Страница 16 из 64
— Чего вы здесь стоите?! Чего ждете?! Там наши мужья кровью истекают! Да россы ли вы!
И, прижимая к груди ребенка, побрела дальше.
Воевода молчал — только хрустнули пальцы на рукояти меча.
То был, пожалуй, самый горький час в многотрудной жизни Лавра Добромила. Воевода боялся, что не выдержит напряжения, даст волю чувствам, ринется очертя голову в огонь и, ослепленный, оглушенный гневом, сгорит в нем вместе со своей еще небольшой дружиной. Чтобы укрепить свой дух, он повторял про себя заповеди предводителя воинов, унаследованные им от отца, воеводы Святозара, а тому доставшиеся от дедов и прадедов: «Не теряй рассудка. Можешь проиграть битву, но выиграй войну. Можешь потерять отдельных людей, но спаси племя. Можешь потерять село, но защити родную землю…» Эти заповеди с незапамятных времен передавались от отца к сыну, это был опыт множества поколений россов и мудрость их воевод.
Голоса отчаявшихся женщин болью отдавались в сердце Лавра Добромила, но он усилием воли сдерживал свои чувства. «Не теряй рассудок, — напоминал он себе. — Жди. Твой час еще не пришел…»
От Бронислава на взмыленном коне прискакал всадник:
— Чего ждешь, воевода? Ударим разом с двух сторон!
— Передай Брониславу: час еще не наступил — пусть ждет!
— Разве ты не видишь, что там резня, а мы ждем!
— Передай воеводе, — тихо, грозно повторил Добромил, — час еще не настал! Сигнал к атаке — огненная стрела…
Всадник ускакал назад. Воины нетерпеливо поглядывали на Добромила: чего он ждет?
Наконец, слева показались конники. Они скрытно обходили Волхово, направляясь к опушке леса, где стояли воины Добромила. Привел их Ореша, посланник воеводы. Ореша придержал коня, вперед выехал статный всадник на рослом жеребце. Добромил узнал Войслава. Добромил и Войслав были самыми известными воеводами окраинного росского мира. В трудный час под их стяги сходились все окраинные воины, и так уж повелось, что, если один из них уходил в дальний поход, то второй оставался дома, чтобы в случае нужды было кому повести воинов против нежданных гостей.
Крепок, дороден был воевода Добромил, взгляд зорок, рассудок тверд. Крепок был и Войслав: высок, ладен, закален в битвах, и, как Добромил, сведущ в бранном деле — знал эллинский и ромейский строй, уловки летучих скифов, силу и слабость сарматской конницы, знал и повадки готов. Окраинному воеводе многое надо было знать и уметь.
Встретились воеводы, как родные братья, — обнялись и расцеловались, и люди их тоже встретились, как братья по духу, племени и заветам отцов.
Потом Войслав говорил, а остальные слушали, не проронив ни слова. Войслав был первым, кто принял на себя удары готов, он знал то, чего еще не знали люди Добромила.
— Готы под началом конунга[36] Вульриха переправились через Гипанис[37] и идут к Данапру. Впереди, на день пути от главных сил, следуют конные отряды. Они ведут разведку, захватывают добычу и отправляют ее в лагерь. Основная масса готов продвигается вперед, пока движутся передовые отряды. Если те встречают сопротивление, то готы останавливаются, и тогда в битву идут тысячи пеших и конных воинов, охватывая противника с флангов. В Волхове — передовой отряд более чем в три сотни мечей…
Войслав умолк, давая слушателям возможность осмыслить обстановку. Воины молчали. Слова Войслава произвели на них впечатление. От Гипаниса до Данапра — четыре-пять дней конного пути. Тут надо было крепко подумать. Все ждали, что скажет Добромил.
Зарево впереди ослабевало — огонь съел, что мог, и, лишенный новой пищи, затихал и тускнел. Затихали и людские голоса, только обезумевшие от страха коровы продолжали мычать.
— Будем уничтожать их передовые отряды один за другим, пока не заставим готов уйти с нашей земли! — сказал Добромил.
Войслав поднял руку в знак согласия:
— Слово и дело!
— Слово и дело! — глухо пронеслось вдоль опушки, и все почувствовали облегчение, оттого что тревожная обстановка прояснилась и что здесь уже собралась дружина росских воинов с двумя прославленными в битвах воеводами.
А от Загорья и из глубинных сел из-за Роси[38] подъезжали новые воины. Зов окраины, над которой нависла грозная опасность, поднял их, заставил вскочить на коней и идти на помощь братьям по племени. Привел воинов Ивон, сын воеводы Добромила. Дружины уже не помещались на опушке леса и занимали часть поля.
Воеводы отдавали последние распоряжения к битве. В полночь дружины Ивона и Войслава обойдут Волхово слева. Ивон перекроет пути от села в сторону готского становища, Войслав ворвется в Волхово с левой стороны, Добромил ударит в лоб, а Бронислав, к которому поскакал Ореша, атакует справа…
Темнота сгущалась, луна скрылась за облаками. Воины Ивона и Войслава тихо снялись с места и исчезли в ночи — некоторое время слышно было только шуршание травы да пофыркивание коней.
Лавр Добромил подтянул свой отряд к селу на треть полета стрелы[39]. Ночь покровительствовала россам. В тишине слышно было, как потрескивают догорающие бревна; в воздухе висел густой запах пожарища.
Добромил взглянул на небо: Большой Лось[40] уже чуть-чуть повернулся.
— Пора!
Звякнула тетива, в ночное небо взлетела желтоватая искра, там вспыхнула огнем, остановилась и начала падать, и вслед за ней с трех других сторон в небе вспыхнули такие же огоньки. Все на месте, все готовы! В следующее мгновенье загудела земля под копытами коней, ночь наполнилась ревом голосов и звоном мечей. Через четверть часа с отрядом готов было покончено.
В середине села разгоряченные битвой воины встретились. Войслав, Добромил и Бронислав обнялись. Начало — уже полдела, а начало было успешным.
Из подземелий, из погребов выходили чудом уцелевшие женщины и дети и со слезами радости бросались к своим освободителям, спеша рассказать о том, что им пришлось пережить. Но слушать их рассказы воеводам было некогда: ждали неотложные дела. Война с готами началась, дорог был каждый час.
Не обошлось без потерь: в кровавой сече погибло несколько десятков росских воинов, и среди них — Акила, сын Бронислава. Он храбро сражался с готами и погиб как воин, искупив честной смертью грехи своей недолгой жизни.
Убитых положили на телеги и вывезли из села, чтобы отдать им последний долг согласно обычаям предков. Увезли также оружие и снаряжение, взятое у врага, увели коней. В селе нечего больше было делать — пусть теперь готы занимают пепелища и видят, во что обходится им вторжение в росский край!
Перед Загорьем, на краю поля, за которым темнели дремучие леса, дружины остановились. Здесь они встретят утро, здесь найдут свое последнее пристанище павшие в битве воины, и здесь росские дружины снова встанут на пути врага.
В темноте Фалей разбудил товарищей. Они поднялись сразу, хотя спали не более двух часов.
— Что? — спросил Останя, стряхивая с себя сон.
— Едем!
Они быстро оседлали коней и двинулись в путь. Ехали молча. Был глубокий ночной час, в чащобе что-то хлопало, пищало, потрескивало. Стороной пробежали кабаны, вдали гулко прокричала болотная птица, впереди, пересекая дорогу всадникам, проплыла большая тень: медведь. Лошади шарахнулись было вбок, но и зверь, чуя людей, поспешил прочь.
Миновали небольшое поле, потом потянулись кустарники, за ними встала стена темного леса. И вдруг они увидели перед собой сарматский лагерь. Они остановились как вкопанные: до бивака степняков было не более пятидесяти сажен[41]! Конь Остани заржал — хозяин не успел вовремя помешать этому. У крайней повозки тотчас выросла человеческая фигура, замерла, прислушиваясь к ночи. Потянулись минуты напряженного ожидания. Подошла еще одна фигура и тоже прислушалась. Но ничто более не нарушало тишину, и сарматы, по-видимому, успокоились.
36
Конунг — у древних германцев (и скандинавов) правитель и военный вождь. Выбирался из родовой знати.
37
Гипанис — река Южный Буг.
38
Рось — правый приток Днепра. Междуречье Роси и Днепра издавна было важнейшим регионом праславянского мира, а впоследствии стало ядром Киевской Руси.
39
Боевая стрела, выпущенная из лука, пролетала в среднем 300 метров.
40
Большой Лось — созвездие Большой Медведицы.
41
Сажень — старая русская мера длины, равная 2,13 м.