Блеск чужих созвездий

— Ты психованная стерва, — протянула Таня, наблюдая за странным процессом. Ее сердце рвалось на части при виде совершенно несчастной Росси, и она повторяла:

— Это просто волосы. Просто волосы, Росси.

А та мотала головой и чуть не плакала. Когда на пол упала последняя прядь и ножницы звякнули о стол, Росси схватилась за голову, от ужаса вращая глазами. Ее пальцы нащупывали короткие пеньки, коже было прохладно без облака волос, а шее — непривычно легко. Росалинда медленно встала, как во сне, и хотела было уйти, спрятаться в камере, чтобы никто ее не видел, но стражник остановил ее и впервые подал голос:

— Постой. Мы еще не закончили.

Росси замерла, вскинула полный страха взгляд на Таню. Та нахмурилась.

— Что еще? Оставь ее!

Виталина чуть помедлила, а потом хрипло ответила:

— Дело нужно довести до конца, Татана. Смотри, смотри внимательно. Это ты привела сюда своих милых друзей. Это все происходит с ней из-за тебя.

— Да что с тобой не так?! — воскликнула Таня, окончательно сбитая с толку отчаянием подруги, пространными фразами Виталины и криками Жослена.

Снаружи лил отчаянный осенний дождь, хлестал в окна лаборатории Свирла, но в глубоко в темницах было тихо и спокойно. На стуле посреди зала сидела Росалинда, по-прежнему сложив руки на коленях в унизительном смирении. Треск намыливал ей голову из таза, который принес с собой. Вода стекала по ее лицу и шее, намочила ворот платья.

— Ты заключенная, а у заключенных водятся вши, блохи и Матерь знает, что еще. Но есть способ с эти бороться. Вот что мы сделаем, — Виталина наклонилась к лицу Росси так низко, как могла. — Мы побреем тебя, — в этот момент Росалинда всхлипнула, а Жослен всем телом врезался в решетку, издав яростный вопль. Девица Амин подняла взгляд и с нескрываемым восторгом посмотрела на пленников. — Да, побреем до блеска, не упустим ни волоска. Именно так поступают с такими, как ты. И должна предупредить. У Треска только опасная бритва. Не дергайся, будь добра, иначе он может промахнуться, а мы же не хотим этого? — почти нежно предупредила Виталина. Теперь она не смотрела на Таню, отвернувшись к ее компаньонке. Ждала, словно стервятник на ветке дерева. Замер Сен-Жан, не в силах поверить в происходящее. Его ранимое сердце разрывалось от жалости к верной подруге и своей беспомощности. Он мог только смотреть, как и Таня, в груди которой разгоралось пламя ярости. О, это была фатальная ошибка злобной, недальновидной Виталины. Свирлу бы запереть своенравную девицу, отправить к отцу домой, сделать что угодно, но не допускать к пленникам. Но он был уверен, что Виталина не нарушит его приказ и не нанесет увечий его товару на обмен, а об остальном думать у него не было времени.

Когда лезвие бритвы коснулось головы, Росси заплакала. Слезы двумя дорожками катились по щекам, сливались на подбородке и капали на подол. Губы шептали: “Татана. Татана”, — будто та могла выбить дверь камеры и спасти ее. Плечи дрожали от сдерживаемых рыданий, а в глазах застыла обреченность. Так могла бы выглядеть девушка, которая переживала насилие, но никак не стрижку, и Таня ясно поняла, что волосы много значили для ее подруги, были ей жизненно необходимы. Виталина причиняла ее подруге почти физическую боль, и прощения она не дождется. Танино лицо потемнело. Брови сползли к переносице, руки сжались в кулаки. В груди полыхала ненависть. Желая уничтожить Таню, Виталина внезапно вернула ее к жизни.

“Вжух… Вжух…” — в почти полной тишине было слышно каждое движение бритвы. С легким всплеском стражник погружал инструмент в воду и снова возвращался к работе. Между двух темных берегов остриженных волос появлялась полоска непривычно светлой кожи, которая никогда не знала солнца. Вскоре все было готово. Росси была мокрая, несчастная. И абсолютно лысая.

— Иди в камеру, — приказала Виталина и наблюдала, как Росси покорно бредет к месту своего заточения. Ее лицо было все мокрое от слез, тело трясло мелкой дрожью. Таня не видела, как ее подруга добрела до кровати, но услышала, как ее вырвало.

— Росалинда — заключенная, а заключенные должны быть помечены, — прохрипела Виталина, вплотную подойдя к Тане.

— Бред! — воскликнул Жослен, снова стуча кулаком по решетке. — Ты — бурундова подстилка, ты просто издевалась над ней.

— Ну что, Татана? Как ты? — спросила Виталина, не обращая внимания на крики.

И Таня улыбнулась так холодно и злобно, как никогда в своей жизни не улыбалась.

— Замечательно.

— Храбрись, храбрись. Это только начало. Молись Великой Матери, чтобы дракон поскорее пришел за тобой.

— А ты молись, — прошипела Таня, — чтобы я до тебя не добралась. Я или Влад, он-то свободен.

И ее драконий язык никогда не звучал так чисто и гневно, как в тот момент.

— Влад? — переспросила Виталина и хрипло рассмеялась, как старая ворона. — Твой Влад никогда мне ничего не сделает! Ни мне, ни кому-либо еще. Потому что он мертв, Татана!

Таня сделала шаг назад. Ужас прокатился от затылка вниз по спине, и заныло в груди.

— Ты врать! Ты врать, бурундова трещина! — закричала она, обличительно тыкая в сторону Амин пальцем.

— Нет, дорогая. Я сама видела его тело. Твой Влад самый мертвый доктор в этом городе. И это тоже твоя вина, — отчеканила Виталина.

Таня прислонилась к стене. В ушах зашумело, и она сползла на пол. Весь мир скукожился до камеры в Богом забытом мире, в подвале лаборатории алхимика-психопата. Открытое, горящее гневом сердце приняло удар со всей силы, не защищенное ни апатией, ни цинизмом, и боль разлилась от головы до пальцев ног. Таня закрыла глаза, утопая в этой боли, и на несколько минут мир вокруг перестал существовать.

Покойся с миром, Владимир. Ты не предавал свою Таню, ты умер из-за нее.

***

Им требовалось время. Росси для того, чтобы смириться с потерей прекрасных волос и последствиями, которые это повлечет за собой в ее жизни, Жослену — со своей слабостью и беспомощностью. Требовалось время и Тане, в течение которого она переживала смерть Влада, друга, ставшего кем-то большим, а также трагедию Росси, виновницей которой она стала. Возможно ли было остановить Виталину? Таня начала осознавать, что слишком далеко зашла в своей гордости, и от этого стали страдать ее друзья. Стоила ли ее неприступность слез и отчаяния подруги? Могла ли Таня, наступив себе на горло, умолять Виталину перестать, возможно, самой шагнуть навстречу ее безумию, но оградить малышку Росси? Таня размышляла, где проходит граница ее ответственности за чужие жизни. Сама того не желая, она возглавила небольшой отряд и сделала это именно благодаря непокорности и готовности вступить в спор, встать грудью на защиту… чего угодно. Жизни друзей или своих принципов. Вся история ее пребывания в чужом мире оказалась историей борьбы и противостояния, и теперь ей предстояло ответить для себя, насколько ее бунт был оправдан.

Они молчали почти двое суток. Когда стражник бросил тарелку с едой перед камерой, Таня, вопреки обыкновению, ловко утащила ужин себе и вгрызлась в сухое куриное мясо. Она собиралась жить и мстить, а для этого нужны были силы. И только на третий день она начала разговор. Первой.

— Жослен, — позвала Таня, — мне нужно объяснить. Я не поняла, что теперь будет с Росси.

— Да, Татана! — горько воскликнул Сен-Жан. — Да! Ты ничего не понимаешь, и поэтому всем вокруг тебя плохо и больно! Ты обречена на огонь, и нас тянешь в самое пекло, не заботясь о том, выживем мы или нет. Твоя борьба за жизнь важна, а все остальные ложатся под твои ноги на пути к свободе. Ты словно… словно дракон!

Он закрыл лицо руками и замолчал, раскачиваясь из стороны в сторону. Таня посмотрела на руки, которые сбила, когда в ярости от гибели Влада колотила бетонную стену. Кожа была содрана, раны саднили, но эта боль была ничем по сравнению со словами Жослена. Перехватило дыхание от ощущения, что ей всадили в живот ледяной клинок, от которого мертвый холод пополз к сердцу и вниз, к ногам. Таня схватилась за живот, согнулась. Пришлось несколько раз глубоко вдохнуть, чтобы сохранить хоть какое-то спокойствие.