Росские зори

Останя, Фалей и Фаруд ехали не менее часа, прежде чем заметили впереди тусклые огни сарматских костров. Теперь можно было отдохнуть. Они спешились, стреножили коней, Фалей и Фаруд не замедлили растянуться на траве, а Останя бодрствовал, глядя на костры, и мысли вихрем проносились у него в голове. Что с Даринкой? Как освободить женщин? Просто пойти к сарматам и потребовать, чтобы они обменяли их на Фаруда, означало добровольно отдать себя в руки степняков. Проникнуть на корабль со стороны реки? А как узнать, на каком корабле пленницы? И потом вряд ли удастся проделать все это скрытно. Без схватки не обойтись, а шансы на успех в этом случае совсем малы. Самое разумное, пожалуй, было бы вести переговоры об обмене, находясь на правом берегу, только и это исключено: там, по-видимому, готы, а готы для них хуже степняков. Сарматы все-таки в контакте с эллинами, а Фалей — эллин. Здесь место соприкосновения со степняками, какая-то возможность, которую, быть может, удастся использовать; с готами же не до переговоров — россы с ними в состоянии войны…

В общем, решение не приходило, и это угнетало Останю, гнало сон прочь.

Может быть, что-либо предложит Фалей? В пути он долго разговаривал с Фарудом. Останя ехал впереди и не мешал их беседе, зная, что Фалей выяснял что-то важное для них обоих. Но эллин ничего не предложил, и это беспокоило Останю, обязывало самостоятельно искать выход из отчаянно трудного положения.

Потом как-то сразу, внезапно пришло решение. Останя отбросил все колебания, казавшиеся ему недостойными воина, переобулся, поправил на поясе меч, взял лук и колчан.

— Далеко ли? — спросил Фалей. Оказалось, он не спал.

— Туда!

— Спи. Поговорим утром.

Это был не совет, а приказ, произнесенный холодно и твердо.

— Если будем спать, кто же их спасет!

— Не теряй головы, Евстафий, тут нужен не меч, а ум.

Раздражение Остани утихло, он овладел собой. Он сознавал, что его порыв вызван отчаянием, безысходностью положения, нетерпеливым желанием что-нибудь предпринять ради спасения женщин. Рассудок же подсказывал Остане повиноваться более опытному Фалею. Эллин ничего не делал очертя голову, но и не медлил, когда надо было действовать. По-видимому, у него был какой-то план…

Останя завернулся в плащ и, как-то сразу успокоенный, задремал. Рядом с ним был друг, так же озабоченный судьбой пленниц, — у Фалея ясный ум, он непременно найдет выход из трудного положения.

Едва забрезжила заря, они были на ногах. Сарматский лагерь тоже пробудился. Останя наблюдал за степняками, а Фалей занялся завтраком. Хлеба и мяса у них оставалось немного, зато меду было еще достаточно — не меньше, чем на неделю. Мед в походе дороже хлеба: он снимает усталость и бодрит, особенно перед битвой, когда тело должно быть легким и сильным. Опытный воин перед сражением откажется от пищи, но охотно выпьет чашу меда — от него и сил больше, и раны не так страшны, если в живот…

Любопытство Фаруда к спутникам, расположившимся вблизи сарматского бивака, будто у себя дома, не ослабевало. Странные люди: из разных племен, а относятся друг к другу, как родные. У степняков такого не увидишь, они признают только сородичей. Приходи к ним, садись рядом с ними у костра, бери мясо, лепешку, кумыс — все, что едят и пьют другие, — никто тебя не упрекнет, что пришел: таков закон родства, освященный обычаями предков; приходи, проезжай — никто тебя не тронет, не обидит, если ты соблюдаешь обычаи своего племени. Но если ты не сородич, а только соплеменник, тебя не всегда пригласят к общему костру. Сначала узнают, кто ты, кто твоя мать и отец, кто твоя жена, сколько у тебя сыновей, какая кибитка — новая ли, добротная или старая-престарая, в которой твоей жене и детям нельзя даже укрыться от дождя. Если ты богат, могуществен или в недалеком будущем станешь таким, тебя примут как почетного гостя, а если беден и завтрашний день не сулит тебе ни богатства, ни власти, лучше не задерживайся у чужого костра — все равно тебе не найдется здесь места и пищи. Ну а если ты вообще из другого племени, добра не жди. Правда, и в этом случае к тебе отнесутся по-разному, в зависимости от того, кто ты. Если скиф, сак[51], массагет[52] или еще какой-нибудь дальний родич по языку и обычаям, ты еще не враг, а только пришлый. Тебя не убьют, если ты не причинил сарматам зла, но отведут к вождю племени и спросят, почему ты здесь, почему нарушил закон, установленный старейшинами, и перешел границу племенных владений. Если вождь сочтет твое объяснение убедительным, тебе оставят жизнь и даже помогут; но если тебя уличат во лжи и злостном нарушении законов степи, тебя привяжут за руки и за ноги к коням и разорвут — чтобы и другим неповадно было шляться по чужой степи. Ну а если ты совсем чужак, церемониться с тобой не станут. Первый же кочевник убьет тебя или превратит в раба. А чтобы ты не вообразил себя мужчиной и не польстился на сарматских женщин, с тобой поступят, как с быком, когда хотят, чтобы он стал спокойным и послушным. Если же будешь упорствовать, тебя зарежут, как овцу, и бросят на корм собакам, а попытаешься бежать, тебя поймают и перережут на ноге сухожилие, чтобы не вздумал бежать снова. Руки тебе оставят, чтобы мог работать…

Союз сарматов с саками или скифами при определенных условиях был возможен: у них общий язык, сходные обычаи, их боги не так уж заметно отличаются друг от друга; а союз с эллинами или россами практически исключен. Возможно было временное соглашение, если оно сулило обоюдную выгоду, но о дружбе с чужаками у сарматов не могло быть и речи. Поэтому эллин и росс вызывали у Фаруда живейшее любопытство: их поведение не укладывалось в его представления о взаимоотношениях людей разных племен. Эти двое оставили ему жизнь, а теперь держались с ним так, будто у них не было к нему ни зла, ни ненависти. Они опасались лишь одного: что он сбежит. Тут он отлично понимал их, сарматы тоже связали бы своих пленников, только глупцы не связали бы. Но сходство на этом и кончалось: для сарматов пленные — всего лишь добыча, товар. Пленных они обычно не кормили или кормили, как собак, — бросали им объедки. А эти двое отнеслись к нему иначе. Помимо своей воли, он ощущал нечто вроде благодарности: вечером они накормили его тем же, что ели сами, — хлебом и мясом; теперь, утром, эллин разделил пищу тоже на три части — россу, себе и ему, Фаруду…

Фалей ослабил веревку на руках у степняка, чтобы тот мог есть. Сармат взял свою долю нерешительно, словно опасался чего, потом произнес длинную фразу.

— Он сказал, — пояснил Фалей, — что те, кто однажды разделил между собой пищу, уже не враги, а кто разделил дважды — уже друзья. Таков обычай предков, таков закон степи.

Останя взглянул на Фаруда, потом на Фалея и, уловив в глазах у эллина одобрение, тут же решительно перерезал веревку, связывавшую степняка. Фаруд воспринял его жест спокойно, будто ничего другого и не ждал.

— Сын лохага Добромила уважает закон степи, — сказал он.

Они позавтракали, напились из родника. Потом Фалей подозвал коня, вскочил в седло.

— Я — к ним.

Он проговорил это так, будто речь шла о чем-то малозначительном.

— А я?! — воскликнул Останя.

— Ты останешься с Фарудом, пока я не дам знак, что все в порядке.

— Что в порядке?

— Что сарматы согласны обменять Дарину и Авду на Фаруда.

— Ты… уверен, что сделка состоится?

— Да.

— А если они… схватят тебя?

— Исключено. На судах эллины, я надеюсь на их помощь. Эллин может оставить другого эллина на произвол судьбы где-нибудь в Элладе, но не здесь.

— А если сарматы убьют тебя, как только ты появишься перед ними?

— Тоже исключено. Они — воины и едва ли будут действовать сгоряча да еще против одного человека.

План Фалея был прост и тщательно обдуман.

— Что делать мне?

— Жди моего знака. Как только сделка состоится, я помашу тебе с корабля убрусом. Тогда смело иди с Фарудом к каравану. Это будет, разумеется, во время остановки судов, к вечеру, а днем смотри, чтобы степняки тебя не обнаружили.

51

Саки — ираноязычные скотоводческие племена. Обитали в северо-восточных районах Средней Азии и Восточном Туркестане в I тысячелетии до н. э. — первых веках нашей эры.

52

Массагеты — собирательное название группы ираноязычных племен Закаспия и Приуралья.