Человечность

— Можешь не беспокоиться. Теперь о другом. На даче ты, племянник, не скучаешь. Только вот что: никаких осложнений. И, кстати, учти, субботу и воскресенье я проведу там сама.

«С дядюшкой?» — едва не вырвалось у него, но он сдержался, боясь нарваться на неприятности. А Вера Нефедовна подумала, что в них обоих немало общего. Конечно, не очень приятно, что он водит на дачу девчонку, но в конце концов это не такой уж грех…

Когда Левка и Лида добрались до дачи, Левка уже и не помнил о повестке в военкомат.

Утром, прибирая в спальне, Лида увидела на столике свои потерянные раньше шпильки.

— Лева, это ты положил?

— Нет, милочка, но я догадываюсь кто. Давай… без осложнений. Кстати, тетя предупредила, что в субботу и воскресенье она будет здесь сама.

Тоскливое чувство облачком окутало Лиду: кто же она здесь? Вещь, которую можно внести и вынести?

— Осложнений не будет, Грошов. Следы моего временного пребывания здесь ликвидированы. Надеюсь, я свободна? — она не верила сейчас ни ему, ни себе.

— С чего бы ты это нахохлилась?

Она не ответила. «Кажется, я запуталась», — подумала в растерянности и пошла к выходу. Левка торопливо загремел замками, почувствовав неладное. На улице он бойко заговорил, стараясь скрыть свое раздражение, но Лида молчала, и его словесный пыл угас. «А все-таки с ней слишком много хлопот», — мстительно заключил он.

В середине недели Лида приехала домой.

— Что-нибудь не так? — забеспокоилась мать.

— Немного устала…

— А как же занятия?

— Ничего, я все улажу. От папы и Сережки — ничего?

— Ничего…

Они опять погоревали вдвоем, а Лида уж и не знала, о чем плакала, — об отце с братом или о своей незадачливой жизни. Но слезы лечат — женщины успокаивались: нет вестей, зато есть надежда. Не может человек пропасть невесть куда!..

Днем Лида решила пройтись по улицам. Здесь, в Покровке, она родилась, выросла и жила без забот.

Она не спеша направилась к школе. Хорошее было время — вернуть бы назад, начать все иначе… «Но зачем же все? — возражало ее второе «я». — Ты напрасно ропщешь на судьбу — не так уж у тебя все плохо». «Может быть, и неплохо, — защищалась Лида, — но не так, как надо». «А кто знает, как надо? Каждый делает, что может и что хочет, ты тоже поступила, как хотела. Разве тебе этого мало?» «Да, конечно, — соглашалась она, это не так уж мало…» «И ты никому не причинила зла! — наступал на нее самоуверенный голос. — А как ты ведешь себя — никого не касается!» «Зла не причинила, это так, но и хорошего ничего не сделала. И неправда, что мое поведение никого не касается! Мамы касается, отца с братом, Кости, Жени Крылова, Саши Лагина… Иначе не боялась бы огласки. Перед людьми совестно. Хорошо еще, что обошлось без последствий…» «Ладно, пусть так, ну а институт в чем виноват?» «Не знаю, что-то в моей жизни не сложилось. И поговорить не с кем — всякий осудит…»

И тут в женщине, идущей навстречу, Лида узнала мать Саши Лагина. Первым побуждением Лиды было повернуть в переулок, но она пересилила себя.

— Здравствуйте…

— Здравствуй, Лида.

— Скажите, а Саша… на фронте?

— Да. Недавно прислал письмо. Он в Сталинграде.

— А Женя Крылов?

— О Жене, к сожалению, ничего не известно с тех пор, как их часть прибыла на фронт.

— У нас папа пропал без вести, и брат давно не пишет.

— Девочка ты моя, кому сейчас хорошо? — вздохнула тетя Лиза.

Ее слова смутили Лиду: она-то знала, кому сейчас хорошо, хотя идет война. Еще недавно и ей самой не было никакого дела до таких людей, как тетя Лиза. А теперь это недавнее колом застряло у нее в груди. Лида расплакалась — от обиды, от жалости к себе. Тетя Лиза усадила ее на скамью.

— Не надо, чтобы видели. Лучше расскажи мне… о своей беде.

В самом деле, а почему бы не снять с себя гнетущую тяжесть — не рассказать этой хорошей женщине, как восемнадцатилетняя Лидина жизнь зашла в тупик? Но тогда стали бы известны ее отношения с Грошовым…

— Нет, тетя Лиза, у каждого… своя беда. А моя… пройдет.

— Ты права. Но если тебе придется принимать какое-нибудь важное решение, не торопись, подумай хорошенько.

— Я вас… не очень понимаю, — краска залила Лидино лицо.

— Я просто так. Мне хочется, чтобы у вас были счастливые судьбы. — Тетя Лиза поцеловала Лиду. — Это за всех. Не падай духом, девочка.

Они расстались. Эта встреча обрадовала и успокоила Лиду. Теперь ей легче будет тронуться с места, хотя она и не решила куда. В институт? Он тоже отдалился от нее, как Левка Грошов. Костя был прав: институт — не главное, куда важнее стать на ноги, обрести уважение к себе.

У клуба, как всегда, волновалась очередь за билетами в кино. Лиде не хотелось сейчас встретить кого-либо из знакомых, она повернула по тротуару. Навстречу шли рабочие, окончившие первую смену. Неожиданно Лида увидела среди них Мишу Петрова. Он тоже заметил ее.

В школе Лида не обращала на Мишу внимании, будто его вообще не существовало, а теперь она смотрела на него с удивлением и завистью: от робкого паренька, каким знала его, не осталось ничего. Он был спокоен и уверен в себе.

— К нам идешь поступать? — заулыбался Миша.

Она отметила его «к нам» — в школе он так не сказал бы.

— Нет. Ты изменился.

— А то давай на завод! Учиться потом будем, успеем еще!

— Может быть, ты и прав. Ты вот нашел себя, а я еще… нет.

Кто бы предположил, что через несколько месяцев после окончания школы Лида Суслина позавидует своему бывшему однокласснику Петрову! Миша, конечно, не понял, что она имела в виду, но почувствовал, что тут следовало помочь.

— Иди в наш цех — увидишь, все будет хорошо!

— Подумаю. Ну, что нового? Костя… пишет? Он где?

— В Елисеевке, в Горьковской области. Да, тебе ведь от него привет!

— Спасибо.

— Передавай, пишет, нашим — кого увидишь, — привет.

— А-а.

— Пашу призвали в армию, о Грошове ты, наверное, знаешь.

— Почему ты… так думаешь?

— Видел вас на станции.

— А-а. Ну, я пойду, до свидания.

У нее опять было тяжело на сердце. Может быть, вернуться в Москву? Не так уж все плохо. «Нет, плохо!.. — тут же остановила себя. — Ты совсем скисла, ты хочешь и Грошова сохранить, и чтобы все было иначе! Возвращайся — наберешься еще больше грязи!» «На Грошове свет клином не сошелся, есть институт!» — возразила себе и снова решительно отвергла это возражение: «От себя самой и институт не защитит!..»

Лида Суслина еще не знала, как ей быть, но она чувствовала, что больше нельзя жить так, как она до сих пор жила.

Утром мать и дочь ждала радость: письмо от отца. Отец нашелся! Он был в немецком тылу и, наконец, сумел перейти через линию фронта.

Они всплакнули — теперь от радости, и Лида подумала, что счастье и несчастье сейчас зависели от тех, кто на фронте. В эти минуты она приняла окончательное решение стать в общий строй — пойти в армию. «Глупая! — осуждала себя. — Я придавала значение каким-то материальным выгодам — из-за них ведь и сошлась с Грошовым! — считала их главным, а главное-то — чувствовать уважение к себе и иметь право говорить «мы».

Она шла в военкомат, зная, что это дорога многих. До нее здесь побывали отец, брат, Женя Крылов, Саша Лагин, Костя.

— По вызову? — спросил военком.

— Нет, добровольно.

Майор не спеша протирал носовым платком очки. Он отдыхал от разговоров с людьми и думал об этой девушке, которая с такой легкостью заявила о своем желании пойти в армию, будто военная служба — всего лишь загородная прогулка. На военкоматовской службе он достаточно нагляделся на юнцов, отважно рвущихся на войну. Но им-то все равно полагалось отслужить в армии, а вот девушки-добровольцы, да еще такие изящные, как эта, были не частыми гостьями военкома. Армия — не для них. Что Лида пожелала сменить гражданскую вольность на сурово-однообразный армейский быт, своей наивностью немного раздражало его.