Росские зори

Аста достала из сундука свой брачный наряд и надела на Даринку. Великое таинство любви состоялось, брак Остани и Дарины был окончательно скреплен властью Лады.

После завтрака Ивон и Аста начали собираться в путь. Останя помогал им. Сборы были недолги: вещами россы не обрастали, а в дорогу брали лишь самое необходимое. В любой день и час они готовы были сняться с места и уйти в глубь лесов — от вражеского нашествия или иного бедствия: пожара, наводнения, а то и болезни, время от времени наведывавшейся к ним. Враги угрожали им из сарматских степей, злые навьи насылали на них недуги из болот, туманов и промозглой осенней измороси. Едва ли не каждому человеку раз, а то и два-три на своем веку приходилось покидать обжитые места. Тут уж бывало не до вещей — лишь бы уберечь себя и свои семьи. Оставив лишнее в тайниках, россы седлали и навьючивали коней, выгоняли скот, подхватывали на руки маленьких детей и уходили прочь. Впоследствии они всегда могли вернуться назад, забрать оставленное или снова поселиться на прежнем месте. Сама жизнь делала их неприхотливыми. На новых местах они начинали все сначала: строили жилища, выкорчевывали под пашню лес, выращивали хлеб, заботились о том, как одеться, прокормиться самим и прокормить скот. То были обычные повседневные хлопоты, делающие жизнь людей осмысленной и целесообразной.

Ивон рассчитывал еще не раз побывать в своем лесном пристанище. Здесь у него добротный дом и ухоженная нива — через неделю-две заколосятся хлеба. Навсегда покинуть обжитой угол значило все погубить. Птицы разорят хлебное поле, медведи покончат с овсом, пастбище зарастет бурьяном и кустарниками, и через три-четыре года место будет не узнать. Ему не хотелось бы, чтобы это случилось так скоро. Время от времени он будет наезжать сюда, присматривать за домом. Жилище еще могло пригодиться…

Ивон притворил ставни, двери и ворота, запер, чтобы не баловал зверь, вскочил на коня, выехал на дорогу, за ним двинулась крытая повозка с Астой и младшими детьми; коровы шли привязанные к задней телеге, тут же тянулись телята, овцы и козы. Присматривал за ними — чтобы не отставали — шестилетний сын Ивона. Мальчик уверенно держался на коне. Останя и Даринка замыкали шествие. Собаки, радуясь движению, весело бегали вдоль колонны.

Ехали свободно, не опасаясь нападения: враг уже много лет не появлялся в окрестностях Вежина и Загорья.

На Даринке был брачный наряд, на котором искусные руки Асты вышили жизнетворные знаки Лады. Ее голову украшал солнцеликий убор Лады, покрытый знаками любви. Даринка стала законной женой Остани. Близость с любимым человеком вытеснила у нее страх перед наказанием за нарушение родительской воли, ее губы ярко розовели, на щеках играл румянец. Счастливый Останя ехал рядом с ней, его присутствие действовало на нее успокаивающе. Отныне она под его защитой; Аста с Ивоном тоже на ее стороне, а в Вежине ей будет покровительствовать сам воевода Добромил…

Однако беспокойство все равно не покидало ее: предстояла встреча с родителями, односельчанами, с людьми Бронислава. Не так-то все просто. Брачный наряд служил ей щитом от Акилы, но кто знает, как все сложится: Вивея зла и мстительна, она дружит с навьями и не замедлит напустить их на нее…

Вскоре предупреждающе залаяли собаки и маленький отряд увидел всадников, посланных к Ивону Лавром Добромилом. Впереди ехали Фалей и Ореша. Встретились шумно и радостно. Воины обнимали Останю, весело приветствовали Даринку. В лесу теперь стало и вовсе безопасно, а дорога будто выровнялась и укоротилась.

К Веже подъехали, когда солнце перевалило за полдень. Здесь отряд разделился: Ореша с десятком воинов продолжал сопровождать в Вежино Ивона и Асту, остальные во главе с Фалеем повернули за Останей и Даринкой на Загорье.

Село Загорье вытянулось версты на две вдоль безымянной речушки, впадающей в Вежинку. От Вежина его отделяло расстояние в час ходьбы. Вдоль села росли дубы, а самый высокий из них стоял посредине Загорья. С Красной горки, куда окрестные жители сходились на празднество Лады, можно было увидеть этот дуб. Он выделялся среди других деревьев, как воин среди подростков. Молнии не раз били в него, но он продолжал зеленеть и кудрявиться, его жизненные силы были неистрибимы.

У Большого дуба загорьевцы решали свои общественные дела, лунными ночами здесь собиралась молодежь. Без него и Загорье было бы не Загорье. Деды и прадеды, души которых давно улетели в ирий[31], сказывали, что он стоит здесь с незапамятных времен и что когда-то на нем был дозор росских воинов. Они и дома построили поблизости от дуба — чтобы далеко не ходить. Так появилось Загорье…

Около Большого дуба стоял дом Урбана и Любавы — Даринкин дом. В нем она родилась и выросла, здесь у нее мать, отец, братья и сестры, здесь на долгих осенних и зимних посиделках она пела девичьи песни, играла в веселые игры, слушала страшные истории о проделках нечистой силы, ютившейся в болотах, лесных дебрях и речных омутах… То беззаботное время миновало: она надела брачный наряд и ехала в родное село только для того, чтобы попросить прощения у родителей, повидаться с братьями и сестрами, а потом уехать в Вежино, где у нее будет свой дом, своя семья и новые близкие.

Проехав версты две вдоль Вежи, отряд повернул вдоль Вежинки. Вот и то место, где Останя с Даринкой на руках перебежал через речку, — на той стороне Красная горка. Вежинку перешли вброд, от нее поднялись в поле. Здесь Останя и Даринка соскочили с коней, поклонились Ладе, их спутники тоже поклонились. Потом Даринка взглянула на Загорье, и сердце у нее тревожно сжалось: дуба посреди села не было — темнел изуродованный ствол. Все тоже обратили внимание на перемены в Загорье. Видя, как забеспокоилась Даринка, Останя заторопил отряд.

Подъезжая к селу, увидели, что на месте Даринкиного дома чернели обугленные головни. Около них толпились люди, пешие и конные. Среди конников был Акила. Вивея сидела на телеге, вся в темном одеянии и в темном платке, из-под которого выбивались пряди седеющих волос. Заметив подъезжающих всадников, она устремила полный ненависти взгляд на Даринку, показала на нее пальцем, пронзительно крикнула:

— Она во всем виновата! Она накликала на вас беду за то, что ослушалась родителей и бежала с дерзким злодеем! Силы ночи покарали вас за это огнем и пожаром!

Даринка побледнела и едва не упала с коня — Останя вовремя поддержал ее. Она приняла его помощь — на ней был брачный наряд, она находилась под покровительством мужа, своего первого и главного защитника.

— Врешь, Вивея! — гневно возразил Останя. — Дарина ни в чем не виновата! И не злые силы, которым ты служишь, сожгли дом! Это великий Род разрушил неправый сговор, навязанный тобой отцу Дарины! Ты, ведьма, во всем виновата! Дарина — моя жена, она находится под защитой Лады!

Раздался шум голосов — одни поддерживали Вивею, другие были на стороне Даринки и Остани. Молодые люди соскочили с коней — толпа расступилась перед ними, их появление было для всех полной неожиданностью.

В середине людского круга стояли, опустив головы, родители Даринки. Братья и сестры тоже были здесь. Останя и Даринка приблизились к Урбану и Любаве и попросили у них благословения.

Общее внимание было теперь приковано к родителям Даринки. Как они поступят?

Присутствие Вивеи смущало Урбана, он не решался признать несостоятельность своего сговора с Брониславом, страшась новых бед. Ведь ослушница-дочь уже принесла семье несчастье, а у него еще есть дети — не накличет ли на них беду злая Вивея?

В молодости был Урбан добрый воин — первый и в битве, и в поле, и на празднике, горазд был и спеть, и сплясать. Но с той поры, как оступился на охоте и попал под медведя, на себя стал не похож. Спасибо людям — подоспели, спасли чуть живого. Долго болел. Жизнь свое взяла, оправился понемногу, но робкий какой-то стал, нерешительный — то ли от хвори, еще сидевшей в нем, то ли еще от чего. Вот и уступил натиску Брониславов…

31

Ирий (вырий) — край мертвых. Праславяне представляли его себе садом, залитым солнцем. Туда после их смерти улетали души.