Страница 7 из 226
Прочитав «Пятерицу», написанную Навои, Джами дал высокую оценку его поэтическому таланту, утверждая, что Навои выступил основоположником новой литературы на языке тюрки. Поэтов роднили не только широта взглядов и многообразность таланта, но и отсутствие этнических предрассудков. Вспомним четверостишие Джами:
Однажды нищий задал путнику вопрос:
«Зачем ты с чужаком так искренен и прост?»
Промолвил тот: «Он — тюрок, я — таджик,
Но общей веры нас роднит язык».
(«Однажды нищий задал путники вопрос...»)
С большой долей вероятия можно предположить, что речь в стихотворении идет о тюрке по происхождению Алишере Навои и таджике Джами, которых сроднила единая вера — то есть суфийские идеалы.
У Джами-поэта и Джами-ученого был обширный и разнообразный по составу круг учеников: не только поэты и писатели, но музыканты и певцы, каллиграфы и художники. Из школы Джами вышли такие ученые-богословы, как Абдулгафур Лари, Камаладдин Масуди Ширвани, Мухаммад Бахрабади, и такие известные литераторы, как Баяни, Бинаи, Сухайли, Давлатшах Самарканди, Хатифи, Ками, Сайфи и др. Многие из крупнейших произведений литературы XV Еека посвящены Джами, так как были созданы или под прямым руководством Джами, или не без его влияния и поддержки.
Для культурной жизни второй половины XV века было характерно значительное усиление общественной роли поэзии. В литературный процесс были включены самые разные круги населения: от носителей власти до средних и низших слоев городских жителей.
Так, Навои в известной литературной антологии «Собрание утонченных» сообщает имена шестидесяти двух поэтов-ремесленников — представителей тридцати ремесел. По справедливому замечанию А Н. Болдырева, «специфика феодального Герата эпохи Джами — Навои заключалась именно в том, что, в отличие от предшествующего времени, почти каждый ремесленник-хозяйчик, каждый лавочник, мелкий мулла, писарь-чиновник и прочие являлся или мог являться более или менее активным участником и носителем блестящей культурной жизни Герата»[3]. Ярким примером вступления «бюргерства» в литературу является «ремесленная поэзия» Сайфи Бухараи (ум. между 1500-1504), элементы «ремесленной поэзии» можно найти у Джами и других поэтов того времени. «Ремесленные» газели отличались простотою, свежестью красок, изображением реальных событий, сочностью языка.
Процесс социального расширения литературы во второй половине XV века сопровождался некоторым упрощением поэтического стиля. Таджикско-персидская литература к началу XV века достигла вершин формалистической изощренности, поэзия изобиловала смысловой иероглифпкой, вычурной игрой слов, сложным символическим кодом. Витиеватый риторический стиль подчинил себе и художественную, и научную прозу и даже язык государственной документации. Таковы были, например, произведения Катиби (ум. 1436), Арифи (ум. 1449), Исмата Бухараи (ум. 1436) и др. Сильное звучание в поэзии обрели темы шиизма.
Передовые тенденции к упрощению языка и стиля литературного произведения, к ясности поэтической мысли также связаны с деятельностью Джами и его прямых учеников — поэтов Навои, Сухайли, Асафи, Хатифи. Джами был для своего времени одним из крупнейших теоретиков литературы. Он утверждал высокое назначение поэзии «Стих это птицы разума паренье, стих — это гордой личности творенье») он полагал, что тяжелый труд поэта обращен в будущее («Поэт — добытчик и рудоискатель, а время — казначей и покупатель») и миссия поэта — говорить правду, быть честным и бескорыстным в своем творчестве. Поэт призван показать людям путь к счастливой жизни. Эти передовые для своего времени высказывания исходили прежде всего из интересов широких слоев городского населения — ремесленников, торговцев, мелких служащих и интеллигенции и, по сути дела, отражали интересы трудовою народа.
Джами требовал от поэзии высшей гармонии формы и содержания, отказа от искусственных и формалистических приемов, простоты изложения и, следовательно, широкой доступности литературного произведения. Традиционное придворное продажное славословие Джами клеймит презрением:
Доколе из корысти ткать одежды
Для каждого ничтожества, невежды?
Доколе в щедрых превращать скупцов,
Невеж — в радушных, глупых — в мудрецов?
Сто раз колоть ты можешь руки скряги —
Не выйдет капли крови или влаги,
А ты твердишь: «То щедрости рука,
То жемчугом обильная река!»
Того, кто долго буквы изучает,
Но где алиф, где даль — не различает,
Ты первым просветителем зовешь,
Провидцем и учителем зовешь.
...Где этой лжи нечистые истоки?
Откуда эти гнусные пороки?
(«Дар благородным»)
С именем Джами связана и тенденция очищения родного языка от арабизмов, широкое использование богатства фольклора. Упрощение стиля, которое отстаивал Джами, коснулось в XV веке и художественной и научной прозы — в трудах Кашифи, Али Сафи, Давлатшаха и др. Тенденция эта вышла за пределы Герата и охватила и другие культурные центры. Виртуозное владение поэтическим словом, традиционное для персидско-таджикской классики, сказалось в это время в расцвете особого стихотворного жанра — поэтической шарады — муамма. Составлению муамма обучали в медресе, теоретики создавали специальные трактаты по искусству стихотворной шарады. Теорию муамма и практическое руководство к их составлению Джами разработал в четырех специальных трактатах.
Для литературной жизни конца XV века характерно также усиление взаимосвязи и взаимовлияния ираноязычной и тюркоязычной литератур. В это время на литературной арене все чаще появлялись двуязычные поэты. Первым в этой области был Навои.
Джами был наставником и покровителем не только для деятелей просвещения и литературы Хорасана. За советом к Джами приезжали писатели и ученые из дальних земель — Мавераннахра и Азербайджана, Индии и Ирака, Турции и Аравин, — вели с ним постоянную переписку. Правители многих стран причисляли себя к почитателям Джами. Так, эмир Ирана, Хамадана и Азербайджана (1438-1467) Музафараддин Джаханшах, питавший склонность к поэзии и писавший стихи под именем Хакики, выслал Джами свой диван, в сопровождающем письме в стихах просил Джами высказать свое мнение. В ответном письме Джами отозвался о стихах с похвалой. Факт этой переписки показывает, что Джами представлял собой литературный авторитет, признанный далеко за пределами Хорасана.
Наряду с расцветом литературы и науки в Герате второй половины XV века достигли высокого уровня развития многие изящные искусства: каллиграфия, книжное дело, изготовление расписных пюпитров (лавх) переплетное дело, золочение, миниатюрная живопись и все виды прикладного искусства, связанные со строительством и архитектурой, — резьба по дереву и камню, чеканка, узорная роспись, изготовление облицовочного материала.
По свидетельству источников, подлинность которых подтверждает Навои, многие гератские художники могли совершенствовать свое мастерство лишь благодаря материальному покровительству Джами. К их числу относились прекрасные художники-каллиграфы, занимающиеся профессиональной перепиской литературных произведений, в том числе и произведений Джами. Это искуснейшие каллиграфы — Азхари Табризи, который наряду с Мирали Харави и Джафари Байсункари был выдающимся мастером почерков (насталик и сулс) также Султанали Капни (ум. 1508) Султанали ибн Мухаммад Машхади (ум. 1503), Султанали Сабзи Машхади (ум. 1520) Султан Мухаммад Хандан (ум. после 1501), Пнрали Джами (ум. 1526) Султан Мухаммад Нур (ум. 1533) и др. Каллиграфы-художники работали в библиотеках султана Хусейна Байкара и Алишера Навои. Перепиской только произведений Джами занимались каллиграфы Мавляна Мирали и Пахлаван Катиб. Джами сам обладал красивым почерком. До нашего времени дошло несколько автографов Джами. Среди них — «Свидетельства пророчества» (список датирован 1486 годом), ныне хранящийся в собрании восточных рукописей Академии Наук Узбекской ССР Две поэмы Джами, «Золотая цепь» и «Четки праведников», переписанные самим поэтом, находятся сейчас в Национальном музее Кабула; еще один автограф трактата в Афганистане.