Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 61



Евпиногору Ильичу и самому хотелось многое поведать ученикам, но он боялся, что об этом будет, знать весь город и дело может обернуться плохо.

Ему казалось более безопасным читать детям книжки, дозволенные цензурой, но сопровождать чтение своими пояснениями.

В его чтении совершенно по-другому прозвучал рассказ Тургенева «Муму». Этот рассказ читала

Клавдия Ивановна во втором классе. Тогда его прослушали с интересом. Сейчас, слушая Тургенева, ученики смахивали рукавами слезы, от души жалели и немого Герасима и бедную Муму.

Перед самыми экзаменами Евпиногор Ильич принес в класс газету и положил ее на столе, чтобы видели все. Когда прозвучал последний звонок, он многозначительно поднял руку:

— Сегодня я решил вам кое-что почитать. Кто не желает оставаться — может идти домой.

Ребята еще во время перемены украдкой взглядывали на газету, но ничего не могли понять. Теперь они догадались, зачем газета появилась в классе.

— Читайте, господин учитель! — закричал дежурный по классу. — Никто домой не пойдет.

Евпиногор Ильич подошел к карте Европы, висевшей на стене, и неторопливо обвел указкой кусочек суши между двумя морями:

— Знаете ли вы, как называется эта страна? — Франция! — крикнул Степка.

— Правильно, Халтурин. В этой стране живут французы, которые в 1812 году пытались завоевать Россию, потому что тогда Францией правил властолюбивый и алчный император Наполеон. Как вы, очевидно, знаете, Наполеон был разбит Кутузовым и изгнан из России. Русские солдаты вошли в Париж. Наполеон был сослан на остров Святой Елены и там умер. Францией правили короли, потом богатые торговцы, опять император и затем буржуа. А совсем недавно во Франции была революция — к власти пришел народ. Была создана Парижская коммуна. Вот послушайте, — учитель развернул газету и вдохновенно прочитал маленькое сообщение, где говорилось, что власть в Париже захватили вооруженные рабочие и ремесленники.

Ученики сидели, навострив уши, не зная, как себя вести.

— А что, Евпиногор Ильич, это хорошо, что во Франции революция и коммуна? — спросил Степка.

— Это замечательно! Это значит, что народ прогнал богачей и сам будет управлять страной. Теперь там простые люди, как вы, обретут свободу, будут жить хорошо и никто не посмеет их обидеть.

— А у нас? — послышался чей-то голос из угла.

— Что у нас? — смутился учитель. — У нас… есть смелые люди, которые мечтают о революции, но пока их ссылают и вешают. Правда, они не сдаются, продолжают борьбу. И революция рано или поздно, но, безусловно, будет у нас совершена. Может быть, это суждено сделать не им, а вам — юному поколению, стоящему на пороге жизни.

— А что для этого надо?

— Надо учиться, друзья мои. Это самое главное, что от вас требуется. Учиться и верить! Верить в будущее. Сегодня победили французы, завтра победим мы!

9

Степка вернулся домой возбужденный. За обедом рассказывал отцу и братьям об учителе, о том, как тот читал газету о революции во Франции.

Отец долго жевал ус, думая об услышанном.

— Не должно быть, чтобы короли да буржуи допустили к власти рабочих и ремесленников. У них же войска! А своих не хватит — в других странах наймут. Наш царь поможет. Нет, удушат они народ, удушат…

Степка всю ночь метался, думал о революции во Франции, видел страшные сны. Ему пригрезилось, будто он сам шагал с красным флагом по Парижу. Утром, раньше обычного он убежал в город.

Училищный сторож, бывший николаевский солдат с бравыми прокопченными усами, сидел на крылечке, курил.

— Сегодня занятиев не будет, — объявил он.

— Почему так?

— Учителя арестовали жандармы.

— Евпиногора Ильича?

— Его.

— За что же? — дрогнувшим голосом спросил Степка.

— Не знаю, не при мне арестовывали,

— Да может, неправда?

— Сам видел, как его в Вятку повезли…

Глава третья

1



Раны телесные у подростков заживают быстро, словно их и не было; раны души оставляют след на всю жизнь. Ошарашенный вестью об аресте учителя, Степка несколько часов бродил по городу: стоял у дома исправника, у тюрьмы. Он не верил, что Евпиногора Ильича увезли в Вятку, надеялся его увидеть, В его голове рождались фантастические планы спасения любимого учителя. «Если бы его повели от исправника в тюрьму, мы бы налетели всем классом, сбили городовых и — в лес… Ночью бы пробрались к реке, к нашей лодке, и я бы перевез его на тот берег и спрятал в сторожке, в лесу».

— Эй, Степка, ты куда идешь? — остановил его Вани Кудасов, белобрысый подросток, товарищ по училищу.

— Да ходил к тюрьме, думал, увижу Евпиногора Ильича.

— Его увезли в Вятку — мой тятенька видел, он около управы забор ставит… Мимо провезли.

— Эх, жалко! Мы бы могли его спасти…

— Что ты, жандармы везли!

— Кто же донес на него? Ты рассказывал кому-нибудь, что он сослан за убийство царя? Я только тебе да Федьке говорил.

— Ишь ты! Да об этом весь город знал…

— Нет, нет, это я его погубил. Так бы никому и в голову не пришло проверять, что он читает нам… Наверное, за газету его?

— Не знаю.

Степка горестно махнул рукой и быстро пошел к своей деревне…

Придя домой, он повесил на гвоздь сумку с книжками, ушел во двор, забрался на поветь.

Еще на пасхе, играя с ребятами в прятки, они с Пашкой прорыли в сене лаз к стене, где лежали старые сани, рассохшийся стол и разная утварь. В стене было маленькое оконце и через него проникал сюда дневной свет.

В этот тайник Степан любил забираться с закадычными дружками и читать им басни, подаренные Евпиногором. Сейчас он тоже залез в тайник и достал любимую книжку, полистал ее, опять спрятал. Евпиногор Ильич неотступно стоял перед глазами.

«Я, я виноват, что его арестовали! Только я. Если бы ребята не знали, что он покушался на царя, кто бы стал рассказывать, что он читал и говорил, про революцию? Я, я погубил его… Кто-то из учеников проболтался дома, а родители донесли…»

— Степка! — послышался голос матери. — Степка! Иди обедать.

«Не пойду. Никуда не пойду. Нечего меня, дурака, кормить обедами», — он лег на сено и закрыл глаза… Минут через десять послышался зычный голос брата Ивана:

— Степка, иди есть! Отец сказал, если не придешь — выходит тебя вожжами. Слышишь?

«Они же ничего не знают… Если бы знали — не стали бы орать», — подумал Степан и слез с повети.

— Ну, чего прячешься? — прикрикнул на него отец, когда Степан переступил порог. — Признавайся, чего натворил в училище?

— Я — ничего, жандармы — натворили.

— Жандармы! Ну-кась, рассказывай!

— Жандармы схватили Евпиногора Ильича и увезли в Вятку.

— Вот те раз… за что?

— Никто не знает… Может, за то, что нас учил.

— Сумнительно… а что же в училище?

— Ничего. Отпустили домой.

— Экое несчастье! — вздохнула Ксения Афанасьевна. — Опять его, беднягу, должно, в острог посадят.

— Не иначе как в острог… — согласился отец. — Однако нечего киснуть! Садись ешь, Степка, да пойдешь с Иваном на мельницу. Некогда горе-то горевать.

2

Степан не переставал думать об арестованном учителе. Жалко ему было Евпиногора Ильича. Он ходил, покусывая губы, сжимая кулаки. «Эх, кабы было мне лет восемнадцать. Собрал бы парней. С кольями пошли на жандармов, отбили бы учителя…»

С детских лет жили в сердце Степана любовь к обиженным и ненависть к тем, кто давил и угнетал бедного человека. Много он наслушался рассказов от отца и дяди Васи, со столярным топориком за поясом исколесившего всю Россию. Много слыхивал от бабки сказок и песен про удалых русских богатырей.

Доходили до него передававшиеся потихоньку из уст в уста рассказы о смелых крестьянских бунтах в Вятском крае.

Государственные крестьяне, не испытавшие рабской кабалы крепостничества, трудней повиновались властям: в них сильнее был дух свободолюбия. В Вятском крае из-за недородов и грабительских поборов нередко вспыхивали бунты. Поднимались деревни, а подчас и целые волости.