Блеск чужих созвездий

— Тот самый дракон, который чуть не снес ползамка? — спросил Жослен, и его волнение доказывало лучше всего: Татана не врет.

— Зачем бы Мангону скрывать дракона в замке? Когда его можно было ввести в Совет и укрепить свои позиции?

— Потому что они искали что-то. Например, способ иметь человечность без жертв. Если они нашли ответ, Мангон может не приходить, Ястин, и все твои дела станут просто смешные, — Таня откинулась на спину, и тень опять скрыла ее. Айронгу был мертв, а все исследования Мангона зашли в тупик, но этого никто не знал, это была маленькая тайна Тани и Адриана.

Ястин некоторое время молча созерцал фигуру в клетке, лицо его было темно, а мысли лихорадочно метались от одного к другому. Наконец он сказал:

— Тогда вы мне больше не нужны, понимаешь? — голос его был наполнен ядом.

— Да все равно, — отозвалась Таня.

— Почему бы мне, — Ястин наклонился вперед, глаза его превратились в две презрительные щелки, — просто не убить вас.

— Тоже можно, — кивнула Таня, и тон ее остался спокоен. Но слишком тонок был тот лед, на который она ступила, возможно, стоило вообще молчать, но бессилие топило ее в своих темных волнах, отбирая способность здраво рассуждать. — Но я верю, что в тебе есть хорошее. Ты делал мне оленя и жирафа.

— Это просто бумажки, — фыркнул Ястин.

— Или нет, — пожала плечами Таня и замолчала. Тут не о чем было говорить. Ястин тоже это понимал. Он поднялся, оглядел камеры еще раз: испуганную служанку со спутанными волосами и грязным лицом, бледного художника и чужеземку, жмущуюся в темном углу. Общение с драконом явно не пошло ей на пользу, она стала самоуверенной и дерзкой. Как отвратительно.

— Возможно, ваша подруга только что вынесла всем вам смертельный приговор, — сказал он, обращаясь к Росси и Жослену, и стремительно вышел. Когда его шаги стихли, Сен-Жан позвал Таню:

— Ты слышишь меня? Татана, не рассчитывай на его милосердие. Я вижу, как надежда отбирает у тебя последние силы, поэтому не мучай себя.

Таня не ответила. Милый Жослен не знал, что надежды у нее не осталось.

***

Виталина верила, что ее ненависть — извращенный способ любить, а разрушение — своего рода созидание. Созидание ничего из прекрасного. Если Виталина не могла заслужить любви и дружбы такой, какую имела эта мерзкая иномирянка, то она могла причаститься им, разрушив. Она не отдавала отчета в своих действиях, не задумывалась над ними, она жила чувствами и привыкла потакать им. Сейчас ее захватила жажда мести, больше всего она хотела причинить Татане боль, но проклятый Свирл ясно дал понять, что трогать пленницу запрещено. Он Виталину, конечно, не убьет за самоуправство, но вот отправить в какой-нибудь северный храм Матери — это он мог, и даже отец ничего поделать с этим был бы не в состоянии. Нет, связываться со Свирлом — дело гиблое. Он смотрел на Виталину, как кобра на птенца, и привыкшая к интригам девушка чувствовала себя несмышленным младенцем в его присутствии. В его глазах под жуткими подвижными бровями скрывалась ледяная злоба, зиждящаяся на холодном расчете, и ей нечего было противопоставить такой силе.

Виталина хромала по комнате и думала. Навязчивые мысли о мести терзали ее, словно подкожные паразиты. Вокруг нее стояли книги в высоких шкафах, комнатка, которую ей выделили, была библиотекой зелий. У окна стояло два кожаных кресла, торшер с электрической лампочкой и стол. Электричество оставалось дорогим удовольствием, и то, что Свирл провел его к каждому светильнику в лаборатории, говорило о его богатстве и сумасбродной одержимостью наукой. Любой, будь то токи или алхимия. Он рассказывал, как работник при установке лампы схватился за оголенный провод, и его знатно тряхнуло, а на руке остался ожог. Вот бы к камере чужеземки бросить провода, к ее или ее друзей…

И тут Виталина с радостью, которая свойственная только психопатам, подумала о друзьях Татаны. О, эта великая сила — люди, которые готовы встать за нее, словно горы. Они же ее главная слабость. Особенно малышка Росалинда, глупая деревенская девчонка, которая решила влезть в драконье гнездо. Пожалуй, лучше и не придумаешь.

Поэтому, когда Таня подумала, что больше не увидит мумию Виталины, та объявилась в подземелье в компании стражника. У того в руках был таз и что-то еще, что оказалось свертком, который он разложил на столе. Было уже поздно, ужин давно прошел, и по недостоверным расчетам время приближалось к восьми часам вечера. Таня напряглась, когда Виталина остановилась напротив ее камеры, но даже не пошевелилась. Так и сидела в своем углу, закутавшись в одеяло, и наблюдала из-под полуопущенных век за сумасшедшей девицей.

— Треск, выведи Росалинду и посади на стул, — просипела Виталина.

Таня вскинула голову. Это было неожиданно. Она приготовилась к нападкам в свою сторону, и ей было все равно, каким ядом приготовилась плеваться Амин, но того, что Виталина тронет Росси, Таня даже не предполагала. Стражник тем временем отомкнул замок и вытащил испуганную девушку на середину комнаты, силой усадив на стул. Прямо напротив Тани.

— Эй, что ты собралась делать с ней? — закричал Жослен неожиданно яростно, и эхо заметалось под сводом темницы.

— Ничего особенного, — проговорила Виталина, не отворачивая от Тани прорези в бинтах, через которую наблюдала за миром. — Росалинда заключенная, и нужно провести некоторые процедуры.

— Не трогай ее, — прорычал Жослен, тщетно сжимая прутья решетки.

— Я не причиню вреда твоей подруге. Ни один волос… Ой, а вот этого я не обещаю. Треск! Отрежь ей одну прядь.

Молодой стражник со спокойным лицом взял инструмент из своего свертка — им оказались ножницы, — выдернул прядь из спутавшейся косы и отрезал ее под корень.

— Нет! — воскликнула Росси, хватаясь за голову.

Таня наблюдала за этим представлением с недоумением.

— Ты резала волосы, — усмехнулась она. — Как страшно.

Трекс тем временем расплел ленту, и волосы Росси темными волнами упали на ее плечи.

— Нет, пожалуйста, не нужно, — она сползла со стула на пол, цепляясь пальцами за пряди, тщетно пытаясь спрятать их. Жослен все кричал, требуя прекратить, а Виталина следила за Таней. Та же носила короткие волосы с четырнадцати лет, брила затылок и пока не понимала, в чем трагедия происходящего.

— Еще одну, — скомандовала Виталина. Стражник рывком за волосы вернул несчастную Росси на место, намотал на кулак толстую прядь и обрезал ее. Росалинда взвыла, чем наконец привлекла внимание Амин.

— Давай я объясню тебе, — голос у нее срывался и хрипел: огонь сильно повредил ее связки. — Я сделаю то, чего ты заслуживаешь, чего бы мне это не стоило. Если ты будешь сидеть смирно, все пройдет быстро и безболезненно. Если будешь вырываться… Ножницы очень острые, я не хочу, чтобы ты порезалась. Поняла? Руки на колени! — крик перешел в кашель: горло явно не сравлялось с нагрузкой. Но Росси послушалась. Она опустила дрожащие руки на колени и смотрела теперь только вперед, в камеру Тани, и во взгляде ее было такое отчаяние, что корка льда, покрывшая Танино сердце, треснула. Это всего лишь волосы, через год уже будет симпатичная стрижка, через три — приличная длина. Но Росии так дрожала, с такой мольбой смотрела на Таню, что та стала подозревать: что-то здесь не так. Вот и Жослен беснуется в камере. Она не видела его, но прекрасно слышала угрозы и рычание, которые вообще были ему не свойственны.

— Отпусти ее, мразь! Ты не достойна и волоса с ее головы, имей хоть каплю самоуважения, не пачкай своим дерьмом всех окружающих!

Таня подошла к решетке, чтобы увидеть, как на пол падают и рассыпаются волосы ее подруги. Виталина неспешно командовала “Еще!”, и когда стражник собирал очередную прядь, руки Росси чуть поднимались, как будто она хотела помешать, но не решалась. Только смотрела огромными черными глазами на Таню, будто не могла поверить, что это происходит именно с ней.

— Еще!

Таня со смесью ужаса и отвращения наблюдала за Виталиной: ей нравилось! Она будто расслабилась, томно покачивалась, и голос ее со скрипа сменился на приятную хрипоту. Амин видела отчаяние Росси, ненависть Жослена и получала удовольствие.