и жена даже подерутся, а потом опять ничего, хорошо живут, дети появятся, совсем ладно будет.
- Пусть сама решает, как делать, - вяло проговорил Норбо.
- Мы ее привезем к вам через пару дней, - закивала головой мать Жаргалмы.
Жаргалма сидит, слушает, как родители решают ее судьбу. Новые чувства поднимаются у нее в душе: «Вот как они разговаривают… Будто продали кому-то теленка, а он убежал и опять пасется в своем стаде. Этот Норбо пришел за теленком, веревку за собой приволок. Как они смеют!… Точно новые законы Советской власти не для них написаны. Гэрэлтэ услышал, он им показал бы. Родители перед Норбо крутятся, как виноватые…» Вообще, если бы отец и мать стали ругать Норбо, она заступилась бы за него, может быть, и поехала бы с ним. А родители сидят понуро, боятся лишнее слово сказать. Норбо важничает, точно он один такой хороший и красивый во всей степи. Домой поедет - песенку в дороге станет мурлыкать… Жаргалма твердо решила не ехать - пусть еще подождет, впереди еще много белых дней, подаренных людям добрыми богами. Вот и пусть ждет.