Страница 60 из 68
И тут же сбили замки с дверей лаборатории. Пчелка и Павлова осмотрели все шкафы и кладовые и указали, что именно надо перенести в «парламент».
«Мастерская» была приготовлена к работе.
3
А вскоре после наступления темноты дружинники донесли в штаб, что казаки прибыли в пешем строю и разбирают баррикаду на Пресненском мосту.
— Окружить и уничтожить! — сказал Медведь.
Но Седой с ним не согласился.
— Этого они и ждут от нас, — сказал он. — Напоремся в темноте на засаду, и уничтожены будут наши бойцы. Нет, атаковать нельзя. Пошлем два взвода. Пусть дворами приблизятся к баррикаде, один со стороны Волкова переулка, другой со стороны Прудовой. И пусть постреливают по казакам.
— Все-таки зря ты меня не послушал, — сказал Медведь Седому, когда отряды дружинников отправились на задание, — отбили бы охоту раз и навсегда!
Седой усмехнулся:
— У государя императора войска много, а у нас с тобой каждый боец на счету… Но почему они начали разбирать баррикаду у моста, а не на Кудринской?
Медведь не успел ответить. Голос подал сидевший поодаль Володя Мазурин.
— Значит, пойдут не с площади, а в обход, по Большой Грузинской. Там вовсе жидкая баррикада.
— Молодец! — похвалил Седой. — Вывод: завтра с утра восстановить баррикаду у моста и нарастить на Большой Грузинской.
— А если с утра прорвутся казаки?
— Не посмеют, — возразил Седой. — Они нас боятся. Если бы не боялись, штурмовали бы днем. А они подкрались ночью, по-воровски. Значит, считают нас хозяевами положения. А если наши сумеют ночью подстрелить на баррикаде хоть нескольких казаков, еще больше будет к нам почтения.
— Правильно! — поддержал Федор Мантулин, начальник боевой дружины сахарного завода. Начальники дружин поочередно дежурили в штабе. Сегодня был его день.
Казаки, тревожимые летевшими со всех сторон пулями, потеряли двух человек убитыми и нескольких раненными, дали наугад два-три залпа по окрестным домам и убрались восвояси.
Утром Седой осмотрел баррикаду — разрушения были незначительны: у казаков не нашлось ни ножниц, ни клещей для перекусывания проволоки, которой она была обильно опутана. Зиновий распорядился, не теряя времени, заделать все бреши, а вслед за тем укрепить баррикаду на Большой Грузинской.
— Что за шум?.. — спросил Василий Осипов, дежуривший этим вечером на «малой кухне».
— Женщины, — ответил караульный. — Требуют допустить в штаб.
— Допусти.
Женщины не вошли, а хлынули в «малую кухню». Оказалось их не менее десятка.
— Все? — спросил Василий Осипов.
— Все. Не пугайся, — ответила вошедшая первой высокая статная женщина в белом полушубке с меховой оторочкой. И тут же спросила в упор: — Кто здесь главный?
— Я за него, — ответил Василий Осипов.
— Тогда рассуди. Мы с жалобой…
— Мужики обижают?.. — спросил Василий Осипов.
— Мы сами кого надо обидим, — оборвала его горбоносая женщина в суконной жакетке и полушалке, накинутом на нлечи. — А ты за главного сидишь, так не шуткуй. Мы к тебе по делу пришли.
— Давно слушаю. Излагайте ваше дело.
— Дело простое, а рассудить некому, — сказала высокая в полушубке. — С жалобой мы на артельщика. Голубевым его кличут…
— Ястребовым его кликать, — вставила горбоносая. — …этот Голубев, ежели кто задержится на собрании, ужин не выдает. Поздно, говорит, и все. Это выходит, он нам запрещает на собрания ходить. Кто ему такие права давал?!.
— Понятно, — сказал Василий Осипов и окликнул караульных: — Кто там подсменный? Ты, Павел? Сходи, Павел, в семейные спальни и приведи сюда артельщика Голубева.
— А ежели не захочет идти?
— Я ж тебе и говорю: приведи!
По-видимому, Голубев не упирался. И через несколько минут явился в «малую кухню».
— Почему? — коротко спросил Василий Осипов.
Голубев сразу понял и, не прекословя, стал оправдываться тем, что его вины тут нет, что распорядок дня установлен давно и всегда исполнялся в точности, как приказано…
При этом узкие глазки его опасливо перебегали с Василия Осипова на сидящего рядом Федора Мантулина, а на длинном, траченном мелкими рябинами носу выступили капельки пота.
— Кем приказано? — строго спросил Василий Осипов. Голубев вконец смешался.
— Ну, стало быть, кому положено… Кто над нами властью поставлен, тот, стало быть, и власть имеет…
— Теперь на Пресне наша, рабочая власть! — жестко произнес Василий Осипов. — Понял?.. Крепко это запомни. Если встретишь кого, кто еще этого не разумеет, объясни. А насчет ужинов… чтобы больше таких притеснений не было!
Женщины от души благодарили депутата.
А горбоносая не преминула попрекнуть товарок:
— Говорила вам, сразу надо идти, а то вчерась пришлось ложиться на пустое брюхо… Пошли, бабы, быстрее. Покудова не опамятовался, стребуем с него и вечорошный ужин.
Женщины рассмеялись и так, смеясь, и ушли.
— У вас не соскучишься, — сказал Федор Мантулин Осипову.
— А у вас?
— У нас проще. Велик ли наш завод против вашей мануфактуры? И спален хозяйских у нас нету, и кухонь артельных. Живут кто в своей хатенке, кто в постояльцах.
— У вас жизнь сладкая, — засмеялся Володя Мазурин. — Известно, сахарный завод!
— Везде нашему брату рабочему одна сласть, — сказал Федор Мантулин. — Разве что теперь чего добьемся…
4
— Если к баррикаде подступает отряд, превосходящий вас по силе, встречайте его прицельным огнем. Приблизится к баррикадам, бросайте бомбы, — инструктировал Седой своих командиров. — Если же разъезд уступает вам по силе, немедленно командуйте вылазку и атакуйте его. Старайтесь окружить и взять в плен.
И сразу же объяснил преимущества такой тактики:
— Двух зайцев убиваем. Первое: пополняем запасы оружия и патронов. Второе: станут бояться нас. Каждый солдат поймет, что легкой победы ждать не приходится. Труднее будет офицерам и генералам посылать солдат в бой.
Вылазки дружинников участились. Обычно вражеские разъезды и патрули отступали, не принимая боя. Иногда удавалось зайти в тыл и окружить отряд противника. Тогда казаки и драгуны отступали, сражаясь, оставляя убитых и раненых. Трофейное оружие доставалось дружинниками после каждой вылазки. А случалось, захватывали и пленных.
Сегодня привели сразу шестерых артиллеристов. Столкнувшись с дружинниками, они не сопротивлялись, а сразу вскинули винтовки вверх. Их не стали обезоруживать, а так, с винтовками и тесаками, и доставили на «большую кухню».
Когда сообщили Седому, он распорядился прежде всего накормить солдат досыта. Они еще трудились над огромной миской с рассыпчатой гречневой кашей, когда Седой в сопровождении Володи Мазурина появился на «большой кухне». Был в ношеной солдатской гимнастерке без погон, и с увлечением обедавшие артиллеристы не обратили на него особого внимания.
— Начальник штаба боевых дружин, командующий всеми войсками на Пресне, — представил его Володя Мазурин.
Солдаты по привычке мгновенно вскочили и застыли как по команде «смирно».
— Вольно, вольно… — улыбнулся Седой. — Доедайте не торопясь, а потом побеседуем, товарищи артиллеристы.
Солдаты сперва заметно дичились своего собеседника, но у Седого был за плечами многолетний опыт партийного агитатора. И он сумел вызвать их на откровенный разговор.
Зачинать разговор пришлось самому:
— Если вы, товарищи солдаты, спросите меня, почему я против царя, я вам объясню. Вырос в нищете, не всякий день ел досыта. С тринадцати лет пошел работать. Слесарную науку вбивали в меня кулаками… К семнадцати годам понял на своей шкуре, кому царь батюшка, а кому вовсе наоборот. Понял, что царь всегда держит руку помещика и фабриканта, а крестьянину и рабочему на царя надеяться нечего. И стал бороться… Сколько раз арестовывали, сколько раз били смертным боем в охранке и в тюрьме, не стану сказывать. Сами видите: тридцати годов еще не прожил, а голова белая… Вот почему я против царя. Это вы понять можете?..