Страница 27 из 35
Ребята из Курупчинской пионерской дружины неохотно расставались с москвичами.
— Приезжайте на будущее лето, — пригласил Тарас. — Создадим сводный отряд пионерской экспедиции. Позовем ребят и из народной Польши. Обдумаем сообща маршрут. На земле нашей столько всего бывало, что всем пионерам Союза надолго работы хватит… Согласны?
Сергей Харитонович и Оксана Максимовна вышли проводить группу далеко за околицу, и, прощаясь с ребятами, Оксана Максимовна не могла удержаться от слез.
ДОРОГИ СБЛИЖАЮТ И РАЗЛУЧАЮТ
В лощине заблестела безымянная речушка. Она то струилась по камешкам, то пряталась в зарослях камыша. Откинувшись от руля мотоцикла, Зарубин оглянулся на Зою Козлову, съежившуюся в коляске. Рядом сидел Коля Сергеев.
— Так ты скажи, Зоя, что знаешь… Даю слово помочь тебе!
Девочка еще ниже опустила голову, упрямо ответила:
— Ничего, ничего я не знаю…
Вымпел экспедиционного отряда, укрепленный над рулем мотоцикла, шелестел на ветру, подсмеивался, шептал: «Еще и врешь! Еще и врешь!»
— Неправильно ведешь себя, Зоя, — вмешался в разговор Коля Сергеев.
— Отстань, — зло глянула на комиссара девочка. — Доказательство у тебя есть?
Коля промолчал.
Метрах в ста позади мчалась пятитонка. В кузове ее в самых непринужденных позах среди ящиков и корзин разместились ребята. За два дня, прошедших после случая под Золотым потоком, и после того как вернулась в отряд группа Федюка, принеся в штаб экспедиции исключительно ценные сведения, ребята вновь рассорились. Олег продолжал накапливать материалы, изобличавшие Инку в предательстве, а Федя преследовал своими подозрениями Степанчика. Эх, и плохо же, когда не ладится дружба!
Инка неотрывно глядела на далекие холмы с мягкими, фиолетового цвета зубцами леса. Даже закрыв глаза, она видела перед собой их кружевные узоры, похожие на украинскую вышивку. Кама всю дорогу грызла яблоки, отплевываясь коричневыми, блестящими на солнце семечками, хвалилась:
— Мичуринские!
Олег подал ей очередное крупное яблоко и заявил:
— Наша биологичка занимается яблоненасаждением. Там, где бросила семечки, вырастут яблони. И так по всему шоссе до самого Коршева.
— Угадал-таки! — обрадовалась Кама и попросила: — Олежка, достань Инке. А то она что-то нахохлилась…
— Перестаньте красть яблоки, — не сдержался Федя, угадав причину Ининого недовольства.
Олег словно ждал его замечания. Он встал. Держась руками за веревки, стягивающие ящики, закричал:
— Не придирайся! Мы тебя насквозь видим. Всегда. Инку поддерживаешь. Права — не права, а молчи перед ней!
— Начштаба прав, — остановил его Сашко. — Мы сейчас как охрана колхозного имущества, а сами яблоки берем. Хорошо разве?
— Я, выходит, воровка? — выкрикнула, как ужаленная, Кама и тут же поползла к кабине, забарабанила своими кулачками-молоточками по железному верху. — Дядя водитель!
— Чего вам, ребята? — спросил шофер, притормаживая машину.
— Яблоки можно брать?
— Можно, можно…
Олег победно посмотрел на Федю и немедленно достал из ящика еще одно яблоко, протянул Каме. Шофер остановил его.
— Из этого ящика нельзя, молодой человек, — заметил он. — Берите те, что у заднего борта. Видите? Там я чуть-чуть битые отобрал. Ешьте сколько душе угодно.
— Простите, — спохватилась Кама, — мы не знали.
— А вы что, неграмотные? — удивился шофер.
Грузовик снова тронулся, а ребята, теснясь, читали на ящиках крупные штампованные надписи: «ВСХВ, Павильон Украины».
— Эх, — почесал затылок Олег, — и как мы слона-то не приметили!
Никто не рассмеялся. Всем было немножко неудобно.
— Давайте-ка споем нашу пионерскую, — предложил Сашко и пообещал: — А ссоры ваши, друзья, сегодня в Коршеве разлетятся в дым. Будет сбор, и на нем поговорим обо всем.
Федя торжествующе глянул на Олега, шепнул:
— Вот, вот, там-то мы выведем твоего Степанчика на чистую воду, Следопыт!
Олег ничего не мог ответить, так как набрал полные легкие воздуха, чтобы подхватить запев; он только страшно выпучил глаза, словно говоря: «Мы — враги навсегда!» Федя равнодушно отвернулся от него и стал смотреть вперед.
Дорога пересекала равнины, взбиралась на холмы, затем быстро сбегала с них, зарываясь в зеленые пещеры лесных массивов. Справа и слева появлялись дома дорожников, рукава синих, как небо, речушек, стога сена, пастбища, сады, раздвоенные столбы высоковольтных линий. Со свистом проносились перила мостов. Не успеешь разглядеть одно, как вдали, стремительно приближаясь, появляется другое. Только и оставалось неизменным в этом многокилометровом, захватывавшем дух просторе — бесконечно бегущие телеграфные столбы. Не видно, откуда начинают они свой бег и где кончается он. Столбы можно догонять, загадывая, сколько осталось до того вон поворота, до мостика, до маячившего над лесной опушкой ветродвигателя, а потом начинать счет снова.
И все вокруг словно посыпано золотистой солнечной пылью.
Кто не испытал волнения, мчась с предельной скоростью по блестящей от солнца, то ровной, как стрела, то извилистой, как горная речка, широкой ленте автострады! Дальние ветры, обдавая запахами больших и малых городов, строек, родным ароматом земли, напевают сердцу новые песни, подсказывают планы на будущее.
Ина откинула за спину упрямую свою косу и ощупью нашла Федину руку.
— Дороги сближают, дороги разлучают… — в раздумье произнесла она. — Вот где мудрость, а не тот угрюмый осокорь. Помнишь?
Скуластое лицо ее с мелкими веснушками на щеках порозовело. Оно оказалось совсем рядом. Федя глянул в глаза девочки; в них отражались мчавшиеся мимо поля и перелески, бездонное небо с серыми облаками. И еще в них было что-то новое и незнакомое… Этого не поймешь и не объяснишь! Ведь год-два назад была Инка Шапиро девчонка как девчонка, царапка. Федя, хоть и сидел с ней за одной партой, не замечал ни этих веснушек, ни маленького носика с горбинкой, ни самых лучших в классе волос. А вот сейчас Ина стала другой. И что это с ней? Голос не писклявый, а мелодичный, движения мягкие, медлительные. Словно девочка задумалась над какой-то новой своей акварелью и избегала резких жестов, чтобы нечаянно не испортить рисунка…
Федя ответил Ине кивком головы: конечно же, он не забыл осокорь.
— А волосы у тебя в тот вечер почему-то степной полынью пахли, — неожиданно для самого себя сказал мальчишка и, спохватившись, до крови прикусил язык.
Да, хороша и умна дорога. Она читается, как самая увлекательная книга, и каждая страница ее раскрывает новые миры.
* * *
Показались дома Коршева, узкие кривые улочки. У моста через небольшую реку наперерез быстро идущему мотоциклу выбежала девочка в синих спортивных шароварах. На рукаве алела повязка. Зарубин притормозил.
— К борьбе за дело Коммунистической партии будь готов! — подняла девочка руку для пионерского приветствия.
— Всегда готовы! — ответили товарищ Миша и Коля Сергеев.
— Проводник Коршевской дружины Зина Гончаренко, — представилась девочка, сверкая черными как уголь глазами. — Пожалуйста в нашу школу, на отдых!
Подошел грузовик. Ребята здоровались с проводником.
— Садись, — предложил товарищ Миша Зине. — А ты, Зоя, пересядь к нашим ребятам.
Зоя поспешно выпрыгнула из коляски. Вместо того чтобы взобраться в кузов грузовика, она, не оглядываясь, побежала прочь.
— Что это с ней? — заволновалась Таня Сосновская и крикнула: — Зойка, ты куда?..
Федя догнал Зою в подъезде большого серого дома, на котором красовалась вывеска «Пошта».
— Вернись сейчас же, — загородил он дорогу девочке. — Скоро сбор будет, встреча с Коршевской дружиной.
— Что тебе надо? — резко отстранилась Зоя, но одумалась и, не глядя на мальчика, объяснила: — Телеграмму маме хочу послать.
— Успеешь! Мне вот тоже письмо надо отправить. Кате, в Сибирь!