Ангел

– Гнать, как стадо гонят, – это, по-твоему, альтруизм?

– Делать что должно, невзирая на нежелание, даже сопротивление, спасаемых, – что это, как не высшая степень альтруизма? Отречься не только от собственного эгоизма, но и от эгоизма толпы!

Алек хотел сказать что-то, но Санни опередила его:

– А тебе, Март? Разве не видишь, что тебе самому нужна помощь? Ты, как птица, в одночасье потерявшая гнездо и птенцов, в смятении чувств обличаешь мир! Ты, как тонущий, который хватается за что попало, лишь бы обрести хотя бы иллюзию опоры, цепляешься за свою одержимость изменить человечество! Но вот способен ли такой, смятенный и тонущий, на самом деле знать верный путь?

– Быть может, это действительно не лучший вариант. Да я и не говорю, что готов прямо сейчас. Или вообще когда-нибудь буду готов… – нахмурился Март. – Но человечество должно стать другим, и кому-то придётся изменить его!

– Но кто поверит в тебя, кто готов будет последовать за тобой и измениться, если… если нет в тебе к людям – к тем самым «потерянным и заблудшим», которых ты собрался спасать, – любви? Чувствуешь ли ты её хоть к кому-то из них… из нас? Да любишь ли ты хотя бы себя?! – Санни заглянула Марту в глаза. – Ты не любишь… – и брови её дрогнули.

– Любовь – сложное понятие…

– Ты запутался, приняв простое за сложное, низведя любовь до понятия… Что случилось с тобой?

– Как ты не понимаешь, Си, нельзя позволить себе заблудиться, потакая эмоциям, страстям и инстинктам! Нельзя! Но именно так, отрешившись от всего, что затуманивает путь, человек становится беспристрастным и начинает видеть вещи такими, какие они есть на самом деле, видеть корень проблемы, видеть цель – и в итоге появляется надежда когда-нибудь всё-таки достичь её!

– Да ты действительно одержимый! – выдохнул Алек.

– Я же говорю: человечество на краю пропасти! И свалится оно туда, как орава съехавших с катушек леммингов, или расправит крылья и полетит – зависит от того, кто встанет во главе. Выхода нет: кто-то должен решиться. Но не властолюбец, не тиран, не параноик, и тем более не слюнтяй, а человек свободный от иллюзий и ясно представляющий цель!

– Послушайте, а не кажется ли вам, что, нападая на Марти и преследуя его, мы совсем заблудились? – Санни заговорила мягко, но решительно. – Мы и так до сих пор рассуждали о том, чего не понимаем до конца, а теперь и вовсе…

– Ну… Может, ты и права, – с неохотой согласился Алек. – Может, действительно не имеет смысла продолжать эту словесную карусель.

– Что ж, время рассудит, – не стал спорить и Март.

И возникла пауза – зияющий отчуждённостью провал без страховочных тросов вздохов и переглядок, где каждый сам по себе пытался осмыслить услышанное, – пауза, которой, впрочем, Март не дал затянуться.

– А знаете, – он хмыкнул, – рассматривая мир со всех сторон, я обнаружил в его функционировании одну особенность – некое условие, пронизывающее все без исключения аспекты бытия: чтобы получить – необходимо отдать, чтобы сдвинулось что-то, изменилось – необходима жертва. К примеру, вы не замечали, что, двигаясь к цели, каждый из нас неизбежно чем-то жертвует: временем, здоровьем, семьёй, мечтами, принципами, честью, совестью… И чем значительнее требуется изменение, тем масштабнее необходима жертва…

– Приберёг бы подобные выкладки для… – начал было Алек, но Санни не дала ему развить мысль:

– Ну а как же любовь? Её тоже необходимо принести в жертву?

– Произнося слово «любовь», люди плохо представляют себе, что это такое…

– И всё же?

– Расстаться с очередной иллюзией – лучше, чем страдать и бесконечно наполнять слезами треснувшую чашку. Привязанности делают человека слабым и зависимым.

– А друзья? – насупился Алек. – Они что – тоже ослабляют «сильного человека»? Воду твою пьют, солнце тебе загораживают?

– Ну, суть-то в общих чертах ты уловил, – слова Марта источали сарказм, – однако всё свалил в одну кучу, получив э-э… не слишком удобоваримое блюдо. Обиделся? Зря. Ты сейчас похож на падишаха, готового отрубить голову гонцу, который принёс неприятную весть о том, что горы всё ещё намного превышают рост Его царского величия, «простирающего длань свою над миром», а солнце всё так же встаёт без спросу, вопреки подписанному «Светлоликим, чей взор затмевает дневное светило» указу.

– Иди ты к чёрту, со своим падишахом! Разве дружба не делает человека сильнее?! Разве любовь не делает его прекраснее?!

– Самоотверженная и безусловная дружба? Любовь? Красивые сказки! Парадные рамки для группового портрета! Человеком управляют силы более мощные, через которые не в состоянии переступить ни его рассудок, ни его воля. При определённых обстоятельствах эти силы способны подавить (да что там – напрочь смять!) и дружбу, и любовь… Если не отрицать с тупым упрямством сей непреложный факт, то начнёшь наконец рассматривать привязанности в их реальном ключе, не ожидая проявления несвойственных им чудес!

– Значит, через дружбу ты всё-таки готов переступить?! И через любовь?! И через другие «незначительные» «рамки» и «сказки»?!

– Да что ты так вцепился в эти примитивные клише, которыми до краёв забит «богатый внутренний мир» наивных дурачков? – вспыхнул раздражением Март. – Ведь ты совсем не идиот, и в глубине души, я уверен, всё прекрасно понимаешь! – и запнулся, различив в лице Алека кое-что ещё, кроме исказившего его гнева, а различив, растянул губы в подобие улыбки, хотя глаза его не смеялись – глядели пристально, не мигая: похожее выражение можно увидеть на морде змеи, перед тем как вонзятся в жертву ядовитые зубы. – Ага, понимаешь… – кивнул. – Ты вот задал вопрос – но уверен ли, что хочешь услышать ответ прямым текстом? Вижу, что нет! А знаешь почему? Да ты просто чертовски боишься своего понимания! Ты споришь со мной, отрицая очевидное, вовсе не потому, что слепец или дурак, нет – ты трус, неспособный к решительным действиям, да и споришь ты в действительности не сомной, а с собственным малодушием, нападая на него и тут же оправдывая «объективными причинами»! Правду сказать, ты не один такой: даже среди истинных интеллектуалов далеко не каждый способен добровольно отказаться от розовых очков… А знаешь, – Март прищурил глаз, – я готов помочь тебе избавиться от них! Совершенно бескорыстно! Друзья должны помогать один другому, ведь так?!

– А ты их мне надевал, очки эти, чтобы теперь – «помочь»?! – набычился Алек и качнулся к Марту, кулаки его сжались.

– Ребята! Ребята! Ну что вы сцепились? – поспешно встала между не на шутку раззадоренными спорщиками Санни. – Марти вовсе не хотел никого обидеть! В чём-то я и сама готова с ним согласиться! Но его же так долго не было, и мы безумно соскучились, правда? Марти, расскажи нам о своих приключениях! Нам всем так любопытно!

– Любопытно… – проворчал Алек, отступая. – Любопытно, в каких таких приключениях он разбил свои «очки»… Ведь когда-то ты рассуждал совсем по-другому! А? Марти?

– Жизнь – хороший учитель. Она ничего не скрывает от нас и всегда готова преподать урок, который способен изменить отношение к миру, расставив всё по своим местам. Да, жизнь – хороший учитель! Только вот мы – плохие ученики!

Алек сжал губы и глядел в сторону. Кэс и Пол мялись и переглядывались: видно, не знали, что сказать. Или не решались выложить начистоту.

Санни коснулась руки Марта и попыталась поймать его взгляд.

– Да что же, в самом деле, случилось с тобой? Эти три года так сильно повлияли на тебя!

Март глубоко вздохнул – шумно, будто всё это время тащил на себе невидимую посторонним неподъёмную тяжесть, и лишь вздох его мог показать, насколько та велика. Он отвёл глаза и хмыкнул невесело.

– Ну… Иногда протяжённость временного отрезка и размазанных по нему обстоятельств не имеет значения. Бывает, всё случается неожиданно, разом. А уж время необходимо только для того, чтобы осмыслить преподанный урок. Лично мне понадобился довольно продолжительный период.

– Быть может, всё ещё утрясётся, исправится…