Ржавый-ржавый поезд

Мокрая одежда, к слову, исчезла. Я надел кое-что из запасного и только уже собрался искать её – и волшебника заодно, – как в дверь поскреблась Ирма.

– Привет! Я тут почистила и решила занести, – потрясла она моими штанами. – Давай лучше внутри повесим, вдруг опять дождь пойдёт.

– Привет и спасибо, – улыбнулся я, бережно принимая у Ирмы из рук выстиранную и хорошенько отжатую одежду. – Не знаешь, куда волшебник делся?

– Клермонт? – переспросила она, словно у нас было несколько волшебников в ассортименте. – В город пошёл, рано ещё, с самого утра. Вроде поговорить с кем-то хотел. Макди точно знает, хочешь, у него спросим?

– Хочу, – кивнул я, выхватил из котелка картофелину и предложил Ирме. – Держи.

Дрессировщица ухмыльнулась и подставила ладонь.

За ночь и утро туман никуда не делся. Он по-прежнему плотной периной окутывал лагерь и окрестности. Потому-то звуки разносились не так далеко и порядком искажались.

Это меня и сгубило.

– …говорр-рю вам, ушёл в город, вместе с Клерр-рмонтом! Обождите немного, я сейчас за ними пошлю… – Макди, напряжённо убеждающий кого-то, осёкся, как только я откинул полог и ступил в шатёр.

Внутри оказалось общим счётом восемь человек. И шесть из них носили полицейскую форму.

Вчерашнего лейтенанта Винье среди них не было.

– Эй, ты чего? – Ирма, не успев затормозить, влетела в меня.

Макди беспомощно сморгнул и пробормотал, баюкая в ладонях золотой монокль:

– Как же так… А Вацлав… разминулись…

Высокий усатый мужчина с нашивками офицера шагнул ко мне. Его люди мгновенно перегруппировались так, чтобы осторожно отрезать нас с Ирмой от входа.

– Кальвин Моор, я полагаю?

Я окинул взглядом полицейских. Каждый из них был вооружён, и никто даже и не думал это скрывать.

Видимо, за меня взялись серьёзно.

– Да, – ответил я спокойно. Отпираться не было смысла – меня явно знали в лицо и отпускать не собирались. – Чем могу быть полезен?

– Я заберу вас в участок для допроса в качестве свидетеля. Не беспокойтесь, вам ничто не угрожает.

– Хорошо, – улыбнулся я, делая знак Ирме, чтобы она не делала глупостей. Макди краснел и бледнел попеременно. – Я зайду за документами?

– Не стоит. Они не понадобятся.

Иными словами, я не должен был вернуться.

– Всё хорошо, – повторил я, оборачиваясь к Макди. – Скажите волшебнику, что я сам ушёл и просил передать, что вы сделали всё, что смогли. И пусть он… будет осторожен.

Офицер, так до сих пор и не представившийся, молча застегнул наручники вокруг моих запястий. Ирма зашипела по-кошачьи – и внезапно поцеловала меня, укусив за нижнюю губу до крови.

– Не вздумай сдаваться, – прошептала она, диковато оглядываясь. Полицейские пересмеивались, офицер оставался безразличным.

Я снова улыбнулся, чувствуя восхитительную лёгкость:

– Никогда. Обещаю.

Не знаю, как, но весть о том, что меня забирают люди в форме, распространилась по лагерю за какие-то минуты. Все наши высыпали наружу из фургонов и выстроились в две неровные шеренги. Мы шли между ними, как по живому туннелю, в клубах фантасмагорического тумана. Никто не сказал ни слова, но взгляды… Вацлав Томаш сидел на земле, подогнув под себя одну ногу, и смотрел на полицейских снизу вверх из-под нахмуренных угольно-чёрных бровей, а остатки грима на лице были похожи на кровь вперемешку с известью. Младший брат, казавшийся ещё более долговязым и жилистым, чем обычно, курил, держась у него за спиной, и когда безымянный офицер проходил мимо – пустил ему струю чёрного дыма прямо в лицо.

Офицер сморщился, но ничего не сказал.

Лилли стояла в окружении подруг-карлиц – сейчас накрашенных и затянутых в старомодные платья, а потому почти хорошеньких и похожих на коллекционных кукол. Я поймал её взгляд и успокаивающе улыбнулся. Она вздрогнула, и спрятанный за пышным рукавом нож на секунду блеснул тускло и зло.

– Не надо, – беззвучно шевельнул я губами.

Лилли опустила голову.

В конце шеренги сбились в кучу Ирмины собаки, а самым последним прямо на земле сидел Лайме, белобрысый, тонкокостный и желтоглазый, как кот.

– Помни, что я тебе насчёт холодного железа говорил, – флегматично сказал он. – И не сердись на них. Они же люди просто.

И подмигнул мне.

По шее у офицера, идущего впереди, скатилась капля пота.

За околицей туман стал гуще, темнее, совсем как прошлой ночью, словно и не было грозы. Красноватая жирная земля сыто чмокала под ногами, как бюргер, промокающий губы салфеткой после плотного обеда. Когда я обернулся, чтобы взглянуть на лагерь на прощанье, то не увидел своих следов. У самого города, где грунтовка плавно перетекала в мощёную дорогу, поджидал закрытый автомобиль – вроде полицейского фургончика, только без опознавательных знаков. Офицер загнал меня в кузов и усадил на скамью, а сам сел напротив.

Двери закрыли и, кажется, заперли снаружи на замок.

Офицер выпрямил спину до хруста, вытащил револьвер из кобуры и положил себе на колени, не сводя с меня взгляда. Снаружи выругались, послали кого-то по матери, а потом двигатель утробно зарычал, и машина поехала. Некоторое время я рассматривал своего конвоира, но он был весь какой-то выцветший, помятый, как застиранная холстина. Там, в шатре, офицер казался холодным и опасным, но сейчас я чувствовал к нему только сострадание. Он постоянно облизывал губы и сглатывал, словно его мутило, и лицо у него стало землистым.

– Не надо бояться, – тихо попросил я, поймав его взгляд. Белёсые ресницы дрожали. – Не знаю, что вам обо мне наговорили, но это неправда.

Он накрыл правую руку левой, скрывая дрожь пальцев, сжимающих рукоять револьвера, и ответил невпопад:

– Ты даже не спросил, куда тебя отвезут.

Я проглотил смешок:

– Уж точно не в полицейский участок. И я понимаю, что у вас, скорее всего, не было выбора.

– Замолчи.

Мне хотелось повторить что-то успокоительное, вроде «вам нечего бояться», но в груди словно скопился сжатый воздух, в горле защекотало, и я рассмеялся. Офицер дёрнулся, неловко ударился головой о скобу засова на двери и расцарапал висок. После этого я не делал попыток заговорить.

Конечно, кукла осталась в фургоне.

Но мало ли что.

А мне потом с трупом ехать неизвестно сколько.

Конец неожиданного путешествия выпал из памяти начисто. Последнее, что отпечаталось в подкорке – офицер, с фляжкой и куском фланели подступающий ко мне.

«Пожалуйста, вдохни».

Очнулся я в полной темноте. Во рту пересохло, затылок тянуло болью. Ботинки, куртка и рубашка предсказуемо исчезли – спасибо хоть, что похитители оставили мне штаны. Наручники, впрочем, исчезли тоже.

Немного поразмыслив, я решил исследовать комнату наощупь. Вскоре выяснилось, что меня заключили в весьма просторное помещение. Двенадцать шагов в длину, восемь в ширину, в углу обнаружилась дырка в полу шириной в две ладони – весьма прозрачного назначения. К кушетке была приколочена толстая войлочная подстилка, а в ногах нашлось сбитое в ком одеяло.

Уже хорошо. Значит, уморить холодом меня не планируют.

Заняться было нечем, воды или еды в каморке оставить никто не догадался, и я решил от скуки немного размяться. Сделал стандартную растяжку, потом рискнул пройтись «колесом», но едва не врезался в противоположную стену и умудрился занозить чем-то ладонь. Пришлось ограничиться более скучным, но безопасным набором упражнений.

В итоге похититель застал меня стоящим на руках около стены.

– Так и знал, что это будете вы, – спокойно констатировал я, когда золотые пятна в глазах от слишком яркого фонаря немного рассеялись.

– А ты не похож на больного.

– Вы правы, господин Кормье, здоровье моё в полном порядке. Благодарю за заботу.

– Сядь нормально, – приказал он, вешая лампу на штырь в стене. – Я сказал, сядь нормально, не заставляй меня повторять.

Я покосился на двух мужчин, оставшихся снаружи. Из той же бесцветной породы, что и приснопамятный офицер, но не мятые, а отглаженные. И вряд ли они испугаются чего-либо в присутствии своего хозяина.