Страница 40 из 79
Торговая палата — могучая организация, призванная охранять коммерческие интересы города в своей стране и за рубежом. Она привлекает в город денежные капиталы из других штатов и стран, старается, чтобы крупные мировые фирмы открывали здесь свои филиалы.
Хозяин кабинета занят международными связями. Орбелян ездит по миру, принимает делегации. Сан-Франциско — старый торговый порт, традиционно связанный со многими восточными странами.
— С кем ваш город особенно активно торгует, Гарри?
— Япония, Тайвань, Гонконг, Филиппины. С Китаем налаживается торговля. С Советским Союзом? Пока мало. Трудно торговать с Советским Союзом, все упирается в качество! На икре, на водке да на матрешках много не заработаешь. Обидно все-таки делается, японцы проиграли войну, тайваньцы вообще, что говорить, но ведь душат американцев на мировом рынке, буквально душат. Качеством. И все равно каждый год раза по три приезжают в Сан-Франциско от них делегации. Зачем? «Вы говорите, мы продаем больше, чем у вас покупаем? Вот, привезли деньги, хотим у вас кое-что купить». И покупают. Я кручусь, помогаю. Разве не обидно?
А с другой стороны, Галечка золотая моя, ты же видишь, что в Америке творится с точки зрения нашей гласности. Колоссальные перспективы! Все только и оглядываются на Советский Союз. Раньше доклады советских руководителей только просматривали, а теперь изучают досконально, время не жалеют, звонят: правильно ли я там понял, Гарри? Правильно, говорю, все верно.
Я у них вроде экономического эксперта. Хилтон из Гонконга звонил, давай помогай, Гарри, в нашем вопросе, заинтересован в русских. Я сразу сказал: с удовольствием, поедем, посмотрим, построим. Вам, говорю, двери приоткрывают впервые за столько лет, вы это поняли? Соглашайтесь на советские условия. Ну вот, согласились взаимно, строить собираемся. Это я к чему? К тому, что в каждом слове, каждой реплике Горбачева есть что-то новое для улучшения жизни советского народа и экономического обмена между Востоком и Западом.
Я вам, Галечка золотая и Геночка дорогой, так скажу: американский торговый мир очень взволнован. Здесь меня все время просят: устрой торгово-дружественную делегацию в Советский Союз. Каждый раз говорю: «Больше тридцати человек брать не могу», а они: «Давай, ладно».
— А куда они предпочитают ездить? В Москву?
— Зачем? Всюду хотят побывать: доверие появилось, понимаете? Главное, чтобы рождалось все большее доверие.
— Ваша Торговая палата стала членом АСТЕСа (Американо-советского торгового совета)?
— Да, вступили… я когда был в Кремле на приеме с нашим мэром Дайяной Файнстайн…
— Гарри, расскажи подробней! Правда, что ты с Михаилом Сергеевичем разговаривал? Слух такой прошел…
— Что значит — правда? Руку жал мне он! Сейчас расскажу. Значит, дело было так. Когда мы были с мэром в Москве на приеме в Кремле по сессии АСТЕСа, я подошел к начальнику протокола и говорю: так, мол, и так, хочу познакомить моего мэра с Михаилом Сергеевичем. Он отвечает: «Не по протоколу, надо согласовать». А я смотрю, официальная часть закончена, разговаривает Горбачев с Хаммером. Ну, думаю, Гаррик, надо брать дело в свои руки. Дайяна, говорю, пошли знакомиться с Михаилом Сергеевичем. А она мне: «А он нас ждет?» Не задавай, говорю, глупые вопросы, пошли. Подошли, он повернулся, видит, интересная дама перед ним стоит. Я говорю: «Хотел бы вас познакомить с мэром города Сан-Франциско».
Ну сели мы, начали рассказывать, какой такой город. Михаил Сергеевич спросил насчет Форт-Росса, слышал о нем, спросил о русской культуре, какая эмиграция, сколько русских в Сан-Франциско. Когда она ему сказала, что больше шестидесяти тысяч русских, он просто удивился, особенно когда она добавила, что есть места, где по-английски вообще не говорят, только русская речь.
— Ваш мэр — русская, говорят?
— Предки ее из Петербурга, и сама она была православная, пока замуж не вышла… Поговорили мы, распрощались, отошли. А потом наши советские ребята говорят: «Гаррик, это было колоссально, это хорошо, что вы подошли». И Дайяна была очень, очень довольна. Лестно ей было, понимаете, потому что Горбачева в Америке очень и очень уважают.
2
И вот мы снова в Сан-Франциско. У Орбеляна в гостях. На стене в гостиной на видном месте висит портрет человека в гимнастерке. Молодой, красивый, темноволосый. Но откуда красноармейская гимнастерка в этом благополучном американском доме?
— Это мой отец, — говорит Гарри, — один из активных деятелей первых лет Советской власти в Закавказье, Агапарон Орбелян.
Человек на портрете полон сил, и на лице у него то самое выражение, которое свойственно людям 20-х годов, — убежденность и вера. Агапарон Султанович Орбелян смотрит на нас со стены: все хорошо, все впереди.
…Он закончил Донской политехнический институт в Новочеркасске, в годы первой мировой войны служил в царской армии, воевал в Красной Армии, вступил в Коммунистическую партию. К 1936 году был председателем Выездной коллегии Верховного суда Азербайджанской республики.
Все верно. Борец с басмачами смотрит на нас со стены, и предприимчивый, живой, дружелюбный Гарри, удачливый американский бизнесмен, его сын, с гордостью рассказывает историю жизни своего знаменитого отца. Да, Гарри Орбелян, друг многих советских дипломатов и журналистов, работающих в США, неизменный и преданный их помощник, Гарри — это маленькое безотказное бюро дружбы, постоянный гость и в советском посольстве в Вашингтоне, и в консульстве в Сан-Франциско, и на заседаниях АСТЕСа в Москве, Гарри, которого, кажется, знают все советские люди, побывавшие хоть раз в Сан-Франциско, и который сам знает всех и ко всем относится с открытой душой, хотя люди встречаются разные, в том числе и неблагодарные, пугливые, с удовольствием пользовавшиеся его поистине восточным гостеприимством в Америке и уклоняющиеся на всякий случай от встреч с ним в Советском Союзе, не обижающийся ни на кого Гарри, для которого, если его послушать, каждый советский человек — значит прекрасный человек, вице-президент Торговой палаты Сан-Франциско, сын этого навеки оставшегося в памяти близких молодым человека в зеленой гимнастерке.
Приехал после революции в Ереван этот молодой человек, встретил гимназистку, благовоспитанную девочку из буржуазной семьи Соню Атарбекову, они поженились, не спрашивая разрешения у Сониных родичей (Соня была сиротой), увез он свою Соню в родное село, родила она ему там сына Гаррика. Двухмесячным Гаррика привезли в Баку. Родители работали. Отец — в Верховном суде, мать — в Азнефти, начальником секретариата разведки ресурсов. Оба члены партии. Родился еще один мальчик, Котик, Константин Орбелян, ныне композитор, народный артист СССР. Соня, работая в Азнефти, по вечерам училась в консерватории по классу скрипки. Младший сын оказался в мать, поступил в группу одаренных детей при консерватории. Мать успела дать сыну направление всей его будущей жизни. Учили дети дома немецкий язык. Мать как в воду глядела: знание немецкого в дальнейших событиях жизни старшего сына сыграло немаловажную роль.
Шли годы. Давно миновал 1925 год, когда при таинственных обстоятельствах погиб знаменитый брат Сони (Георгий Атарбеков, старый член партии, сподвижник Кирова, друг Дзержинского. Сейчас его именем названы колхозы, совхозы, улицы. В 1925 году Мясников, тогда первый секретарь Закавказского крайкома РКП (б), Могилевский и Атарбеков должны были лететь из Тбилиси на встречу со Сталиным в Сухуми. По семейной легенде Атарбеков спросил у летчика: «А где наши парашюты?» На что тот ответил: «Да зачем? Нам лететь недалеко, а пока станем искать парашюты, опоздаем на встречу с товарищем Сталиным». И вот самолет поднялся в Тбилиси и через какое-то время стремительно пошел вниз. Летчик открывает кабину, хочет выпрыгнуть. Тут Атарбеков вытащил маузер — и летчика наповал, а сам без парашюта выпрыгнул из самолета, разбился насмерть, Мясников и Могилевский сгорели в машине.
…Так рассказывает эту историю Гарри, всякий раз волнуясь и горячась. Он был совсем маленьким мальчиком, когда это случилось, но помнит разговоры взрослых, помнит осторожный шепот.