Страница 59 из 61
— Есть, ваше превосходительство.
— Пропустите!
Военный доктор подошел, пощупал пульс, заглянул в потухшие глаза Стрельникова.
— Ну что, есть ли надежда спасти?
— Нет, ваше превосходительство! Гурко снял фуражку.
— Полковник, распорядитесь отнести тело генерала в «Петербургскую гостиницу». Дайте знать прокурору, судебному следователю и судебно-медицинскому эксперту.
— Слушаюсь, ваше превосходительство!
— Действуйте!
Гурко надел фуражку и мимо расступившейся толпы пошел к губернаторскому дворцу.
4
Связанных террористов привели в полицейский участок и заперли отдельно. Дежурный пристав, не добившись от них никаких показаний, сам помчался на извозчике докладывать полицмейстеру.
Вскоре приехала черная тюремная карета, и террористов под казачьим конвоем перевезли в тюремный замок, посадили в башню.
Допрос начался, когда уже стемнело, и продолжался до полуночи. Арестованные не только отказались назвать соучастников и организаторов покушения, но даже не сказали своих подлинных имен.
Халтурин показал, что паспорт на фамилию Добровидова — поддельный и что настоящая его фамилия Степанов, а зовут Константином Ивановичем.
Желваков назвался дворянином Николаем Сергеевичем Косогорским.
Паспорта на имя Степанова и Косогорского были изъяты при аресте, но следователи им не верили.
Арестованных провели в соседний кабинет, где сидел генерал Гурко, полицмейстер и- градоначальник.
— Ну-с, так как же ваша настоящая фамилия? — обратился Гурко к Желвакову.
— Я вначале хочу услышать именно от вас, генерал, удалось ли спасти Стрельникова?
— Вас мучит раскаяние? Нет, молодой человек. Стрельников, к сожалению, умер. Злодейски убит!
На лице Желвакова мелькнула улыбка.
— Значит, мы выполнили свой долг. Теперь можете делать со мной что угодно, больше я ничего не скажу.
— Уведите его, — распорядился Гурко. Желваков, тепло взглянув на Халтурина, гордо пошел впереди конвойных.
— Ну-с, а вы? — погладив седые подусники, Гурко взглянул на Халтурина. — Что можете вы добавить к своим показаниям?
— Я приехал…
— Откуда приехали? — прервал полицмейстер резким криком.
— Я приехал вести пропаганду среди рабочих, — продолжал Халтурин, повысив голос.
— А я спрашиваю, откуда приехали? — злобно остановил полицмейстер.
Гурко сделал знак рукой. Полицмейстер умолк.
— Продолжайте!
— Я вел пропаганду среди рабочих и надеялся возродить союз русских рабочих.
— Зачем?
— Чтобы рабочие могли организованно бороться за свои права.
— Ваше превосходительство! — вмешался следователь. — Вот документы, изъятые у арестованного: «Устав Одесской рабочей группы» и прокламации.
Гурко посмотрел и снова поднял глаза на Халтурина, который казался спокойным, хотя его била нервная дрожь.
— Ну-с, а почему же вы участвовали в покушении на генерала Стрельникова?
— Он мешал моей работе. Он сажал и вешал революционеров. И я решил его казнить.
— Казнить?
— Именно казнить!
— Скажите!.. А где же вы познакомились со своим соучастником?
— Случайно. Он не виноват… Все дело с покушением задумал я.
— А убил он? — съязвил полицмейстер.
— Он был простым исполнителем и по молодости не понимал, на что идет. Организатором покушения был я один, и я готов нести за это ответ.
— Может быть, вы все же назовете свое настоящее имя и ту организацию, которая заслала вас в Одессу?
— Я сказал все и больше ничего не желаю добавить.
— А где вы взяли деньги на покупку лошади и эти сто рублей? — он указал на приколотую к акту сторублевую бумажку. — Где вы взяли три револьвера, кинжалы, склянку с ядом?
— Я сказал все, что мог, и больше ничего не желаю добавить.
— Увести! — приказал Гурко.
Когда дверь за конвойными закрылась, Гурко поднялся и заходил по кабинету.
— Да-с, господа, эти люди едва ли что-нибудь скажут сами. Даже если мы и станем допрашивать с пристрастием. А время позднее — надо телеграфировать государю. Не дай бог, если слухи об убийстве Стрельникова просочатся в петербургскую печать раньше нашего сообщения. Что вы скажете?
— Мы уже можем, ваше превосходительство, составить телеграмму на основании предварительного следствия.
— Что же вы напишете? Что в Одессе, где губернатором генерал-адъютант Гурко, среди белого дня, на глазах у гуляющей публики убит военный прокурор Стрельников? Нечего сказать — утешите государя! А в каком свете выставите меня? А?
— Нет, ваше превосходительство, мы составим деликатно, — заговорил полицмейстер. — У нас уже есть набросок.
— Ну-ка, ну-ка, читайте!
Полицмейстер, отерев выступивший на лбу пот, прочел глуховато: «Санкт-Петербург, Зимний, Его императорскому Величеству, Государю-Императору Александру III.
Доносим Вашему Величеству, что 18 сего марта в Одессе выстрелом из засады злодейски убит военный прокурор генерал-майор Стрельников. Оба злоумышленника схвачены на месте. Один назвался рабочим Степановым, второй — дворянином Косогорским. Ведется срочное дознание. Ждем ваших указаний».
— Так, так… пожалуй, годится. Слова «злоумышленники схвачены на месте» подчеркнуть! Это важно! Ведь тогда, в Зимнем, мошенник успел скрыться. Да. И исправьте адрес: «Санкт-Петербург, Гатчина, Царский дворец». Сделайте побыстрей — я подпишу.
5
Ночью в Одессе шли обыски — искали соучастников покушения. Было, арестовано больше двадцати человек, в том числе барышник, у которого купили лошадь, и извозчик, давший напрокат биржевые дрожки.
Девятнадцатого с утра начались допросы, продолжавшиеся до позднего вечера. Ничего существенно нового следствию узнать не удалось. Предполагаемые соучастники успели скрыться.
Халтурин и Желваков были сфотографированы. Их фотографии размножили и срочно отправили в Москву, Петербург, Киев, Харьков и во многие большие города для опознания и установления личности террористов.
Двадцатого утром Гурко получил телеграмму от царя. В ней говорилось: «Означенных преступников повелеваю повесить в 24 часа без всяких отговорок».
Он дважды перечитал телеграмму и, поднявшись, стал грузными шагами прогуливаться по ковру.
Вспомнилось, как два года назад он был генерал-губернатором Петербурга и вместе с Александром II встречал брата царицы принца Гессенского. Когда дворец содрогнулся! от взрыва, он первый прибежал к месту катастрофы и первый доложил государю о случившемся. Но все же его престиж пошатнулся. А когда первомартовцы казнили Александра II, новый царь отстранил его от дел и перевел в Одессу.
«Третий раз на моем пути встают террористы, — думал Гурко, прогуливаясь, — и как знать, кто они? Может быть, те же самые люди, что взорвали Зимний и готовили трагическое покушение на Екатерининском канале. Как бы мне снова не поплатиться за них? Закон требует следствия, доказательства вины и суда с присутствием защиты. Но повеление государя в России выше всяких судов и законов. Я должен его исполнить беспрекословно. Иначе нельзя. Конечно, жалко этих террористов — ведь совсем почти мальчишки! — а что поделаешь? Хоть и мирное время, а придется их судить военным судом…»
Одесса, хотя и не была объявлена на военном положении, но жила напряженно, тревожно.
С вечера по городу разъезжали казачьи патрули и конные жандармы. Всех подозрительных хватали и отвозили в полицейские участки.
О покушении на Приморском бульваре рассказывали по-разному. Одни — с ненавистью и злостью, другие — доброжелательно, как о геройском подвиге. Ходили слухи, что двоих рабочих со склада, помогавших задержать террористов, сами же рабочие избили до полусмерти. В газетах появилось весьма сдержанное сообщение, где рассказывалось, как было совершено покушение и как задержали террористов. Назывались и фамилии арестованных: Степанов и Косогорский. Однако они никому ничего не говорили.
Все ждали открытого суда. Студенческая, революционно настроенная молодежь, знавшая о жестокостях Стрельникова, радовалась свершившемуся возмездию. Среди студентов быстро распространилась песня: