Страница 2 из 31
— Так вот, расскажу тебе о смерти Эджена-Владыки. Долго воевал Чингисхан и покорил многое множество городов и народов. Однажды отправился хан на охоту. Ночью выпал снег и принес в горы свежесть и свет. Хан убил зайца. Подъехав к нему, он долго смотрел на окрашенный кровью чистый снег и спросил своего приближенного Мергэн-Касара: «Есть ли женщина с лицом такого цвета?»
Мергэн-Касар ответил: «Есть. Жена Шидургу-хана, властителя тангутов. Говорят, столь ликом светла, что, когда в темную юрту войдет, без светильника все видно».
«Я и ты вдвоем пойдем и возьмем ее», — сказал Чингисхан.
С войском своим пошел Чингис и взял в плен тангутского хана. Шидургу-хан сказал Чингису: «Если убьешь меня, телу твоему будет плохо. Если не убьешь, потомству твоему будет плохо».
Чингис ответил: «Телу моему вреда не будет, пусть будет хорошо потомству моему».
Видя, что Чингис не соглашается оставить его в живых, Шидургу сказал: «Ты пришел взять мою жену— возьми. Только, когда возьмешь, хорошенько ее осмотри. Осмотри всю, сними с нее все, ничего не оставив. Гурбелджин Гоа-хатун[4] мою, взяв, обыщи, начиная с черных ногтей».
Не послушал Чингис Шидургу. Жену его, красавицу Гурбелджин Гоа-хатун, забрав, поехал домой. Дорогой в одном месте Чингис ночевал. Рядом с ним легла Гурбелджин Гоа-хатун. Перед этим ходила она купаться в реке Хара-Мурэн. Отцу своему Сашин Джаигин, по фамилии Уу, из города Иргайс домашней почтовой птицей письмо послала: «Я в этой реке утоплюсь. Тело мое вниз по течению не ищите, вверх ищите». Ни о чем этом Чингис не знал. А ночью Гурбелджин Гоа-хатун, к потаенному месту своему прижав щипцы, потаенному месту Чингиса вред причинила. А сама убежала, в реке Хара-Мурэн утопилась…
Сантан Джимба
Сантан Джимба снова замолчал. Угли погасли, Но от камелька все еще мягкими волнами расходилось тепло. Старик грел руки над камельком, поворачивая их ладонями то вверх, то вниз. Молчал и Григорий Николаевич. Сантан Джимба поднял голову, посмотрел на Потанина. Добрые глаза старика лучились морщинками, седые усы свисали ниже подбородка.
— Ты знаешь, — возобновил он свой рассказ, — что китайцы зовут эту реку Хуанхэ — Желтая река. Тибетцы называют ее Мачу — Красная река. Мы, монголы, зовем ее Хара-Мурэн — Черная река. А еще называем ее Хатун-Гол. Так вот, после смерти хатун Гурбелджин Хара-Мурэн стала называться Хатун-Гол — Царица-река. Отец ее, Сашин Джангин, труп ее, как она завещала, вверх по реке искал — не нашел. Один войлочный чулок нашел, а кто говорит, платье еще нашел. Китайские люди тело Гурбелджин Гоа-хатун на берегу Хара-Мурэн нашли. Каждый по одной лопате земли насыпал, стал холм Темир-Олхо — Железный. Ты видел его?
— Видел.
Г. Н. Потанин
Холм Темир-Олхо
Потанин вспомнил холм у города Гуйхуачэн[5]. Это о нем местные монголы рассказывали, что здесь похоронена жена Чингисхана, которая оскопила его и бросилась в воды Желтой реки. Холм был высотой около 12 метров, насыпанный из местной серой глины, с очень крутыми склонами и плоской вершиной. Жители соседних деревень уверяли, будто насыпь в разное время принимает различные очертания. Утром она похожа на чашу, в полдень — на юрту, а вечером основание холма исчезает и вершина его как бы парит в воздухе. Потанин предполагал, что виновником необычайных превращений холма был мираж, давший местным жителям повод приписать холму чудодейственную силу и увязать его происхождение с древней легендой.
— Так вот, затем платье Гурбелджин Гоа-хатун нашли. И сейчас в Бага-Эджен-Хоро хранят. Бага-Эджен-Хоро видел?
— Видел. Ну, а как же Чингис?
— Утопилась хатун, а Эджен-Владыка, оскопленный, заболел. Заболел, но повелел продолжать путь. Когда доехали до речки Чжам-Хак, сказал: «Вот место отдохнуть старому человеку, попастись оленю!» И с этими словами умер. Там и поставили Ихи-Эджен-Хоро. Видел?
Ихи-Эджен-Хоро — юрта с останками Чингисхана
— Видел.
Юрта, в котором, по словам монголов, хранились останки Чингис-хана, ордосская святыня Ихи-Эджен-Хоро — Великая ставка Владыки, стояла за болотистым лужком речки Чжам-Хак, между двумя песчаными барханами. В нарядном китайском платье, сопровождаемый двумя, монголами, Григорий Николаевич пешком отправился к Ихи-Эджен-Хоро. Вот и сама святыня. На невысокой четырехугольной насыпи, облицованной кирпичами, за проломленной деревянной оградой впритык стояли две юрты, и там, где они соприкасались, был устроен тайный проход. На юртах золотые маковки, верхние войлоки, покрывающие своды юрт, вырезаны по нижней кромке фестонами в виде языков, свисающих вниз. Вместе с монголами Григорий Николаевич трижды поклонился, встав перед растворенными дверями юрты. Входить в юрту не разрешалось. Только из темных дверей неожиданно высунулась рука с красным деревянным блюдом, на котором стояла медная вазочка с горевшим маслом. Монголы-дархаты[6], хранители юрты, сопровождавшие Потанина, предложили ему взять блюдо и подержать его. Затем все снова троекратно поклонились юрте и удалились.
Из расспросов удалось выяснить, что в юрте якобы находится серебряная рака с костями Чингисхана. Каждый год в двадцать первый день третьего месяца по лунному календарю ордосские монголы устраивают большой праздник — тайлга[7] — в честь Чингисхана. К его юрте подвозят Донду-Эджен-Хоро — Среднюю ставку Владыки, ставку первой жены хана, и Бага-Эджен-Хоро — Младшую ставку Владыки, с платьем ханши Гурбел-джин. В этот день в жертву Чингисхану приносят лошадь.
Пунсак, монгол из хошуна[8] Ушин, рассказал Григорию Николаевичу легенду о том, что в древности Чингису приносились и человеческие жертвы. Кровожадного Чингиса смирил тибетский панчен-эрдени[9]. Оставшись в юрте один, он отворил раку, перепоясал высохшее тело хана красным кушаком и сказал: «Отныне ты должен быть милосердным и не убывать живых людей! В жертву тебе должны приносить лошадей, а не людей!» Затем он запер раку тремя замками, а ключи увез с собой. С тех пор дархаты-хранители сами не знали, что лежит в усыпальнице хана.
…Сантан Джимба с сожалением посмотрел на остывший камелек и добавил:
— И каждый год во время празднества тайлга в песнях поминают прекрасную хатун.
Несильным, но чистым голосом он пропел:
Шел по горам Муна,
вел свой монгольский народ,
тангутское царство себе подчинил,
царицу прекрасную Гурбелджин полонил,
о император с императрицей!
Затем столь же неожиданно оборвал песню и сказал:
— Огонь погас, спать пойдем.
Мертвый город
Давно позади остался Ордос, страна древних легенд и чудесных преданий. Многие из этих легенд, услышанных и записанных Г. Н. Потаниным, были связаны с именем Чингиса, с походом монголов в Ордос против тангутов. О каждом памятнике старины местные жители могли сообщить десятки занимательных историй. Многочисленные развалины древних городов свидетельствовали о процветании страны в прошлом. По преданиям, все эти города были уничтожены Чингисханом.