Оранжерейный цветок

Я бы и сегодня её защищала. Я бы делала это снова и снова. Я никогда не смогу об этом сожалеть.

— Но вопросы начали меняться.

— На что? — хмуро спросила Роуз.

Я пожимаю плечами.

— Они начали спрашивать меня о многом. Например, ты тоже все время этим занимаешься? Тебе нравится анал, Дэйзи? Ты бы трахнула меня? Ты бы отсосала мне?

— Боже, — говорит Роуз, доставая свой мобильный телефон. — Кто они?

Лили берет Роуз за руки и шепчет: — Дай ей закончить, Роуз.

Моя самая свирепая сестра неохотно отключает телефон и ждёт, пока я продолжу.

Я протираю глаза и не отрываю взгляда от твердой древесины, в то время как мной овладевает серьезное безумие. Пожалуйста, скажи это, Дэйзи. Пожалуйста, не будь трусихой. Я глубоко вздыхаю.

— Всё это время… я думала, что мои подруги, Клео и Харпер, всё ещё мои подруги. Я имею в виду… — я издаю слабый, надрывный смех. — Я выросла с ними. Я знала Клео с шести лет, и я думала, что друзья детства — это те, которые остаются надолго… как ты и Ло, — говорю я Лили. Мой взгляд падает на пальцы. Я соскабливаю желтый лак с ногтя.

В моей голове прокручивается всё остальное. Я вижу эту сцену, как будто это было вчера. Вспышка лампочки, воспоминание, которое всплывает на поверхность, чтобы преследовать меня и освободить из этого ада.

Клео и Харпер позвали меня пойти с ними по магазинам, но у них изо рта воняло спиртным. Они были на «бранч» вечеринке с горсткой других ребят из школы. По всей видимости, подавали пунш. И они сказали, что обо мне много говорили, но так и не сказали, что именно. Они просто хихикали и смеялись, находясь в пьяном ступоре.

Мне следовало бы уйти, но я боялась, что они сделают какую-нибудь глупость, например, украдут в магазине. Поэтому я осталась и поднялась с ними на лифте в пентхаус Клео, где она жила со своими родителями и симпатичным черным котом по имени Тень.

И тут Клео, с её шелковистыми светлыми волосами и вожделенной сумкой Birkin на руке, сделала кое-что… она нажала на аварийную остановку.

Я улыбнулась её коварной ухмылке, подумав, что они хотят подшутить над техническим обслуживанием.

— Что мы делаем? — спросила я.

— Проверяем, влезет ли он, — ответила Клео и переглянулась с Харпер. Они обе снова захихикали. Клео покачивалась на каблуках, а Харпер засунула руку в пакет с покупками, доставая розовый дилдо.

Моя улыбка исчезла.

— Что происходит? — спросила я.

— Некоторые парни хотели узнать, — сказала Клео, — сколько сантиметров помещается внутри тебя. Мы сказали им, что узнаем.

Я попыталась посмеяться над этим, очаровать её. Она была пьяна. Харпер была под кайфом. Они не знали, что делают, верно?

— Очень смешно, — сказала я. — Давай, поднимемся к тебе.

Я попыталась нажать на кнопки, но Клео заблокировала меня, а Харпер встала в сторону, держа в руке секс-игрушку.

Волоски на моей шее зашевелились от тревоги.

— Клео, перестань, — мой голос больше не был шутливым. Я не шутила. — Это не смешно.

Харпер помахала передо мной фаллоимитатором.

— В тебе, наверное, постоянно были такие.

— Да, — сказала Клео. — Тебе понравится. Быть шлюхой — это семейное.

И тут Харпер схватила меня за руки.

— Остановитесь! — закричала я.

Я вырвалась из её хватки и инстинктивно отступила к стене. Я застыла от ужасающего шока и страха, а потом Клео сделала ещё хуже.

Она сказала: — Если ты не сделаешь этого, мы превратим твою жизнь в ад до окончания школы. Каждый день в коридоре, каждый день в классе.

Я узнала, что парень, который подтолкнул Клео сделать это со мной в лифте, был Хьюстон Боггс, старшеклассник, в которого она была влюблена.

Ей нужно было довести дело до конца, а если бы она этого не сделала, то выглядела бы перед ним плохо, балаболкой, дразнилкой. А она хотела показать ему, что может играть в высшей лиге. Она хотела поиздеваться надо мной, а я просто хотела, чтобы меня оставили в покое.

— Прекратите, — сказала я. — Пожалуйста.

Слёзы хлынули в тот момент, когда Харпер схватила меня за запястье и поставила на колени.

— Сделай это, шлюха! — крикнула Клео, как будто я даже не была её подругой.

Она смеялась, Харпер улыбалась. А я плакала.

Я начала расстегивать шорты, потому что подумала: я не смогу терпеть издевательства до конца школы. У меня оставалось шесть месяцев. Полгода. Это было на шесть месяцев больше, чем я могла перенести.

Что такое один момент по сравнению с неделями и месяцами?

Но я плакала.

Я плакала, когда стаскивала с себя шорты. Я плакала, когда меня заставляли принять решение, у которого не было хорошего конца. Чем дольше я колебалась, тем больше Клео угрожала мне, и тем больше я боялась. Она сказала, что они ворвутся в мою спальню. Она сказала, что они будут следить за мной, пока я сплю. Она сказала, что весь класс встанет за ней, объединившись против меня и моей сестры-шлюхи.

Она говорила всё это невнятно, алкоголь слепил ей глаза. И тогда я подумала — Я сбегу. Утром они этого не вспомнят.

Так что в трусиках, с секс-игрушкой у колена, я приняла решение, которое в дальнейшем будет преследовать меня ещё шесть месяцев.

Я встала и закричала: — Нет.

Я покачала головой, мои волосы спутались на талии. Я надела свои шорты, застегивая их дрожащими руками.

И я оттолкнула девочек со своего пути. Они кричали позади меня, дергали меня за волосы, но я заставила лифт двигаться, и когда двери распахнулись, я побежала.

Я бежала, спускаясь по лестнице и все время оглядываясь назад — напуганная, преследуемая.

На следующий день в школе мой шкафчик был забит презервативами.

На следующий день после этого двое парней загнали меня в угол в коридоре и попытались в шутку и с жестокостью сильно скрутить мои соски.

Я всегда оглядывалась через плечо. Я всегда запирала дверь. И я молилась о конце.

Возможно, выпускной и наступил. Но мой страх всегда, всегда оставался.

Я бы хотела вернуться назад и выбрать другой вариант. Я уже говорила об этом Райку, и он сказал, что, наверное, это ничего бы не изменило. Может быть, он прав.

— Дэйзи, — говорит Роуз, её голос срывается.

Я понимаю, что очень сильно плачу. И Лили, и Роуз стоят на коленях на твердом дереве рядом со мной со своими собственными слезами. У меня жжет горло, и мне требуется мгновение, чтобы осознать, что все, что вертелось у меня в голове, вылетело прямо из моего рта.

Эта история — они услышали каждую мелочь. Все кусочки и боль.

— Всё кончено, — говорит Роуз, поглаживая меня по спине. — Они больше не смогут причинить тебе боль. Мы им не позволим.

Я киваю, веря её словам. Ко мне никто не приближался уже несколько месяцев. Райк позаботился об этом.

— Дэйзи, — говорит Лили, её голос на удивление ровный. Именно она крепко держит меня за руку. Я наконец поднимаю голову и смотрю в её налитые кровью глаза, залитые слезами. — Мне очень жаль, что это случилось с тобой. И я знаю… я знаю, что трудно делиться такими вещами, но спасибо, что рассказала нам.

Моя грудь вздымается, и я несколько раз киваю.

Роуз вытирает несколько моих слез, проводя пальцами по моей щеке, и спрашивает: — Ты рассказала своему психотерапевту?

— Какие-то моменты, — шепчу я.

Роуз качает головой.

— Дэйзи, у тебя посттравматический стресс. Возможно, поэтому ты не спишь.

Мои слезы просто продолжают беззвучно течь.

— Остальное ты должна рассказать своему психотерапевту, хорошо? — добавляет Роуз, смыгая носом. Она промакивает салфеткой глаза, стараясь не размазать тушь.

— Я рассказала всё Райку, — бормочу я.

— И я рассказала Ло о своих проблемах, — мило отвечает Лили. — Этого недостаточно.

Я смотрю на руку Лили в своей. Её ногти не накрашены и обкусаны до крови, но у неё удивительно сильная хватка, которая заставляет меня чувствовать себя в порядке и в безопасности.

— Мальчики — как столпы, — говорит мне Роуз. — Райк — это то, на что можно опереться. Но они не заставляют тебя двигаться. Ты должна сделать это сама.