Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 61 из 68

— Чего уж тут не понять… — сочувственно отозвался один из артиллеристов, возрастом заметно постарше остальных.

— А теперь вы мне поясните, — продолжал Седой. — Вы-то по какой причине за царя стоите?.. Может, вы дворянского роду-племени или из именитого купечества? Может, у вас именья богатые, земли по тыще десятии?.. Не скрывайте, говорите, чтобы понял я, чем вас царь прельстил.

— Мы царю присягали…

— Не в первый раз слышу эти слова, — возразил Седой. — Конечно, солдатская присяга — дело крепкое. Только на это я вот что скажу. Присяга — это ведь по совести, от чистой души, по доброй воле… А ну-ка, вспомните, так ли вы присягу давали?..

Все сидели насупившись. Зацепил-таки он их за живое.

Наконец пожилой солдат сказал со вздохом:

— Какая уж там добрая воля…

— Так надо ли повиноваться такой подневольной присяге? — продолжал допытываться Седой.

— Все одно грех!.. — убежденно произнес тот же солдат, что первый помянул о присяге.

— А в братьев своих стрелять не грех?

— А мы и не стреляли, — сказал пожилой. — Как ваши подошли, мы винтовки подняли.

— Правильно поступили! — сказал Седой. — Рабочие и крестьяне солдатам не враги

— Это мы понимаем…

— Надо так повернуть дело, — сказал Седой, — чтобы это поняла вся ваша батарея, а потом и весь ваш полк.

— Я тебе вот что скажу, товарищ командующий, — заявил пожилой артиллерист. — Здесь, в Московском гарнизоне, почитай, во всех полках такое понятие. Не хотят солдаты стрелять в рабочих. Потому многие полки разоружены и в казармах заперты.

— Ты принес хорошие вести. Спасибо тебе!

— Есть и плохие. Слышно, из Питера ждут подмогу.

— Будем надеяться, что и в Питере солдаты с понятием.

— Однако, плохая надежа, — возразил солдат. — Слышно, везут гвардейские полки, муштрованные. Те никого не помилуют…

Побеседовав с артиллеристами, отпустили их с миром. Володя Мазурин хотел забрать у них винтовки, но Седой приказал отпустить с оружием.

— Шесть винтовок! — с укором сказал Мазурин.

— Шесть новых друзей куда дороже шести винтовок, — наставительно заметил ему Седой.

В тот же вечер было решено послать в Тверь особую группу с заданием подорвать железнодорожный мост через Волгу, чтобы преградить путь в Москву перебрасываемым из Петербурга гвардейским частям.

Ночью группа под видом путейской ремонтной бригады погрузилась на дрезину на запасных путях Николаевского вокзала и выехала в сторону Твери.

6

В ежедневных стычках с отрядами царских войск, которые пытались овладеть баррикадами, большой урон несли наступающие. Но были убитые и раненые также в рядах боевых дружин.

Однако же общее число бойцов осажденной Пресни не сокращалось, а, напротив, увеличивалось. По мере того как войска и полиция гасили отдельные очаги восстания на окраинах Москвы: в Лефортово, Симоновке, Миусах, Замоскворечье, — на Пресню стекались остатки боевых дружин из этих районов.

Пресня оставалась единственной непокоренной твердыней революции, и все, кто готов был продолжать борьбу, стремились на Пресню. В ряды пресненских дружин вливались настоящие бойцы, с оружием в руках, обстрелянные в сражениях. Приходили и в одиночку, и мелкими группами, но иногда и крупные отряды. В железнодорожной дружине, которая пришла после боев в районе Николаевского вокзала, было более тридцати человек.



Когда Седой убедился, что число бойцов изо дня в день растет, у него снова шевельнулась надежда. А может быть, выстоим?.. И если успешно выполнит свое задание группа подрывников, выехавшая в Тверь, тогда… Тогда может стать Пресня той искрой, из которой возгорится пламя победы…

В это время его опустили с заоблачных высот на грешную землю. Пришел Сергей Филиппов и доложил, что артельная кухня не справляется, не может накормить всех дружинников, так много их стало. Ночная вахта пришла к пустым котлам.

— Что думаешь делать? — спросил Седой.

— Котлов на такую армию не хватает. Поговорю с печниками, может, сумеют еще пару котлов вмазать.

— Я постараюсь вам помочь, товарищ Филиппов, — неожиданно вступила в разговор оказавшаяся рядом Пчелка. — Моя подруга Надя Дробинская из Серебряковского училища хочет устроить столовую для детей рабочих. Я поговорю с ней, может быть, и дружинников там кормить.

— Вместе поговорим, — сказал Сергей Филиппов. — Давайте, не откладывая, сейчас и сходим…

Утром но Большому Предтеченскому переулку проехали две груженые подводы. В розвальнях везли три больших котла и мешки с какими-то продуктами. Подводы завернули во двор Серебряковского училища и остановились у черного входа.

Сергей Филиппов, сопровождавший обоз, прошел в училище и через короткое время вернулся с молодой женщиной в длинной шали, накинутой поверх темного казенного платья.

— Вот, Надежда Николаевна, — сказал оп, — привез вам котлы, на случай если ваших будет мало, еще два мешка крупы да пять мешков картошки. Завтра мясо привезу.

— Мясо? — удивилась она. — Где вы теперь достанете мясо?

— Седой пообещал. У него, оказывается, старая дружба с охотнорядскими мясниками.

— Ну если уж старая дружба! — воскликнула Надежда Николаевна и весело рассмеялась.

— Я не шучу, — нахмурился Сергей Филиппов. — Седой сказал, значит, пришлют.

— Вряд ли… — усомнилась Надежда Николаевна.

— Седой зря не скажет…

Седой не обманул доверия Сергея Филиппова. На следующее утро чуть свет на кухню Серебряковского училища доставили полдюжины бараньих тушек и четыре стегна отборной говядины.

Бдительный дворник училища, старый соглядатай, немедля предостерег старшую учительницу. Та пригласила к себе Дробинскую и допросила с пристрастием. Надежда Николаевна успокоила свою начальницу, сказав, что в кухне училища будут готовиться обеды для детей, оставшихся сиротами.

— Я полностью полагаюсь на ваше благоразумие, — сказала та и поспешно удалилась в свои комнаты.

Она торопилась как можно скорее перебраться в отчий дом в Замоскворечье, подальше от этой богом проклятой Пресни, где стреляют из пушек и ружей и днем и ночью…

Глава пятнадцатая

НА ОПЫТЕ ПРЕСНИ БУДУТ УЧИТЬСЯ УПОРСТВУ

Группа, которой командовал Володя Мазурин, получила название «отряд фидлеровцев», потому что, отбирая дружинников, Володя первыми включил в свой отряд тех, кто с ним ходил в училище Фидлера. И самого его стали звать Володя Фидлеровский.

Главным назначением отряда было разоблачать провокаторов, производить аресты по указанию штаба. Объясняя «фидлеровцам» их задачи и обязанности, Седой назвал их «нашим политическим розыскным управлением».

Нашлись даже желающие позубоскалить над «нашенскими сыщиками», но «фидлеровцы» вскоре же провели дерзкую операцию, после которой никто уже не решался пересмешничать.

Им удалось установить адрес одной актрисы из театра Шарля Омона, которой покровительствовал казачий полковник и которую он исправно посещал. Конечно, не легкомыслием своим привлек казачий командир особое внимание «фидлеровцев». Были за ним куда более тяжкие грехи. Он еще в октябре приобрел мрачную славу самого ретивого усмирителя рабочих. Выполняя его приказы, лютовали казачьи сотни. И немалую долю той крови и слез, о которых говорилось в воззвании Московского Совета, следовало отнести на его счет.

Когда Володе Мазурину сообщили об амурных похождениях «того самого» полковника, первой его мыслью было: подстеречь полковника у квартиры его возлюбленной и пристрелить на месте. Но, поразмыслив, он нашел меру наказания слишком мягкой, никак не соответствующей содеянным преступлениям. Нет, пуля в затылок — слишком легкая смерть для царского опричника. Взять в плен и живого, целехонького доставить в штаб, там судить и потом уж по приговору суда… Чтобы видел, кто его судит, и чтобы было у него время поразмыслить что к чему…