Страница 26 из 35
Эх ты, буденовка! За время рейда по Галиции эскадрон Прибыткова разросся, а буденовок было всего двадцать две, ровно столько, сколько конников начали свой трудный поход. Берегли их бойцы как самое дорогое, самое родное и близкое. Берегли как знамя! Падал краснозвездный солдат, пронзенный пикой из банды «вильного козацтва» — самостийников, умирал от американской, английской или французской пули, пущенной панским жолнером, падал от клинка, поднятого анархо-кулацким выродком Махно, изгнанным с Украины, а буденовка продолжала свое дело. Она переходила к товарищу. Ее вручали в строю перед развернутым знаменем с изображением Ленина. Вручали как высшую революционную награду.
Когда Сергей Харитонович рассказал о знамени, Феде сразу припомнился дядя Гриша с завода имени Владимира Ильича.
— Была надпись на знамени? — придвинулся он к партизану.
— А как же! Такая надпись, что все буржуи паникувалы: «Вперед, к победе мировой революции!»
— Честное пионерское, это очень интересно! — воскликнул Федя. — Ведь и на том знамени, что Михаил Иванович Калинин отвез в действующую армию, было то же самое!
Партизан поцеловал Федю в дрожащие губы, сгреб пионеров здоровой ручищей в кучу:
— До чего же гарно, ще живут на свете такие люди, как вы! Все расскажу вам, все! А сейчас… — он протянул Феде буденовку: — самое дорогое передаю вам, товарищи пионеры!
Федя прижал к груди буденовку. Засаленная изнутри, с двумя пулевыми пробоинами и сабельным разрезом, аккуратно заштопанным, она была для него теперь самой дорогой вещью на свете. Ведь эту буденовку, может быть, носил дед!
Когда Сергей Харитонович успокоился, Ина попросила его рассказать о том, как он познакомился с Игнатом Никитичем.
— С самого начала, с самого начала…
— В двадцатом году я батрачил в Новеле, — сказал партизан. — Однажды вижу: у панов паника, бегут пилсудчики что есть мочи. И от кого? От двадцати двух буденновцев…
И Сергей Харитонович, сам того не подозревая, повторил участникам экспедиции рассказ старика Васютина, только подробнее.
Когда белополяки отступали, в их войсках царила паника. По следам непрерывно двигались дивизии Первой Конной армии. Двадцать два разведчика с пятью пулеметными тачанками, разгорячась, ускакали вперед. Ночью они напали на штаб вражеского соединения. Белополяки подумали, что перед ними вся Конная армия, и кинулись отступать. Так группа разведчиков гнала большую силу панских легионеров.
— Ну, как можно было мне, батраку, не пойти с теми двадцатью двумя буденновскими разведчиками! — закончил Сергей Харитонович.
— И вам буденовку тогда дали? — заглядывая в глаза старику, наивно спросил Степанчик.
— Э, нет, друже, — улыбнулся Сергей Харитонович. — Дело было так. Шел я с отрядом Игната Прибыткова до Городенки, где меня ранили. Очнулся: незнакомая хата. Один. Понял, что оставили меня товарищи… Обидно было, не скрою. И тут увидел на груди этот ватный шлем. Аж рана болеть перестала, силы вернулись. Честь оказали мне однополчане, наградив буденовкой, словно орденом… В Городенке я отлежался у верных друзей. Но жить было нельзя: вскоре появились осадники — кулаки. Меня могли выдать дефензиве — польской охранке, и я поселился вот здесь в Усачах. Завел семью… Степане наш родился! Прятал я награду все годы, вплоть до освобождения Западной Украины Красной Армией в 1939 году. А как пришли наши в Усачи, взял за руку Степана, и пошли мы встречать советские танки. Впервые тогда надел он буденовку! Удивлялись танкисты, вот как вы сейчас, спрашивали, откуда тут быть такой редкости?
Касым поинтересовался, куда пошел отряд после того как был получен приказ о прекращении военных действий.
— К границе, к Збручу, — задумчиво ответил Хомчик. — Но я слыхал, что Прибытков так и не дошел… Легионеры стремились разоружить отряд, отобрать у него ценности, отбитые некоторое время назад у отступавших белых панов. Для этого даже вооружили банды самостийников-петлюровцев, интернированных по договору с Советским правительством. Большие ценности были у отряда, они очень бы пригодились там, на советской стороне.
— Эти ценности дед с бойцами зарыли под двумя каштанами, — напомнил Федя. — Мы должны найти!
Сергей Харитонович погладил Федю по голове, сказал:
— К сожалению, я не был уже в отряде… Но многие в Галичине и Подолии уверяют, что клад действительно зарыт где-то под двумя каштанами. Может быть, где-то у Подельска. Там, сказывают, у пограничной заставы Игнат Никитич и дал пилсудчикам последний бой…
Он глянул на ребят, что-то припоминая, потом торопливо добавил:
— В селе Луговинах, на Збруче, живет человек один — Иван Порфирьевич Кремень. Сказитель и бандурист. Многое знает! Вам надо обязательно встретиться с ним…
Федя распрямил плечи, поправил на груди гимнастерку. Пообещал:
— Мы разыщем Ивана Порфирьевича, дознаемся у него обо всем…
Только тут он заметил, что хата была полна народу. Пришли пожилые люди, комсомольцы и школьники со всего хутора. Всем хотелось дополнить рассказанное старым буденновцем о Прибыткове, поделиться воспоминаниями о первом усачевском пионере Степане Хомчике.
Беседа затянулась бы за полночь, но Оксана Максимовна, сказав: «Утро вечера мудренее», повела гостей в сад, где для них была истоплена баня. Долго удивлялась пожилая женщина, как это начальство экспедиции не предусмотрело в походе такого важного мероприятия.
* * *
Проснувшись на другой день, Федя увидел свой порядком потрепанный костюм заштопанным, выстиранным, выглаженным. Такие же превращения произошли и с одеждой остальных ребят. Степанчик крутился по хате в широченных шароварах, восхищался:
— Эх, в таких только по праздникам!
На столе Тарас увидел записку. Сергей Харитонович писал, что он и Оксана Максимовна будут весь день на колхозном току.
Постояв в молчании перед портретом Степана Хомчика, обрамленным двумя пионерскими галстуками, ребята вышли из хаты.
Сергей Харитонович обрадовался пополнению, быстро указал, что надо делать. Курупчинцы стали убирать солому из-под молотилки-полусложки, а москвичи занялись подноской снопов. Ина Шапиро помогала весовщику подсчитывать зерно, которое возили с тока в колхозный гамазей — склад.
В минуты перерыва девочка наблюдала за дружно работавшими товарищами. Они были плотно окутаны поднимавшейся от молотилки пылью. Забывшись, Ина отошла от весов, укрылась под навесом и достала свой любимый блокнот. Долго смотрела на сделанный ночью эскиз «Бандеровцы допрашивают пионера», внесла поправки. Герой нисколько не боится своих врагов, он просто удивлен, словно спрашивает: «Зачем живут на земле эти подлые, злые люди?»
Сергей Харитонович, подойдя к девочке, посмотрел на рисунок, сказал:
— Так, так дело было, гарненька… Гитлерчуки предупреждают Степана, чтоб он не сбивал хлопцев в пионеры. А он им прямо и говорит: «Все равно придет конец вам, запроданцы!»
Когда старик отошел, юная художница, перевернув страницу, не спеша, штрих за штрихом, стала набрасывать его портрет. Старый боец за свободу Украины, а теперь бригадир колхоза показывает Феде Прибыткову, как подтаскивать снопы к молотилке, чтобы не выбивалось зерно. А вон — мама Степы Хомчика Оксана Максимовна. Рядом с ней — улыбающееся широкоскулое лицо Касыма Тажибаева: он помогает пожилой женщине убирать солому…
Радист группы Степанчик Лукашин в назначенное время включил свой передатчик и связался со штабом экспедиции. Торопливо отстукал начальнику отряда Сашко Довгалю важные сведения, добытые товарищами. Когда перешел на прием, то неожиданно получил категорический приказ: «Срочно оставить намеченный маршрут. Всеми возможными способами идти соединение остальными группами город Коршев». Угрожающие последние две буквы передачи «ЧП» — чрезвычайное происшествие — сразу насторожили. Все заволновались, стали приводить в порядок походные мешки.