Страница 19 из 94
Дуа понимала, чего хотел Гал, и не мешала ему управлять плавучим домом.
Гал стоял на плоту, и в груди у него пела радость: он не обладал мощью мамонта, носорога и тура, у него не было когтей и клыков, как у медведя, тигра и льва, он не мог соперничать в беге с лошадью и пятнистым оленем, но он все равно был могущественнее всех зверей на земле — властелином мира его делал разум и оружие. Он победил тигра, покорил два огромных дерева, построил плавучий дом, и Дуа весело несла его к тропе Жажды.
* * *
Правый берег реки был высок и обрывист. Своей крутизной он отпугивал зверей и привлекал множество птиц. Зато там, где он полого спускался к воде, постоянно можно было видеть зверей: сюда из степи вела Водяная тропа. Во время дождей она зарастала травой, в засуху была видна издали. По ней на водопой шли многочисленные стада — каждое знало свой час. На тропе Жажды издавна действовали особые законы. Здесь никто не чувствовал себя в безопасности, даже мамонты не задерживались долго, а хищники были осторожны и пугливы, как лань: их могли затоптать и лошади, и туры, и олени…
Травоядные с незапамятных времен приспосабливались к нравам своих врагов, учились противостоять хищникам, и те оказывались бессильны против плотных рядов травоядных, ощетинившихся рогами и копытами. Не предвидеть всего, что могло случиться на тропе Жажды. Человеку лучше избегать этих мест…
Но у Гала не было выбора, добыть кулана он мог только здесь.
Дуа помогла ему остановить плавучий дом около тропы Жажды. Прибрежные травы скрыли плот от любопытных взглядов, а Гал из своего шалаша мог видеть и берег, и идущие на водопой стада.
Его охота началась.
К концу дня появились волки. Они напились быстро и торопливо скрылись, заслышав ржание и топот лошадей. Табун приближался плотной массой, впереди и по сторонам выступали жеребцы. Они были настороже, ноздри у них нервно трепетали, глаза синевато поблескивали. Жеребцы охраняли табун, в середине которого шли кобылицы и жеребята. Волк, не успевший проскочить мимо табуна, вмиг был растоптан яростными стражами.
Едва табун утолил жажду, жеребцы начали проявлять признаки беспокойства. На водопой шли туры, надо было поскорее очистить для них берег. Движимые жаждой, быки торопились к реке, и коням, оказавшимся у них на пути, пришлось бы спасаться лишь в водах Дуа.
Врагов у туров фактически не было. Один матерый бык мог противостоять тигру, а лавина туров запросто смела бы со своего пути даже мамонтов. Туры соблюдали порядок, как у коней. Быки бдительно охраняли своих сородичей, но на пятнистых оленей, вплотную примкнувших к стаду, не обращали внимания.
Пили и купались туры не спеша, на тропу в степь выходили, сохраняя прежний порядок. За ними, торопливо утолив жажду, последовали олени.
Тигры, подстерегавшие здесь добычу, почтительно пропускали мимо себя могучих животных. Лишь неопытный молодой тигр приблизился к быкам. Он злобно ревел и бил хвостом, оскалив клыкастую пасть. Быки внимательно следили за ним. Тигр прыгнул, царапнул одного лапой, лишь возбудив у гиганта ярость. С поразительной ловкостью бык напал на тигра, и два других быка уже были рядом. Их нападение было так стремительно, что тигр не успел отскочить. Поднятый на рога, он испустил дух и безжизненным полосатым комом шлепнулся на землю. Другие тигры, убив трех пятнистых оленей, поспешили прочь со своей добычей.
Ночью среди прибрежных камней бесшумной тенью скользил леопард. Гал, бодрствуя в своем шалаше, с беспокойством поглядывал на луну: до брачной ночи оставалось не более трех дней. Успеет ли он вовремя вернуться к ланнам?
Днем к воде опять потянулись стада, но куланов не было. Что если их здесь вообще больше не будет? Земля велика, напьются в другом месте, итогда он опоздает на праздник брачной ночи…
Чтобы унять встревоженные мысли, Гал принялся нанизывать на тонкий шнур клыки и когти тигра. Сверло из бесцветного камня он носил с собой.
Миновали ночь, день и еще одна ночь. На водопой приходили туры, носороги, сайгаки, мамонты, олени, лошади, тигры, львы.
Куланы появились на третий день.
Приказав Рафу оставаться на плоту, Гал с оружием в руках ступил в воду и осторожно двинулся к табуну, наметив себе в качестве жертвы ближайшее животное — крупного жеребца.
Сделав десяток шагов к табуну, он замер на месте: внезапный случай изменил его планы.
То ли быки расшатали на берегу большой камень — они чесали о него бока, — то ли пришло время ему упасть вниз, — этот камень отделился от других камней, скатился к Дуа и ранил кулана-самку. Она упала у воды. Куланы-жеребцы окружили ее, заставили встать. Она неуверенно поднялась на трех ногах — четвертая была переломлена. Жеребцы подталкивали раненую в степь, но она не двигалась с места и только жалобно кричала. На тропу Жажды уже ступили мамонты, и жеребцы один за другим присоединялись к табуну. Последний из них, самый рослый, сердито топнул копытом, толкнул раненую еще раз — она ткнулась в песок. Жеребец догнал табун…
Вот он, счастливый случай, — Дуа опять помогла Галу! Теперь он успеет вернуться вовремя! Но ему было глубоко жаль бедное животное, оно вдруг напомнило ему Риа. Если бы соплеменники узнали, что он почувствовал, глядя на раненого кулана, они подняли бы его на смех. Они жили охотой, зверь для них означал мясо, теплую одежду и веселое настроение у костра. Ничего исключительного в их поведении не было, они следовали закону природы, где один убивает другого, чтобы за его счет жить. Каждый ланн с детства усваивал этот закон и не находил в нем ничего противоестественного. А Галу все равно нелегко было поднять руку на беспомощное животное. Одно дело — победить зверя в открытой борьбе с ним и другое — убить того, у кого нет сил встать и бороться.
Если бы раненая самка смогла уйти с табуном, Гал не тронул ее — он вызвал бы на битву жеребца. Но она не смогла уйти, она была обречена на смерть. Ее растерзают волки или тигры, а скорее всего, затопчут мамонты, и если Гал упустит счастливый случай, он потеряет Риа, потеряет все…
Эти мысли задержали его лишь на мгновенье. Он выскочил на берег, ударом палицы оглушил кулана, потом вонзил в него копье — в самое сердце. Не выдержав одиночества на плоту, подбежал Раф, но в его помощи Гал уже не нуждался. Он вырвал из раны копье и торопливо поволок кулана к плоту.
Мамонты надвигались на них стеной ног, голов и бивней, они напоминали катящиеся вниз темно-серые скалы.
Гал поспешно затащил свою добычу на плот, с усилием сдвинул его с места, и когда первые мамонты входили в воду, Дуа уже уносила плавучий дом от тропы Жажды. Мамонты без особого любопытства поглядывали на это странное сооружение. Человека и собаку они видели не впервые. Маленькие люди причинили им много зла, а этот на плоту не мешал им пить и купаться в Дуа.
В другое время Гал получше рассмотрел бы гигантских животных, а сейчас его любознательность растворилась в радости: он добыл кулана и возвращается домой!
Плот быстро несло вниз по течению — Дуа радовалась вместе с Галом.
— Я твой брат, Дуа! — крикнул он, и Дуа отозвалась долгим звонким эхом.
Минувшей ночью луна была почти круглая. Он не опоздал: он возвращается назад самым длинным днем. Как только солнце опустится за край земли, наступит Брачная ночь. Он принесет ланнам выкуп и возьмет Риа в жены!
От радости он исполнил на плоту танец удачной охоты.
* * *
Самый долгий день принес ланнам беду: погиб Сухой Лу. Охотникам Рего уже удалось отделить от стада двух коров и трех телят, но быки заметили опасность и ринулись на людей. Лу был ближе всех к ним и не смог укрыться в зарослях. Дневная добыча оказалась на редкость скудной, а впереди — Самая Короткая ночь, когда ланны танцуют у костра, юноши посвящаются в мужчины, девушки становятся женщинами. Этот великий праздник чтили предки и предки предков. Он означал радостное торжество света над тьмой: солнце, едва спрятавшись за одним краем земли, уже спешило с другого края вверх. В такую ночь неуютно хищникам — слишком коротки покровы темноты, зато ланны веселы и беззаботны, для них это ночь радости, довольства и любви.