Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 31



Об услышанном и увиденном в Ордосе Григорий Николаевич вспомнил еще раз, когда руководимая им экспедиция двигалась вниз по течению реки Эдзин-Гол[10]. В долине, зажатой с двух сторон песками пустыни, там и тут заросшей кустарниками и полузасохшими деревьями, часто попадались следы древних каналов, развалины небольших городов-крепостей, засыпанные песком остатки жилищ. Все говорило о том, что долина когда-то была густо заселена. А ныне здесь кочевало лишь несколько десятков семей монголов-торгоутов[11]. Расспрашивая их, Григорий Николаевич не мог найти ключа к разгадке тайны долины. Только одно известие помогло приоткрыть эту тайну. Один из монголов-торгоутов, не зная, что сказать далекому гостю о старых каналах и разрушенных крепостях, сообщил:

— Слыхал я от стариков, что в устье реки, от озера Суху-Нор на восток, есть каменная река. Как вода в реке, по земле камни текут. Куда текут, не знаю. И еще есть там большой город. Город я сам видел. Огромный город со стенами и башнями. На башнях субурганы[12] стоят. Только город совсем, совсем пустой, мертвый город Хара-Хото[13]. Некоторые люди говорят, называется тот город Эрге-Хара-Бурюк — Источник силы. Если хочешь город увидеть, от самого восточного рукава Эдзин-Кун-делен-Гола поезжай на восток. Коль утром выедешь, к вечеру стены города увидишь. Кто ездит, песок роет, вещи серебряные находит. Только знай, воды там и близко нет. Кругом пески.

О таинственном городе Г. Н. Потанин не раз вспоминал и в Иркутске, где он прожил три года после возвращения из экспедиции, и в Петербурге, где он в 1892 году наконец закончил свой двухтомный отчет о ней.

Что это был за город? Какие тайны скрывали его полуразрушенные стены? Было ясно, что ответить на эти вопросы сможет лишь тот, кто сумеет найти этот город. А это оказалось нелегко. В 1900 году А. Н. Казанков, исследуя низовья Эдзин-Гола, расспрашивал торгоутов о Хара-Хото. Но торгоуты ему ответили, что никаких развалин в окрестностях нет и напрасно русские думают, что они больше знают об этих местах, чем сами торгоуты. Скрыли они существование Хара-Хото и от В. А. Обручева, также посещавшего эти места несколько раньше Казанкова.

Раскрыть загадку мертвого города, затерянного в песках пустыни, было еще более заманчиво, так как в печати одно за другим стали появляться сообщения о необычных письменах древнего государства тангутов, народа, так часто упоминаемого в ордосских легендах.

ЗАГАДОЧНЫЕ ПИСЬМЕНА

Молчат гробницы, мумии и кости,

Лишь слову жизнь дана.

Из древней тьмы на мировом погосте

Звучат лишь Письмена. И. А. Бунин, Слово.

Старый спор

В 1846 году известный английский китаевед Джеймс Легг вынужден был из-за болезни покинуть Гонконг и возвратиться в Лондон. Как-то раз, когда он работал в своем кабинете, в дверь постучали:

— Войдите.

Перед Леггом предстал молодой человек, который передал ему письмо. В письме один из друзей Легга рекомендовал ему юношу, по профессии столяра-краснодеревщика, как человека начитанного, который совсем недавно самостоятельно занялся изучением китайского языка. Незнакомец поспешил представиться:

— Александр Уайли.

«Зачем столяру заниматься китайским языком?»— подумал Легг и спросил:



— Простите, что заставило вас взяться за этот язык?

Молодой человек смутился, но быстро ответил:

— Прошлой зимой я в одном старом книжном ларьке натолкнулся на книгу Премара[14] о китайском языке. Поскольку я знал латынь вполне достаточно, чтобы прочесть ее, я выучил все, что там есть. Я желал бы и дальше заниматься китайским.

Незнакомец заинтересовал Легга, и ему захотелось немедленно испытать его. На столе лежал китайский перевод «Нового завета».

— Мистер Уайли, не будете ли вы любезны прочитать для меня несколько строк из этой книги?

Уайли раскрыл книгу, не торопясь прочел столбец, затем второй, каждый раз давая приблизительный перевод прочитанных фраз. Произношение его было неточным, но он быстро схватывал нужное значение иероглифов и удачно переводил их всевозможные комбинации. Получить столь неплохие сведения о языке совершенно самостоятельно, пользуясь лишь устаревшим учебником! Легг был удивлен способностями и трудолюбием молодого человека.

В 1847 году но его рекомендации столяр-краснодеревщик из Шотландии и будущий известный английский ученый-китаевед Александр Уайли выехал в Китай в качестве управляющего бюро печати Лондонского миссионерского общества в Шанхае.

Александр Уайли заинтересовался забытыми языками и письменностями пародов Китая. Его внимание привлекла шестиязычная надпись на воротах Цзюйюнгуань, недалеко от Пекина, относящаяся к XIV веку. Когда-то эти ворота стояли на большой дороге из Пекина в Монголию. В 1345 году на внутренних стенах массивных ворот, украшенных пышным орнаментом и барельефными изображениями буддийских божеств, на шести языках были выгравированы священные буддийские тексты. Письмена пяти надписей оказались уже известными. Шестая была совершенно непонятна. Однако поскольку часть текста, высеченного на воротах, представляла собой дхарани — набор буддийских заклинательных формул, древнеиндийское звучание которых передавалось на всех языках приблизительно одинаково, можно было с полным основанием предположить, что и знаки неизвестного письма передают звучание этого же самого хорошо известного текста. Александр Уайли вместе с молодым французским китаеведом Эдуардом Шаванном принялись за расшифровку неизвестных письмен. Было установлено, что каждый знак таинственного письма передавал один слог санскритского слова. В результате исследователи определили приблизительное звучание нескольких десятков загадочных знаков.

Но сразу же возникло много новых вопросов, и среди них главный — кому принадлежало это письмо? Только ответив на этот вопрос, можно было попытаться восстановить древний язык этого народа и постигнуть природу загадочных письмен.

Александр Уайли, посвятивший много времени изучению маньчжурского языка[15], а также памятников письменности далеких предков маньчжур — чжурчжэней, предположил, что это было так называемое малое чжурчжэньское письмо, о создании которого упоминалось в древних китайских книгах. Мнение Александра Уайли, с которым он выступил в печати в 1870 году, было принято всеми учеными.

Но его предположению не суждена была долгая жизнь. И виновником этого оказался французский дипломат и ученый Габриэль Девериа.

Когда окрыленный дружеской поддержкой Легга Александр Уайли плыл в далекий Китай, сыну известного французского художника Ашиля Девериа едва исполнилось три года. Через десять лет Габриэль потерял отца, которого ему с тех пор заменил его старший брат, друг и наставник Теодуль Девериа, популярный знаток древнего Египта.

В 1860 году, в том году, когда Александр Уайли впервые за много лет покинул Шанхай, чтобы побывать у себя на родине, шестнадцатилетний Габриэль Девериа отправился учиться в Китай. Быстро овладев языком, Девериа вскоре стал блестящим переводчиком и автором многих научных работ о Китае. Как и Александр Уайли, он заинтересовался историей и языками малых народностей Китая. В 1882 году Габриэлю Девериа удалось отыскать памятник, который бесспорно был написан малым чжурчжэньским письмом. Но постойте! В чем же дело? Малое чжурчжэньское письмо совершенно не походило на таинственные письмена с ворот Цзюйюнгуаиь. Значит, предположение Уайли о том, что это малое чжурчжэньское письмо, неверно? Уайли и сам охотно признал это. Но тогда кому же все-таки принадлежало загадочное письмо?

Лянчжоуский клад

Начались поиски. И вот в одном старинном китайском сочинении, посвященном описанию древних монет, Габриэль Девериа обнаружил изображение монеты с надписью, выполненной тем же письмом, что и неразгаданное письмо с ворот Цзюйюнгуаиь. В описании монеты сообщалось, что она была найдена в г. Лянчжоу[16] среди других монет, извлеченных из древних кувшинов, которые были выкопаны из земли. Среди монет этого древнего клада были монеты тангутского государства Западное Ся, территория которого некогда включала и город Лянчжоу. За сообщением о находке монет следовала приписка. прочитав ее, Девериа заволновался. И еще бы не волноваться! В книге говорилось, что в том же городе Лянчжоу, в храме Великого облака, имелась стела с древней памятной надписью, выполненной по-китайски и на том же языке и теми же письменами, которые были на монете и воротах Цзюйюнгуань. И, как рассказывалось в книге, из китайского текста явствовало, что стела была установлена в пятом месяце 1094 года тангутским государем Цянь-шунем, императором Западного Ся.