Оранжерейный цветок

— Двигайся, — грубо говорю я ей. — Или я перекину тебя через свое чертово плечо.

Дэйзи не двигается с места, она улыбается ещё шире. И я чертовски рад, что теперь у меня есть повод взять ее на руки. Дэйзи раздражает меня до чертиков — это обычное наше поведение перед папарацци.

Я быстро хватаю ее за бедра и перекидываю ее через плечо. Она смеётся, когда я кладу ладонь ей на попу.

Да, ее отец чертовски сильно не любит меня.

И эта ситуация не поможет улучшить наши отношения.

Коннор считает, что я идиот, раз совершаю вещи, выставляющие меня в дурном свете, особенно потому, что я не даже и не пытаюсь разъяснять свои намерения другим. В конце концов, люди будут думать лишь то, что захотят. Я не могу изливать свою душу каждому, кто считает меня мудаком. Я не могу даже раскрыться тем людям, кто имеет значение в моей жизни.

Когда мы подходим ко входу в бар, я осторожно опускаю Дэйзи на ноги. Пара вышибал у дверей отталкивают операторов назад. Мы входим почти сразу, минуя длинную очередь людей, которые, вероятно, ждали минут тридцать, чтобы войти.

Как только дверь за нами закрывается, шум становится только сильнее. Быть окружённым шумными пьяными людьми — не мое любимое занятие. В баре также находятся модели — худые девушки с красивыми чертами лица.

А вот и мой брат. И если смотреть на его внешность, на черты лица с ярко выраженными острыми скулами, то можно подумать, что он тоже модель.

Он сидит на гребаном барном стуле в накуренном пабе. Коннор находится рядом с ним, попивая воду из стакана, словно ничего и не произошло.

Я убью их.

— Дэйзи! — восклицает какая-то девушка, ее лицо покрыто веснушками. Молодая модель обнимает Дэйзи с широкой улыбкой на лице.

— Кристина! — улыбается Дэйзи. — Что ты здесь делаешь? — она бросает на меня взгляд, который означает: со мной все будет в порядке. Иди к брату.

Поэтому я оставляю Дэйзи с подругой, а сам иду к бару.

— Хей, — говорю я, кладя руку на плечо Ло. Он отпивает газировку, делая вид, что в его стакане нет алкоголя. — Как поход по магазинам?

— Скучно, — отвечает Ло, беря картошку фри с тарелки, которую они делят с Коннором. Он смотрит на полки за стройкой бара, где в ряд выставлен алкоголь. Сейчас Ло выглядит как маленький кровожадный засранец. Не знаю, как еще описать моего брата, когда он начинает пить. У него всегда такой взгляд в котором читается: я ненавижу тебя и всех в этом гребаном месте. Разница лишь в том, что теперь эта ненависть усилилась в тысячу раз.

Я несколько раз киваю, мои глаза горят. Затем хватаю чертов стул возле него и ставлю его так, чтобы сесть между братом и Коннором. Я не позволю сейчас Коннору встревать в наш разговор, чтобы он утешал Ло. Моему брату не нужна гребаная поддержка, так что я ограждаю его от этой возможности.

Коннор молчит и не заводит спор со мной.

Я подзываю молодую француженку-бармена.

— Что я могу вам предложить? — она хорошо говорит по-английски.

— То же, что и у него, — я указываю на стакан.

Ло допивает свой напиток одним глотком.

— Я закончил. Давайте просто уберемся отсюда, — он встает.

Я снова кладу руку ему на плечо.

— Усади обратно свою задницу. Я хочу выпить, черт возьми, — я заставляю Ло сесть обратно.

— Ты говоришь как папа, ты знаешь это? — отвечает он, стреляя фразой, надеясь остановить меня от дальнейших действий.

Но этого недостаточно. Мне нужно, чтобы он признался мне в том, что он только что сделал. Так что я игнорирую его, наблюдая, как девушка готовит мне напиток. Она кладет лед.

— Райк, — огрызается Ло.

Я поворачиваюсь к нему: — Что?

Думаю, что он собирается признаться, но затем понимаю, что краем глаза он смотрит на бармена. Затем говорит: — Пойдем отсюда.

— Я же сказал. Я хочу выпить, черт возьми.

Ло замолкает, и бармен наливает газировку в стакан. Кажется, она уже добавила алкоголь, пока я смотрел на Ло.

Мой брат стискивает зубы и кладет предплечья на стойку. Затем отворачивается, глубоко погруженный в свои мысли. Интересно, собирается ли он остановить меня. Я хочу, чтобы он признался, что пил алкоголь. Однако он продолжает молчать, даже когда бармен пододвигает ко мне стакан.

— Повторить? — спрашивает она Ло.

Он качает головой: — Нет, я не буду.

— За твое здоровье, — я поднимаю стакан в его сторону, а он смотрит на меня, прищурив чертовы глаз. Я подношу край стакана к губам. Ну же, останови меня, Ло.

Это игра с высокими ставками.

Но он сидит, не двигая ни одним мускулом, с его губ не срывается ни одно чертово слово.

Я наклоняю стакан, и сладкий вкус газировки смешивается с резким вкусом виски.

Шотландский виски.

Он пил алкоголь.

Чем больше я это повторяю, тем больше раздражаюсь и беспокоюсь. Я выпиваю половину стакана, ожидая, что он хоть что-то скажет или выхватит стакан у меня из рук. И не важно, мелькает ли в его глазах капля сожаления, на меня он смотрит холодным, смертоносным взглядом, будто я заслуживаю это дерьмо. Словно это мое наказание за то, что я игнорировал его больше двадцати лет.

Я ставлю стакан на стойку.

И мне требуется мгновение, чтобы осознать всю тяжесть произошедшего.

Только что я нарушил свои девять лет трезвости.

Я смотрю прямо на него.

— Надеюсь, тебе доставило это удовольствие.

— Что именно? Когда я пил или смотрел, как это делаешь ты?

Я пытаюсь не взорваться и не наброситься на него. Мое тело пылает. Снова хватаю стакан, собираясь допить напиток до конца, но Ло неожиданно выхватывает его у меня, передавая бармену.

— С него хватит, — говорит Ло. Когда он поворачивается ко мне спиной, он добавляет: — Если ты трезвый такой мудак, боюсь представить, какой ты мудак, когда выпьешь.

Я хватаю его за руку, прежде чем он спрыгивает со стула и исчезает в толпе.

— Ты не можешь творить эту херню, — рычу я. — Ты должен был позвонить мне, если у тебя было желание выпить. Я мог бы отговорить тебя.

— Может, я не хотел с тобой разговаривать! — внезапно выкрикивает Ло. Он спрыгивает с барного стула, и я следую за ним. В росте у меня перед ним преимущество всего на пару сантиметров. Мы смотрим друг на друга, и над нами нависает неразрешенная ненависть.

Он ничего не знает о моем детстве, и я не ожидаю, что Ло начнёт интересоваться. Все, что я хотел — лишь шанс исправить то, что я сделал неправильно. Быть рядом с ним, быть его братом, но Ло эту задачу вовсе не облегчает. Он никогда не дает мне поблажек, как, например, Коннору.

— Тогда позвони Лили, — говорю я, — своей гребаной невесте, которая была бы в слезах, если бы увидела тебя прямо сейчас. Ты, блядь, думал о ней, когда пил? Ты подумал о том, что это сделает с ней?

Лицо Ло кривится. Однако он не бьет меня.

— С меня хватит этого дерьма, — говорит он. Он собирается уйти.

Я хватаю его за руку, не позволяя ему отвязаться от меня так просто.

— Ты не можешь убегать от своих гребаных проблем. Они с тобой двадцать четыре часа в сутки. Тебе необходимо справляться с ними.

— Не говори мне о необходимости с чем-либо справляться. Ты даже не отвечаешь на сообщения папы. Ты игнорируешь его, словно его вообще нет в живых, — он качает головой, в его глазах видна ненависть. — Ты поступаешь с ним так же, как и со мной. Так почему бы тебе просто не сделать то, что у тебя получается лучше всего, и притвориться, что меня, блядь, не существует.

Его слова пронзают меня насквозь, причиняя боль, словно меня ударили в живот. Ло никогда не нуждался в кулаках, чтобы участвовать в драке. Он проходит мимо меня, но Коннор останавливает его, чтобы тот успокоился, прежде чем выйдет из паба.

Я держусь за стойку, восстанавливая свое дыхание. Когда мое дыхание приходит в норму, я осматриваю бар в поисках Дэйзи. Замечаю ее в компании Кристины и еще одного мужчины-модели с точеной челюстью. Он наклоняется ближе к Дэйзи, облизывая губы во время разговора.