Страница 53 из 61
«Вот сейчас охранники заметят, что я дрожу и — конец», — но охранники даже не взглянули на него…
Выйдя из дворца, Степан торопливо зашагал к арке, где должен был ждать Желябов.
«Надо бы условиться где-то поближе. Ведь не успею. Ахнет взрыв — и сразу схватят и меня и его».
Он ускорил шаги, почти побежал и, увлекшись, чуть не сбил бросившегося навстречу Желябова.
— Ну что, Степан? Как?
— Идем скорее. Все сделано!
Только успели повернуть за угол, как раздался оглушительный взрыв. Земля вздрогнула, зазвенели посыпавшиеся из окон стекла.
— Пойдем, пойдем быстрей! — торопил Степан.
— Нельзя, Степа. Давай остановимся. Видишь, народ бежит сюда. Переждем.
Постояли минуты две, послушали и потом, уже гордые сознанием, что казнь тирана свершилась, стали пробираться к тайной квартире «Народной воли», где в тревоге ждала Якимова.
Глава четырнадцатая
1
Ну что, что? Кажется, можно поздравить? — сбивчиво, с трудом сдерживая волнение, спросила Якимова, впустив Желябова и Халтурина в квартиру.
— Взрыв был внушительный, — сказал Желябов, — кругом из домов посыпались стекла. Во дворце погас свет.
— Мы тоже здесь слышали, как рвануло. Но можно ли надеяться?.
— Не знаю, Аннушка, не знаю. Об этом сейчас никто не может сказать… Давай нам скорее крепкого чаю, а лучше — вина. Мы продрогли и нервное напряжение ужасное…
— Сейчас, сейчас, проходите в гостиную.
Когда на столе появился самовар, из дальней комнаты вышел молодой стройный человек, в темном костюме, с пышной шевелюрой и шелковистыми усами.
— Что, друзья? Вижу, вы живы и дело сделано?
— Да, вот он, наш герой! — представил Желябов. — Знакомьтесь, друзья.
— Исаев, — сказал молодой человек, крепко сжав руку Халтурина. — Степан Николаевич — не просто гость, он наш брат, товарищ!
— Спасибо! — Оба пожали друг другу руки и сели к столу. Желябов наполнил рюмки вином.
— Мы еще не знаем, друзья, что в Зимнем, но взрыв прогремел и эхом прокатится по всей России! Если тиран уничтожен — завтра, даже сегодня ночью Исполнительный комитет начнет действовать. Выпьем же за возмездие и за то, что герой с нами!
Все поднялись, чокнулись, выпили стоя. Даже Степан, всегда воздерживавшийся от вина, на этот раз выпил с охотой. Его все еще знобило.
Пока закусывали, Анна Васильевна сходила на кухню, принесла горячие пирожки.
— Вот, угощайтесь, — предложила она.
— Это что же, Аннушка, вроде как поминки по усопшему императору? — усмехнулся Желябов.
— Нет, это я напекла, чтоб попотчевать Степана Николаевича.
— Видишь, Степан, как тебя встречают в этом доме! Уж не влюбилась ли Аннушка? И правильно! Если б я был девушкой — тоже влюбился бы в тебя. Право слово! — улыбнулся Желябов. — Только зарос ты зверски. Вот закусим — иди в кухню, сбривай и бороду и усы начисто. С сегодняшнего дня ты будешь жить по новому паспорту.
— Да, изменить образ не мешало бы, — овладевая собой, сказал Степан.
— Исаев побреет и даже подстрижет тебя. Он у нас мастер на все руки.
— Да, да, Степан Николаевич, вам надо побриться. Я помогу.
Якимова стала разливать чай.
— А может, еще по рюмочке? — спросил Исаев.
Желябов взглянул на часы.
— Меня ждут в комитете, друзья. Я должен идти. — Он поднялся и протянул руку Халтурину. — Прощай, Степан, и чувствуй себя как дома. Может быть, я или кто-нибудь из наших еще заглянет сегодня. А если будем готовить листовку — тогда завтра.
— Я пройдусь в город, — сказала Якимова.
— Только никаких расспросов, Аннушка. Теперь каждый пустяк может вызвать подозрение.
— Конечно, Андрей, я понимаю…
— Ну, прощайте, друзья!
— Может, и мне пойти на заседание? — спросил Исаев.
— Нет, Гриша, ты оставайся дома. Если будет крайняя нужда — я дам знать…
2
Желябов явился только утром с весьма тревожными новостями. От взрыва погибло восемь солдат и больше сорока ранено, а венценосный тиран из-за встречи принца Гессенского опоздал к обеду и опять остался невредим.
Это известие сразило Халтурина: он побледнел, изменился в лице, его стало знобить.
— Степан, голубчик, успокойся, — обнял его Желябов. — Этот взрыв в Зимнем потряс весь Петербург. Царь хоть и уцелел, но напуган смертельно. Это событие поднимет престиж «Народной воли». К нам придут тысячи новых бойцов. Взрыв в царском логове — первый могучий удар по самодержавию! Твой подвиг будет жить в веках.
— Какой же это подвиг? Вместо деспота я убил невинных людей.
Без жертв не бывает сражений, Степан. Ты должен успокоиться. Комитет высоко оценивает твои действия. Неудача произошла не по твоей вине.
— Мне бы где-нибудь лечь… болит голова.
— Аня, проводи Степана в мою комнату, — сказал Исаев, — и побудь с ним. Я немного задержусь с Андреем.
— Да, да, пойдемте, Степан Николаевич. Там тихо, спокойно.
Когда они ушли, Исаев присел на диван к Желябову.
— Ну, что, Андрей? Как же мы просчитались?
— Кто мог предположить, что будет нарушен железный распорядок дворца?
— Но мина, говорят, разрушила лишь часть столовой? Очевидно, был мал заряд?
— Этот заряд оказался достаточным, чтобы оглушить весь мир! Важно, чтобы мы смогли разумно воспользоваться сложившейся ситуацией для революционной борьбы.
— Что ты предлагаешь?
— Я пришел за тобой и Анной. Собираем экстренное заседание Исполнительного комитета.
— Халтурина одного оставлять опасно. Он в тяжелом состоянии.
— Да. Он потрясен и удручен. Скажи Анне, чтобы оставалась дома и не спускала с него глаз.
3
Нервное потрясение, вызванное неудачей покушения, не проходило. У Степана сильно болела голова, его знобило, трясло. Лишь седьмого вечером, когда ухаживавшая за ним Анна Васильевна прочла листовку Исполнительного комитета, Степан ожил и воспрянул духом. В листовке, написанной вдохновенно и страстно, говорилось, что покушение в Зимнем совершено революционером-рабочим. Что рабочий агент «Народной воли» сим актом должен был свершить возмездие. Что царя-тирана спасла чистая случайность, но что казнь над ним неминуемо свершится.
— Спасибо, Анна Васильевна, спасибо! Эта листовка для меня — лучше всякого лекарства. Теперь все рабочие узнают правду. Да и я еще не пойман и, может быть, в следующий раз не сделаю промаха.
— Правда, Степан Николаевич? Вы успокоились? — беря его руки в свои, спросила Якимова.
— Начинаю успокаиваться.
— А мы боялись… Уже хотели звать знакомого доктора.
— Нет, не надо. Я сейчас встану. Я уже чувствую себя хорошо. Да и как можно лежать без дела?
— Нет, нет, нет, Степан Николаевич. И не думайте ни о каких делах. Петербург объявлен на военном положении. Все дороги из города закрыты. Поезда обыскиваются. Поля и перелески оцеплены войсками.
— Значит, из Питера не выбраться?
— И думать нечего.
— Тогда я буду помогать вам. Я готов топить печи, быть кухаркой, судомойкой, лишь бы не сидеть сложа руки.
4
Дворником в доме 37 по Большой Подьяческой служил прогоревший купец Афанасий Феоктистович Хомутов. Он знал наперечет всех жильцов и по праздникам наведывался к ним, чтобы поздравить и выпить рюмку водки. Исаев и Якимова были прописаны в доме как супруги. Они старались поддерживать с Феоктистычем добрые отношения, что было весьма важно, так как дворники о своих жильцах обязаны были докладывать полиции.
Исаев выдавал себя за сына богатого саратовского купца-мукомола и потому особенно почитался дворником.
Феоктистыч жил под лестницей, в главном подъезде, в тесной швейцарской, и часто выходил покурить в вестибюль.
Как-то, остановив Исаева, Феоктистыч подошел и заговорил шепотом.
— А знаете, ваше степенство, вчерась полиция с обыском ходила по квартирам. Так я приставу сказал, чтобы Прохорова и вас не беспокоили. Прохоров, говорю, старый генерал, а вы, стало быть, сродственник его превосходительства.