Страница 25 из 68
После довольно продолжительного молчания начальник охранного отделения сказал:
— Ваша защитная реакция в известной степени оправданна. Вам неизвестно, о чем пойдет речь. Потому вы и не решаетесь раскрыться. Поступим так: я изложу вам суть дела. Затем вы получите достаточное время для того, чтобы подумать, так сказать, взвесить мои слова. Затем мы встретимся снова, чтобы после откровенного разговора прийти к окончательному решению. Устраивает вас?
— Как вам будет угодно, ваше высокоблагородие, — почтительно ответил Зиновий.
И снова заметил, с каким трудом подавил полковник готовое прорваться раздражение.
— Вы состоите в подпольной организации…
— Никак нет, ваше высокоблагородие, — решительно перебил полковника Зиновий.
Зубатов в сердцах махнул рукой.
— Оставьте! Не о том сейчас разговор. Вы недовольны существующим положением. И вы правы. Я тоже им недоволен. Я скажу вам больше, открою тайну: создавшимся положением недоволен сам государь. Алчность фабрикантов и заводчиков, думающих о том лишь, чтобы получить как можно больше прибыли, тревожит государя и правительство. Рабочие, равно как и фабриканты, подданные его величества. Государю угодно, чтобы все его подданные благоденствовали. Чтобы каждый посильным трудом, честным мог обеспечить себе и семейству своему безбедное существование. Такова монаршая воля государя императора…
Зиновий слушал и думал, что эти же мысли, пусть выраженные другими словами, втолковывал ему отец. И повстречайся на жизненном пути этот полковник-златоуст двумя-тремя годами раньше, кто знает, куда бы повело Зиновия Литвина?
Но это если бы двумя-тремя годами раньше, а теперь поздно байки рассказывать про доброго царя.
— Революционное движение не облегчит положения рабочих, — изрек как непререкаемую истину Зубатов. — По той простой причине, что оно направлено против царя и правительства. Против тех, кто по самой природе своей являются естественными и единственными, — полковник подчеркнул это слово, — защитниками рабочих от алчности хозяев-капиталистов…
Зубатов, превратно истолковав внимательное молчание собеседника, продолжал разливаться соловьем:
— Надо понять и умом, и сердцем простую истину: в борьбе рабочих с капиталистами царь и его правительство на стороне рабочих. Капиталистов — сотни, а рабочих — миллионы. Не может благоденствовать держава, в которой миллионы страждут. Иными словами, у правительства и у рабочих общий интерес. Поэтому, чтобы улучшить свое положение, рабочие должны подняться не против царя, а в защиту царя. Это вам понятно?
— Никак нет, ваше высокоблагородие. Царь сам и казнит, и милует. От кого же его защищать?
— Уместный вопрос. Отвечу со всей, прямотой. От смутьянов, от бунтовщиков, от злодеев, покушающихся на самоё священную особу государя императора. Прошу заметить, Зиновий Яковлевич, среди извергов, многократно покушавшихся на государя, никогда не было ни одного рабочего…
Зиновий мог бы напомнить полковнику про Степана Халтурина, но, конечно, уместнее было промолчать.
— …Но, к великому огорчению, в различные революционные союзы, кружки, сообщества смутьянам-бунтовщикам удалось вовлечь немало рабочих. Обязательно надо вырвать их из-под влияния агитаторов-смутьянов. И знаете, как это лучше всего проделать?
Зиновий не знал, как лучше это проделать, и потому промолчал.
Но зато хорошо знал полковник.
— Рабочие должны сплотиться в свою, истинно рабочую организацию. Без всяких марксистских, социалистических и иных агитаторов. Рабочим есть против кого бороться и есть за что бороться. Против хозяев-капиталистов, за свои рабочие интересы. Повысить оплату труда, укоротить рабочий день, добиться отмены штрафов, обеспечить инвалидов и престарелых. И в этой борьбе рабочих за свои права царь будет на стороне рабочих. Теперь, надо полагать, вы поняли, Зиновий Яковлевич, для чего я все это вам рассказываю?
— Не могу знать, ваше высокоблагородие, — смущенно, как бы стыдясь своей несообразительности, ответил Зиновий.
— Я вам объясню, — сказал Зубатов и продолжал тоном почти торжественным. — Я рассказал вам все это для того, чтобы вы прониклись доверием ко мне, доверием к возглавляемому мною учреждению, доверием к правительству! Мы создаем истинно рабочую организацию. И вам, Зиновий Яковлевич, уготовано в ней место одного из ее руководителей, по-рабочему сказать — вожаков. У вас есть для этого все необходимое: вы молоды, энергичны и смелы, истинно преданы рабочему делу.
«Хорошо у тебя получается, — промелькнуло у Зиновия, — шибко складно. Вы меня били, и я же вам служи…»
— …Так вот, уважаемый Зиновий Яковлевич, жду ответа, могу ли я располагать на ваше согласие?
Зиновий очень естественно испугался. Даже отшатнулся от стола.
— Что вы, ваше высокоблагородие! Какой из меня руководитель? Не по Сеньке шапка. Две зимы в школу ходил. Только что читать, писать обучился…
— Я и не рассчитывал получить немедленное ваше согласие, — сказал Зубатов. — Теперь, как мы условились, вы подумаете. А через несколько дней мы снова с вами встретимся.
10
На следующий день после свидания с Зубатовым Зиновия снова повели на прогулку. Он не противился: в конце концов, карцер нисколько не слаще. Усмехнулся только про себя: видно, не терпится начальнику охранки, торопится поскорее «убедить» несговорчивого арестанта.
Но Зиновий ошибся. На этот раз не стали бить. Больше того, надзиратель неотлучно находился возле него. А когда в обед ему кроме обычной похлебки принесли еще сайку и кружку сладкого чая, Зиновий понял, что Сергей Васильевич Зубатов уже числит его по своему ведомству.
Сайку Зиновий съел и чай выпил с большим удовольствием. А после трапезы задумался.
Начальник охранки сказал: «Через несколько дней». На второй встрече уже не отвертишься. Придется отвечать: либо нет, либо да. А что, если… если поиграть в эту игру?
Очень заманчиво. Крепко можно насолить Сергею Васильевичу. Прямо под корень подрубить всю его затею. Как только сколотит он свою организацию, встать перед народом, поклониться в ноги и повиниться. Рассказать все, как есть… И больше веры полицейскому начальнику никогда и ни от кого не будет… Очень заманчиво перехитрить господина полковника…
Но тут же сам себе возразил: не тебе его перехитрить… Не хитрец ты, а дурень… Сколачивать-то его казенную организацию тебе самому придется. Значит, придется людей уговаривать, как тебя самого вчера полковник уговаривал. С какой же ты рожей выйдешь на люди, коли ты, выходит, каждого из них уже самолично обманул? И обманом втянул в это грязное дело… Нет, на скаку коней не перепрягают…
День уходил за днем, ночь за ночью, а Зиновия никуда не вызывали. Каждый день выводили на прогулку и оберегали от напастей; кормили по больничному рациону, и если бы так весь отмеренный ему годичный срок, то лучшего вроде и желать нечего.
Начала даже закрадываться надежда, что начальник охранки забыл и про него, и про свою затею. Только не позволил он себе расслабляться этой надеждой. Не из той породы Сергей Васильевич Зубатов. Это он сразу понял. Как и понял, что не из бескорыстной преданности престолу придумал он свою полицейскую организацию, Наверно, уже припас себе генеральские эполеты…
Вызвали через неделю, уже под вечер. Быстро доставили в охранку. Тут же провели в кабинет к начальнику,
Зубатов снова предложил сесть, но уже не называл по имени-отчеству.
— Прошу садиться, — и все.
Зиновий осторожно присел на самый краешек кресла.
— Чем порадуете? — спросил Зубатов.
Зиновий молчал, всем своим видом выражал полное недоумение и непонимание.
— Жду, когда подтвердите мне обещанное вами согласие, — строго напомнил Зубатов.
— Какое согласие? — не понял Зиновий. — Невдомек мне, ваше высокоблагородие.
По-видимому, Зубатову уже надоело канителиться с несговорчивым арестантом. Только профессиональная привычка доводить дело до конца заставляла его возиться с этим молокососом. Но и затрачивать на него лишнее время и лишние усилия тоже было ни к чему.