Страница 19 из 57
И сейчас, когда Володя выходит на берег с полным штофом, Гриша, весело хихикая, провозглашает:
— Как Исус Христос, воду в вино превращаю!
Но эта его шутка не встречает одобрения.
— Говори, да не заговаривайся! — строго обрывает богохульника Володя.
— А то и по сопатке схлопотать можно! — строго добавляет Тимофей.
Гриша обиженно отворачивается. Подумаешь, уж кто бы за Христа заступался, только не Тимофей. Сам-то, когда разойдется, всех переберет, всем достанется: и святой богородице, и архангелам, и самому господу богу… А тут и пошутить нельзя. Понятно: просто завидки берут, что не он додумался…
Перед тем как заняться главным делом, Володя еще раз подносит всем по стаканчику, после чего снова забредает в реку — и снова штоф полнехонек…
И так повторяется много раз, пока содержимое штофа ни на цвет, ни на вкус, ни на запах не станет отличаться от обычной речной воды.
А главное Володино дело, которому он предается с увлечением, можно сказать, с азартом, — это приготовление кулеша. В этом искусстве Володя поднаторел во время учебных походов в кадетском корпусе. Прежде всего надо выбрать удобное место для костра. Володя обходит прибрежные заросли лозняка и обнаруживает полянку со следами кострища — черным кругом выжженной земли, обгорелыми колышками тагана, разбросанными вокруг кусками бумаги.
Часть работы, самую трудоемкую, кто-то уже сделал за них: топора с собой не взяли, и вырезывание кольев для тагана володиным перочинным ножом отняло бы очень много времени.
А Миша огорчен: значит, кто-то побывал здесь раньше, значит, не такое уж это необитаемое место, вовсе они не первооткрыватели…
Все занялись делом. Тимофей и Гриша, забрав удочки, уселись в лодку и поплыли куда-то вниз по течение
Мише и Егорушке поручено наносить дров для костра. Володя отправился вырезать поперечину для тагана. Обошли берег, но подходящих дров поблизости не нашлось. Принесли по охапке сухого камыша и мелких прутьев. Володя сказал, что этого не хватит, пошли и принесли по второй охапке. Сам Володя в это время промыл пшено, порезал мелкими кубиками свиное сало и начистил картошки. И вот уже эмалированный чугунный котел, наполовину заполненный водой, висит на тагане, шустрые, почти бесцветные при ярком солнечном свете язычки пламени облизывают закопченное днище; вода закипает. Володя, тщательно примериваясь, отсыпает на ладонь кучку соли из бумажного фунтика, бросает в котел, пробует и засыпает пшено, непрерывно помешивая. Когда варево вновь закипает, Володя какое-то время томит пшено на малом жару, после чего опускает в котел сало и мелко порезанный картофель. Теперь самое главное — следить, чтобы варево не подгорело. Это уже забота главного кашевара, и Володя отпускает своих помощников.
Егорушка отходит подальше от костра и укладывается в тени, под развесистой ветлой. Миша хотел было последовать его примеру, но тут же укорил себя: валяться на траве можно и дома на задворках. Уж если забрались в такую даль, в такие расчудесные первобытные места, так надо обойти, осмотреть все окрест и прежде всего отыскать, где укрылись рыболовы. Среди зарослей лозняка едва просматривается узенькая тропинка. Она идет в том же направлении, куда уплыли Тимофей с Гришей. Миша, собравшись с духом, решительно ныряет в заросли. Тропинка петляет, огибая старые полусгнившие пни и лужицы, заполненные водой и тиной, и вскоре уже Мише кажется, что он сбился с курса и идет совсем не туда. Можно, конечно, крикнуть, Володя отзовется. Но будут потом смеяться и дразнить… Миша начинает вспоминать, где было солнце, когда он сидел у костра и смотрел на реку? Солнце было за спиной. Потом он пошел к зарослям направо. Значит, если солнце будет у него справа, как сейчас, то он удаляется от костра, а когда будет возвращаться к костру, надо следить, чтобы солнце было слева. Вот и все! А солнце хорошо видно даже через самые густые заросли, и на небе не осталось ни одного облачка, так что тревожиться нечего…
Миша медленно пробирается между кустами. Тропинка то выбегает на поляну, то снова ныряет в заросли, то прижимается к самой реке и извивается по невысокому берегу, который, однако ж, отвесно падает к воде, а она здесь темная, почти черная, и не обещает дна. В таких местах Миша жмется к берегу, хватается за ветви, иногда обжигаясь о крапиву. Потихоньку подползает опасливая тревога: не пора ли возвращаться? Да и солнце уже опустилось ниже. Или это кусты лозняка здесь такие высокие и густые, что временами совсем заслоняют солнце, и тогда даже кажется, что наступают сумерки… Может, пока еще видно солнышко, лучше повернуть назад? Но и досадно, что не удалось разыскать рыболовов. Наверно, они уже совсем близко, не могли же уехать за несколько верст… А может быть, он уже прошел мимо них, может быть, не заметил, и они остались далеко позади?
Стало совсем жутко. Миша останавливается в нерешительности. И назад не хочется поворачивать, не дойдя до цели, и вперед ноги не идут…
Наконец он перебарывает свой страх и почти бегом бросается вперед по едва различимой тропе. Гибкие прутья хлещут его, и такое ощущение, что кто-то старается задержать и не выпустить из этой чащи. Он рвется вперед, думая лишь о том, чтобы как можно быстрее выбраться на простор, пробегает еще несколько шагов… и едва успевает удержаться над самым обрывом.
Перед ним довольно широкий залив с едва заметным протоком в русло реки, похожий больше на продолговатое озеро. Противоположный берег залива скрыт камышом. Над сплошной густо-зеленой стеной возвышаются темно-коричневые султаны. Верхушка залива тоже прячется в зарослях камыша. И совсем неподалеку от того места, где он вырвался из чащи, под кустами приткнулась лодка.
Гриша и Тимофей сидят на корточках у самой воды и не спускают глаз с разноцветных поплавков. Неизвестно даже, заметили ли они его появление. Миша застывает на месте, рыбалка требует священной тишины. Один из Гришиных поплавков скрывается под водой. Миша, забыв обо всем на свете, кричит:
— Тяни!
В воздухе мелькает серебристая рыбка, срывается с крючка и с громким всплеском шлепается в воду.
— Из-за тебя! — с досадой произносит Гриша, показывая кулак приятелю.
— Принесло тебя… — ворчит Тимофей. — Что тебе, на всем берегу места мало?
— Много наловили? — спрашивает Миша, зная, как задобрить рыболовов.
— Гляди! — и Гриша вытягивает из воды кукан, на который нанизано десятка два плотвичек.
— А у него? — спрашивает Миша.
— У него больше, — признается Гриша. И, разведя руки без малого на поларшина, добавляет: — Он вот такого окуня поймал и еще одного чуть-чуть поменьше.
— Хорошей ухи наварим! — радуется Миша.
— Смотри, костью не подавись! — совсем недружелюбно отвечает Тимофей. Ему рыба нужна для других целей. Если принесет рыбы, отец не так будет ругаться, что проболтался где-то весь день.
— Я за вами пришел, — говорит Миша, заметно огорченный тем, что ухи не будет.
— А кулеш готов? — осведомляется Гриша.
— Наверно, готов, — говорит Миша. — Пшено уж когда засыпали…
— Ему еще упреть надо, — деловито замечает Тимофей. — Поспеет — позовут.
Он еще во власти рыбацкого азарта, и ему совсем не хочется уходить.
Или разговорами распугали рыбу, или просто время клева закончилось, только ни один поплавок даже не дрогнет на глади воды…
— Может, поедем?.. — робко предлагает Гриша.
Но Тимофей, не отрывая глаз от поплавков, с досадою машет рукой — хватит болтать! — и Гриша, сглотнув голодную слюну, тоже забрасывает удочку.
Проходит еще несколько бесполезных минут. Миша чувствует себя виноватым: видно, при нем рыба не ловится. И ему приходит в голову, что сейчас самое лучшее — уйти отсюда… Размышления его обрываются донесшимся из кустов криком Егорушки:
— Ребята! Ужинать!
Тимофей и Гриша вытаскивают из воды и сматывают свои рыболовные снасти.
— С нами, что ли, поедешь? — довольно сухо предлагает Мише Тимофей.
Миша, хорошо понимая, что Тимофей сердит на него, отказывается: