Страница 59 из 141
Несколько иначе подходит к сообщениям источников М. Н. Тихомиров. Он не отрицает существования на Руси особых отрядов баскаков и допускает возможность участия в них русских людей. Что касается летописного указания на десятников, сотников, тысячников и темников, то М. Н. Тихомиров отказывается видеть в них командиров татарских военных единиц. По его мнению, в интересах исправного поступления податей для обеспечения контроля за этим делом налогоплательщики были подразделены на десятки, сотни, тысячи и десятки тысяч[925].
Наконец, В. В. Каргалов, отрицая наличие на Руси баскаческой «военно-политической организации» и «баскаческих отрядов», видит функции баскаков в контроле за деятельностью русских князей и в информировании хана об их поступках, внушающих подозрения[926].
Как бы то ни было, бесспорно, что через баскаков Орда стремилась держать Русь в повиновении. Однако народ поднимался на борьбу против монгольского ига. В 1257 г. начались волнения в Новгороде, вызванные полученным из Суздальской Руси известием о намерении татарских завоевателей заставить новгородцев платить тамгу и десятину. Зимой в город прибыли татарские послы вместе с князем Александром Ярославичем Невским и уже официально предъявили требование относительно тамги и десятины. Новгородцы отказались удовлетворить это требование, но обошлись с послами мирно, отправив через них дары хану.
В 1259 г. новгородцы получили через боярина Михаила Пинешеница, побывавшего в Суздальской земле, предупреждение, что если они не согласятся добровольно произвести у себя перепись («не имутся по число»)[927] для обложения повинностями на Орду, то их принудят к этому военной силой, для чего в Суздальской земле уже готовы войска. Испуганное боярское правительство согласилось на перепись. Но народ, как видно из дальнейшего, был против такого решения.
Зимой 1259 г. в Новгород прибыли писцы Берка и Касачик с женами и свитой. А. Н. Насонов считает, что Берка, упомянутый летописью, это — Бицик-Берке, посланный в 1253 г. монгольским ханом Мунке произвести «исчисление народу в России». Поведение писцов вызвало возмущение населения. Особенно оно было недовольно взысканием «туски» (как выяснил М. Н. Тихомиров, «туска» — это тюркское слово «тузга» — провиант и подарки для послов и других официальных лиц)[928]. В городе и сельских местностях поднялось восстание («мятеж велик»). Оно было настолько угрожающим, что писцы стали даже бояться за свою жизнь и просили князя Александра Ярославовича дать им вооруженную стражу. Александр обеспечил писцам охрану по ночам, поручив организовать ее сыну посадника и детям боярским. Таким образом, часть новгородских феодалов поддерживала монголо-татарских представителей.
Сопротивление народных масс («черни») писцам заставило последних пойти на хитрость. Они открыто заявили, что если им не дадут возможности приступить к «числу», то они «убегут» из Новгорода. В то же время тайно при содействии новгородских феодалов они стали подготавливать нападение на город с двух сторон. Новгородское население, по красочному выражению летописи, раздвоилось («издвоишася»). Трудовой народ («чернь») не желал подчиняться писцам и предпочитал умереть, чем допустить установление нового податного гнета. Представители господствующего класса («вятшии»), напротив, принуждали «меньших людей» покориться и начать давать требуемые завоевателями поборы.
Неизвестно, как новгородскому боярству удалось добиться повиновения «черных людей» и обеспечить писцам возможность переписывать население. Из летописи видно лишь, что писцы разъезжали в сопровождении князя Александра Ярославича и, очевидно, вооруженной силы и описывали дворы. Бояре старались переложить всю тяжесть податного гнета на «черных людей» («творяхуть бо собе бояре легко, а меншим зло»)[929].
В 1262 г. вспыхнули восстания против татаро-монгольского ига в ряде городов Северо-Восточной Руси. Точно определить, какие города были охвачены народно-освободительной борьбой, трудно. Устюжский летописец говорит в очень общей форме о движении «по всем градом руским»[930]. В других летописных сводах названы Ростов, Ярославль, Суздаль, Владимир, Устюг. А. Н. Насонов высказывает предположение, что в роли организатора борьбы с иноземным игом выступал Ростов[931].
В Устюжском летописце имеется рассказ о том, что в Устюг пришла грамота за подписью князя Александра Невского с призывом «татар бити»[932]. Трудно сказать, сколь достоверно это известие о причастности названного князя к антитатарскому движению в городах Владимиро-Суздальской земли.
Восстания 1262 г. были направлены в основном против монголо-татарских откупщиков — бесермен, которые, взяв на откуп сбор дани, доводили народ до разорения. Наряду с взысканием дани они занимались ростовщичеством, раздавая нуждающимся деньги при условии уплаты процентов и обращая в рабство тех, кто был не в состоянии их выплатить («откупахуть бо тии оканьнии бесурмене дани и от того велику пагубу людем творяхуть, роботяще резы, и многы души крестьяньскыя раздно ведоша»)[933]. Среди наиболее жестоких откупщиков летопись называет Титяма (или Титяка), присланного на Русь (по-видимому, в Ярославль) монгольским ханом Хубилаем. В Устюге действовал сборщик ясака Буга. Горожане на вечевых сходках выносили решения об изгнании откупщиков. Наиболее злостные из них были перебиты. «Бысть вечье на бесермены по всем градом руским, — читаем в летописи, — и побиша татар везде, не терпяще насилия от них, занеже умножишась татарове во всех градех руских, а ясащики живуще, не выходя»[934]. Во время восстания в Ярославле был убит монах Изосима, который перешел в мусульманство; его «поспехом» (при помощи) творил беззакония Титяк. Сборщик ясака Буга явился в Устюге на вече, вымолил прощение («доби челом устюжаном на им воле»)[935] и принял христианство.
Борьба с чужеземным игом шла и в Юго-Западной Руси. Здесь под непосредственной монголо-татарской властью находились Болоховская земля (на границе Галицкого, Волынского и Киевского княжеств) и Галицкое Понизье. Болоховские князья еще во время похода Батыя признали его власть и были им пощажены. Население Болоховской земли должно было выполнять определенные повинности («да им орють пшеницю и просо»). Летопись говорит, что князь Даниил галицкий держал «на не болшоую вражьдоу, яко от тотар болшоую надежоу имеахоу»[936]. После ухода Батыя из Галицкой земли Даниил велел сжечь их города: Деревич, Губин, Кобуд, Кодингородец, Божский, Дядьков — и раскопать основания под крепостными стенами[937]. Но затем власть монголо-татар над Болоховской землей была восстановлена.
В середине XIII в. по Днепру действовали две монгольские орды: под начальством Мауци (Могучего) и Корейцы (Куремсы). Про последнего Плано Карпини говорил: «Этот вождь является господином всех, которые поставлены на заставе против всех народов Запада, чтобы те случайно не ринулись на них неожиданно и врасплох; как мы слышали, этот вождь имеет под свою власть шестьдесят тысяч вооруженных людей»[938]. Продвигаясь в западном направлении, Куремса ставил под непосредственную угрозу земли Галицко-Волынской Руси.
В 1252 г., одновременно с походом Неврюя на Суздальскую землю, Куремса двинулся со своими силами на запад[939]. В 1254 г. он подвел свою орду к г. Бакоте в Галицком Понизье, где на его сторону предался наместник Милей, дважды изменявший князю Даниилу и сделанный татарами за это баскаком. Затем Куремса двинулся к Кременцу. Здешний наместник Андрей колебался, перейти ему на сторону завоевателей или сохранить верность галицкому князю. Он был убит татарами, несмотря на то, что ссылался на наличие у него охранной грамоты Батыя. Добиться каких-либо успехов в районе Кременца Куремсе не удалось.
925
М. Н. Тихомиров, Крестьянские и городские восстания на Руси XI–XIII вв., М., 1955, стр. 269–274.
926
В. В. Каргалов, Внешнеполитические факторы…, стр. 154–161.
927
«Новгородская первая летопись…», стр. 310.
928
М. Н. Тихомиров, Крестьянские и городские восстания на Руси XI–XIII вв., стр. 274.
929
«Новгородская первая летопись…», стр. 310, 311.
930
«Устюжский летописный свод» («Архангелогородский летописец»), подг. к печати и ред. К. Н. Сербиной, М.—Л., 1950, стр. 47.
931
А. Н. Насонов, Монголы и Русь, стр. 50, 51.
932
«Устюжский летописный свод», стр. 47.
933
ПСРЛ, т. I, вып. 2, стлб. 476.
934
«Устюжский летописный свод», стр. 47.
935
Там же, стр. 48.
936
ПСРЛ, т. II, стлб. 792.
937
В. Т. Пашуто, Очерки по истории Галицко-Волынской Руси, М.—Л., 1950, стр. 226, 227.
938
Плано Карпини, История монголов, стр. 23.
939
В. Т. Пашуто, Очерки по истории Галицко-Волынской Руси, стр. 272.