Страница 35 из 48
Авторы текстов, собранных в «Планах Сражающихся царств», так же как и авторы других сочинений, связанных с историческими преданиями, пытались устанавливать причинные связи между отдельными, хронологически близкими событиями, пытались показать, как данное событие сделалось необходимым вследствие существования у людей, его совершивших, тех или иных мотивов и намерений. Характерной чертой идеологических представлений, отразившихся в «Планах Сражающихся царств», был взгляд на политические замыслы и планы, содержание которых сводилось к вероломству и предательству, к ежеминутным переходам от обмана к насилию как на единственный источник исторических перемен.
Исследуя степень аутентичности и происхождение многих представляющих интерес с точки зрения историка известий, содержащихся в различных частях «Планов Сражающихся царств», мы установили, что в тексте памятника достаточно оригинальных сведений, которые подтверждаются другими источниками и, следовательно, представляются вполне достоверными. В ряде случаев к тем событиям, о которых сообщают только «Планы Сражающихся царств», также можно относиться с доверием.
Однако исследуемый памятник содержит немало текстов, которые дают искаженное представление об упоминаемых в них событиях. Интерес к прошлому отходит в них на задний план, полностью уступая место определенным политико-публицистическим целям. В ходе изучения этих целей восстанавливаются некоторые характерные черты почти не известной нам картины борьбы политических группировок и столкновений различных политических взглядов на протяжении IV-III вв. до н. э., что для историка имеет не меньшее значение, чем выяснение подлинных обстоятельств, сопровождавших то или иное событие.
ГЛАВА V
«ПЛАНЫ СРАЖАЮЩИХСЯ ЦАРСТВ» О СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЕ ДРЕВНЕКИТАЙСКОГО ОБЩЕСТВА В V-III вв. до н. э.
Одной из характернейших особенностей социально-экономического развития царств, возникших в древнем Китае в IX-VIII вв. до н. э. на развалинах западночжоуской государственности, было постепенное укрепление территориальных связей в ущерб родо-племенным[439]. Как свидетельствуют нарративные источники и надписи на бронзовой ритуальной утвари, несколько позднее, в VII-V вв. до н. э., на землях крупнейших древнекитайских владений уже сложилась стабильная территориально-административная организация.
В это время получила широкое распространение практика передачи во владение представителям военнослужилой знати различных по величине и значению административных районов (шэ[440], шушэ[441], сянь[442], би[443]). В нарративных источниках их нередко обозначали общим термином «и» — поселение[444].
Начиная с периода Чуньцю появились многочисленные упоминания о пожаловании поселений. Очевидно, что под поселениями здесь подразумевались не только сами административные центры, но и подвластные им территории[445]. Сведения источников о содержании права, определявшего статус владетелей поселений, весьма ограниченны. Судя по ряду данных[446], поселения после отца обычно передавались сыну. Однако неизвестно, имела ли практика наследования поселений какие-либо основания в юридических нормах того времени. В источниках отсутствуют также факты, которые свидетельствовали бы о возможности прямого отчуждения поселений в форме продажи, заклада и т. д. Однако владетели их, по-видимому, могли по своему усмотрению переуступать часть пожалованной им территории своим сородичам и приближенным[447]. Они обладали также правом создавать собственные вооруженные отряды[448] и возводить укрепления вокруг крупных населенных пунктов подвластных им областей[449].
К сожалению, имеющиеся в нашем распоряжении источники содержат весьма мало данных о конкретных формах эксплуатации земледельческого населения, жалованных поселений (фэн и). Известно, однако, что со второй половины периода Чуньцю их доходность начали определять количеством приписанных к ним домов или дворов (ши, ху).
Происходившие в то время процессы закрепления полевых наделов за отдельными хозяйствами малых семей[450] повлекли за собой серьезные изменения в способах налогового обложения земледельцев. Источники сообщают, что в 667 г. до н. э. в царстве Ци[451], а в 594 г. до н. э. и в царстве Лу[452] был введен натуральный поземельный налог, размеры которого зависели от площади и качества обрабатываемого участка. Имеются известия о том, что в период Чуньцю поземельный налог получил распространение также в царствах Цзинь[453] и Чэнь[454]. В новых условиях термин «дом», или «двор», по-видимому, стал обозначать такой хозяйственный комплекс, который включал в себя и земельный участок крестьянской семьи.
Тесная связь пахотного поля с домохозяйством владельца этого поля выступает особенно ясно в постоянстве терминологического сочетания «тянь чжай» — поле и усадьба, столь характерного для этико-философских и политэкономических сочинений периода Чжаньго. Об этом также свидетельствует дошедшее до нас историческое повествование о деятельности Инь-до, управителя жалованного поселения, принадлежавшего одному из сановников царства Цзинь (первая половина V в. до н. э.). Стремясь облегчить налоговое бремя, «Инь-до сократил число его (т. е. поселения) дворов [в подворной переписи]»[455]. Иными словами, Инь-до исключил из подворной переписи наиболее маломощные хозяйства и освободил их от налогового обложения. Данное свидетельство и ряд аналогичных ему указывают на то, что со второй половины периода Чуньцю термин «дом» («двор»), а в некоторых случаях и термин «семейство» (цзя)[456] стали использовать для обозначения низшей податной единицы. Очевидно, в это время поземельный налог сделался основой экономического благосостояния владетелей поселений.
К середине V в. до н. э. институт жалованных поселений занимал одно из ведущих мест в социально-экономической жизни древнекитайского общества и обладал уже прочно укоренившейся правовой традицией. Формально в этой области сохранялись нормы, выработанные на протяжении предыдущих столетий. По-прежнему в качестве объекта пожалования выступали поселения с определенным числом податных единиц[457]. Так же как и в период Чуньцю, поселения были центрами стабильных административных районов. Нововведением было лишь то, что владетелям поселений в период Чжаньго стали присваивать титул «цзюнь» — господин. При этом в виде атрибута к нему обычно использовали наименование пожалованной территории.
Однако внимательное ознакомление с материалами источников заставляет прийти к выводу, что за внешней традиционностью форм здесь скрывался целый ряд качественно новых явлений. Как известно, в конце Чуньцю — начале Чжаньго древний Китай перенес серию политических потрясений: появились новые независимые владения — Чжао, Хань и Вэй, пришедшие на смену исчезнувшему с лица земли царству Цзинь, в Ци и Сун произошла смена правящих династий. За этими изменениями стояли значительные социальные сдвиги внутри господствующего класса. Источники этого времени рисуют картину ослабления и распада многих аристократических кланов, наследственных обладателей титулов и должностей, ранее деливших власть в царствах с хоу и Гунами[458]. В ходе ожесточенной политической борьбы VI-IV вв. до н. э. правителям некоторых центральнокитайских царств удалось добиться значительной концентрации власти в своих руках. Имеются сведения о том, что они стремились к ограничению влияния знати в центральных административных органах[459].
439
Л. С. Васильев, Аграрные отношения и община в древнем Китае (XI-VII вв. до н. э.), М., 1961, стр. 111-116.
440
«Цзо чжуань», 25-й год Чжао-гуна, стр. 706.
441
«''Вёсны и осени мудреца Яня" с комментарием» («Яць-цзы чуньцю цзяо чжу»), серия «Чжу цзы цзн чэн», цз. 6, стр. 167.
442
«Цзо чжуань», 33-й год Си-гуна, стр. 223; 15-й год Сюань-гуна, стр. 327.
443
«Цзо чужань», 26-й год Сян-гуна, стр. 520.
444
См.: Л. С. Васильев, Эволюция древнекитайского термина И, — «Вестник древней истории», 1961, № 2, стр. 83-96.
445
Сыма Цянь. Записи историографа, цз. 31, стр. 2071.
446
«Цзо чжуань», 7-й год Чжао-гуна, стр. 613; «"Янь-цзы чуньцю" с комментарием», цз. 7, стр. 201; Сыма Цянь, Записки историографа, цз. 62, стр. 3250.
447
«Цзо чжуань», 17-й год Чэнь-гуна, стр. 401.
448
«Цзо чжуань», 10-й год Сян-гуна, стр, 444; 1-й год Ай-гуна, стр. 792. Ср.: Ли Я-нун, Западное и Восточное Чжоу (Сичжоу юй Дунчжоу), Шанхай, 1956, стр. 136-138.
449
Ли Я-нун, Западное и Восточное Чжоу, стр. 122.
450
Л. С. Васильев, Аграрные отношения..., стр. 212-216.
451
«Повествования о царствах», цз. 6, стр. 82; «Гуань-цзы», цз. 7, стр. 110.
452
«Цзо чжуань», 15-й год Сюань-гуна, стр. 327.
453
«Вновь упорядоченные повествования» («Синь сюй»), серия «Цун шу цзи чэн». цз. 2, стр. 22.
454
«Цзо чжуань», 11-й год Ай-гуна, стр. 822.
455
«Повествования о царствах», цз. 15, стр. 176.
456
«Цзо чжуань», 9-й год Дин-гуна, стр. 772.
457
Например, в дошедшем до нас обращении вэйского сановника Гунсунь Яня к Чжаи И (последняя четверть IV в. до н. э.) сказано: «По этой причине я заставлю вана предоставить тебе, господин, поселение в десять тысяч дворов». «Планы Сражающихся царств», цз. 7, стр. 23-а. Ср. также: там же, цз. 4, стр. 60-а; цз. 3, стр. 20-б; цз. 6, стр. 57-б.
458
«Повествования о царствах», цз. 15, стр. 178; «Цзо чжуань», 3-й год Чжао-гуна, стр. 585, 586.
459
См.: «Планы Сражающихся царств», цз. 6, стр. 5-б, 6-а.