Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 66 из 68

Для чего под начальством командира полка сформировать отряд, который разделить на несколько колонн.

Правой колонне под командою полковника фон Эттера в составе двух рот — 3-й и 4-й — при четырех орудиях гренадерской артиллерийской бригады занять Пресненский мост.

Левой колонне под командою капитана Левстрема в составе трех рот — 5, 6 и 7-й — и четырех орудий той же бригады занять Горбатый мост.

Ротам его величества и 2-й стать заслонами по углам Расторгуевского переулка.

13-й и 8-й ротам и четырем пулеметам под командою капитана Албертова стать на берегу Москвы-реки для обстреливания реки.

Восьми пешим орудиям под командою полковника Михайлова занять позицию скрытно за Ваганьковским кладбищем, откуда по сигнальному выстрелу с Пресненского моста начать канонаду по Прохоровской фабрике.

Двум сотням казаков встать с северной стороны близ дачи Алексеева, чтобы преследовать бегущих.

Все было учтено и точно рассчитано: так, чтобы ни один мятежник не сыскал спасения.

А то, что при массированной бомбардировке неминуемо погибнут тысячи женщин, детей, стариков, нисколько не тревожило верных царских слуг.

8

На заседании штаба, которое на этот раз проходило в директорском кабинете Серебряковского училища, собрались все его члены и почти все депутаты районного Совета.

Седой занял место за директорским столом, положил перед собой полученную из МК бумагу и сообщил, что несколько часов назад Московский комитет и Исполком Московского Совета рабочих депутатов приняли решение прекратить восстание с вечера 18 декабря и забастовку с 19 декабря.

Известие это, как сразу заметил Седой, восприняли по-разному. Сергей Дмитриев был явно обрадован. Он уставился на Седого широко раскрытыми глазами, и ио губам его блуждала несмелая улыбка. Василий Осипов, Федор Мантулин, Василий Честнов и особенно Владимир Мазурин помрачнели и насупились. Остальные смотрели на начальника штаба с настороженным вниманием.

После короткого молчания Федор Мантулин сказал:

— Мы вчера собирались по этому делу. Все согласно решили не сдаваться, стоять до последнего.

— Ты прав, — сказал Седой. — Мы решили стоять до последнего. Но Московский комитет и Совет депутатов поправили нас…

— А я считаю, — перебил его Владимир Мазурин, — вчера мы всё решили правильно и нечего отступаться от своего решения. Вот так я предлагаю!

— Кто еще желает высказать свое мнение? Прошу! Никто не отозвался на его приглашение. Подождав минуту-другую, Седой встал из-за стола.

— Мы бойцы революции, — сказал он. — И должны соблюдать революционную дисциплину. Мы получили приказ, и он должен быть выполнен! Я убежден, — продолжал Седой после короткого молчания, — адмиралу Дубасову и царю Николаю угодно, чтобы мы стояли до последнего. Им надо уничтожить нас, стереть с лица земли очаг восстания — нашу Пресню. Но, думаю, Московский комитет и Московский Совет правы: надо закончить восстание своею волей. Сохранить бойцов для будущей решающей битвы. Решайте!

Седого поддержали. Не менее часа понадобилось, чтобы составить последний приказ штаба Пресненских боевых дружин. Наташа переписала его набело, и Седой зачитал:



— «Товарищи дружинники! Мы, рабочий класс порабощенной России, объявили войну царизму, капиталу, помещикам и их прихвостням — дворянам. Война объявлена 17 октября, но последняя схватка, которая войдет в историю под названием «Декабрьское вооруженное восстание», началась 9 декабря. Ныне мы, по воле партии и революции, решаем в нашей цитадели, что делать. Продолжать или кончать смертельную схватку между трудом и капиталом?

Пресня окопалась. Ей одной выпало на долю еще стоять лицом к врагу. Вся она покрыта вами баррикадами и минирована фугасами.

Это единственный уголок на всем земном шаре, где царствует рабочий класс, где свободно и звонко рождаются под красными знаменами песни труда и свободы. Пресня — крепость. Но удержим ли мы ее до тех пор, чтобы вновь восстали рабочие Москвы?

Петербургские рабочие, давшие лозунг 9 января начать, устали, разбиты, не поддержали начавшую Москву. Мы были слабы расшевелить многомиллионное крестьянство. Московский гарнизон остался только нейтральным и сидит в казармах под замком. Мы одни на весь мир. Весь мир смотрит на нас. Одни — с проклятьем, другие с глубоким сочувствием. Одиночки текут к нам на помощь. «Дружинник» стало великим словом, и всюду, где будет революция, там будет и оно, это слово, плюс Пресня, которая есть нам великий памятник. Враг боится Пресни, Но он нас ненавидит, окружает, поджигает и хочет раздавить. Он готовит насилие женам и сестрам рабочих. Дети рабочих будут под копытами лошадей и под сапогами пьяных царских солдат. Мы начали. Мы кончаем. В субботу ночью разобрать баррикады и всем разойтись далеко. Враг нам не простит его позора. Кровь, насилие и смерть будут следовать по пятам нашим. Но это — ничего. Будущее — за рабочим классом. Поколение за поколением во всех странах на опыте Пресни будут учиться упорству.

Я отдал приказ в воскресенье развести пары, и все фабрики заработают, а начальники дружин укажут, где прятать оружие. Но пока вы — солдаты революции и нас окружают, приказываю стоять на своих постах. Нам смерть не страшна, и если враг помешает нашему плану, нашей воле, то дорого обойдется ему наше отступление. Мы — непобедимы! Да здравствует борьба и победа рабочих!

Командир пресненских боевых дружин».

— Товарищ Мазурин! — сказал Седой, прочитав приказ. — Тебе поручается размножить и завтра днем расклеить по всей Пресне на видных местах… Всем начальникам дружин разойтись по своим баррикадам. Стоять насмерть! Без приказа не отходить!

Седой долго еще сидел за столом, глядя куда-то вдаль ничего не видящим взором. Все разошлись по своим боевым участкам. Только Наташа, приткнувшись за маленьким столиком в углу комнаты, переписывала приказ для Володи Мазурина.

Пока его окружали члены боевого штаба, его товарищи по борьбе, Зиновий держался бодро и твердо, чтобы никому и в голову не пришло, что можно оспорить полученный ими приказ.

Но как тяжело ему было, знал только он один… Легче, куда легче было бы пойти грудью на граненые солдатские штыки, жизнью своей защитить революцию!..

Вот и конец всему… Нет, не конец. Это только начало… Только потому мы и прекращаем сейчас борьбу. Решающий бой впереди. И в том бою победа будет наша!..

9

Рано утром в полной темноте все подразделения отряда полковника Мина заняли предназначенные им места.

Орудия, установленные на Кудринской, дали первый залп по баррикаде, перекрывшей Пресненский мост. И тут же эхом ответила батарея, укрытая за Ваганьковским кладбищем, которая начала обстреливать спальни Прохоровской мануфактуры.

Полковнику доложили, что снаряды пронизывают баррикаду, отнюдь не разрушая ее. Приказано было отправить два взвода ее разобрать. Но едва солдаты поднялись на ее гребень, как из окон всех близстоящих домов в них полетели пули. Стрельба не могла быть прицельной, — только начало рассветать, — но все же один солдат был убит, многие ранены.

Унтер-офицер, командовавший вылазкой, отвел солдат и доложил по начальству о потерях. Приказано было разборку баррикады продолжать. А дома, из которых стреляли, разбивать пушечными залпами прямой наводкой или поджигать.

Солдаты снова поднялись на баррикаду, и снова по ним зачастили выстрелы, теперь уже прицельные, с чердаков и из окон верхних этажей. Солдат снова отвели и ударили по домам из пушек. А взвод стрелков, укрывшись за лицевой стороной баррикады, должен был перестрелять дружинников, когда они побегут из разрушаемого дома.

Но дружинников или не было в этом двухэтажном, обшитом крашеным тесом доме, или же они успели уйти незаметно дворами. Из дома бежали дети и женщины, многие с младенцами на руках. Ни один солдат не вскинул винтовку, но пушки продолжали бить по обреченному дому, и не то осколком снаряда, не то разлетавшимися обломками сразило женщину вместе с ее ношей. С истошным предсмертным криком она упала и затихла…