Страница 17 из 35
Завтра идем в Курупчино…
* * *
Над палатками раздаются то резкие, то торжественно-плавные звуки горна. Они бесцеремонно забираются под одеяла, обрывают скупые ребячьи сны. Превращаясь в звонкий марш, уходят в луга. Шустрый Збруч несет их все дальше, дальше, к тем вон высоким холмам с зубчатой кромкой леса, над которыми набирает силу умытое росами и насухо вытертое облаками-полотенцами ласковое украинское солнце.
— На зарядку становись!
Посреди густой травы стоит Сашко Довгаль. Он энергично разводит в стороны руки; каждое его движение усердно повторяется всеми.
— Раз — два — три — четыре!
Вдруг ребята срываются с места и вперегонки, что есть духу, бегут к обрывистому берегу. Возвращаются широким шагом, глубоко вдыхая теплеющий с каждой минутой влажный аромат лугов. Идущая за Степой Лукашиным Кама Иванян делает прыжок вперед и звонко нарушает минутную тишину:
— А он опять пыль за ушами не отмыл!
— Не видно за ними ничего, — оправдывается Степа, но поворачивает назад и вновь бежит к реке.
— Степка нарочно не умывается как следует, чтобы искупаться еще раз, — догадывается Олег Пастухов.
Дежурная по кухне Зоя Козлова поставила прямо на примятую траву ведро с картофельным пюре, разложила ломти хлеба с ровными квадратиками тугого масла. Касым Тажибаев, пробегая мимо, успел нагнуться и от крайней горбушки отщипнуть корку, но сразу же поперхнулся. Кама застучала по его широкой коричневой спине своими кулачками-молоточками:
— Не давись, если болен — спать ложись…
За всем, что происходило в лагере экспедиционного отряда москвичей, ревниво наблюдал из-за густого ивняка парнишка лет четырнадцати. Больше всего его удивило натянутое между двумя шестами полотно с яркими разноцветными буквами. Когда ребята побежали умываться к реке, то они не забыли захватить с собой и холстину. А там каждый подбегал к ней, прикасался руками к какой-то одной букве, и холстина, как скатерть-самобранка, выдавала то мыло, то зубной порошок, то полотенце. Не скоро сообразит посторонний, что перед ним остроумный набор туалетных принадлежностей. Буквы были пришиты на карманчиках, их было двенадцать, по числу ребят, и они составляли приветствие «С добрым утром!!» Под двумя восклицательными знаками карманы были чуть крупнее: в них помещались бритвенные приборы двух старших участников экспедиции.
Довольный своими наблюдениями, парнишка подождал, пока ребята в лагере позавтракают, а затем, торопливо поправив выцветший на солнце пионерский галстук, решительно направился к палатке, на которой было написано «штаб».
— Тебе кого? — оглядывая незнакомца с ног до головы, спросила Зоя.
— Начальника отряда, — немедленно последовал ответ. Не выдержав взгляда девочки, паренек отвернулся, провел ладонью по кудрявым волосам.
В своем обычном походном костюме — в длинных шароварах и футболке — из палатки вышел Сашко.
— Пионер Курупчинской дружины Тарас Чухно прибыл в ваше распоряжение проводником на один переход.
— Вовремя, — Сашко пожал проводнику руку и распорядился: — Касым, зачислить на довольствие!
Он пригласил Тараса в штабную палатку. Посредине ее стоял складной столик, на котором поместился миниатюрный радиопередатчик. По углам палатки лежали готовые к походу рюкзаки.
Федя Прибытков, не теряя времени даром, извлек из планшетки маршрутную карту, положил ее перед Тарасом. Тот нагнулся, провел по карте линию, которая некоторое время шла параллельно Збручу, потом резко отклонилась вправо и ушла в лес. Вот она уперлась в точку, обозначенную на карте словом Курупчино.
— Дорога здесь, — сказал Тарас, проведя пальцем по карте в сторону Збруча. — Через зыбун придется шагать…
— Зыбун? — удивился Федя. — Что это такое?
— Болото. Почти непроходимое.
В палатку вошел третий член штаба — Коля Сергеев.
— Какой же это маршрут, если он непроходимый?
Тарас с обидой отодвинул от себя карту.
— Я сказал «почти». А в общем — как знаете… Партизаны Прибылова, рассказывают старики, двигались не по шоссе, которого в ту пору не было, а как раз вот по этому «зыбуну». В Отечественную войну тут прошла колонна генерала Сидора Артемьевича Ковпака, а гитлеровцы, преследовавшие их, утопли. Идем, ребята!
Долго молчавший комиссар отряда Коля Сергеев урезонил проводника:
— Ведь гитлеровцы тоже хотели перейти болото и «утопать» не собирались. Может, они переоценили свои силы? Понимаешь, мы совсем не против сократить путь, но…
Все почувствовали ответственность, которую возлагал на себя штаб, меняя прежний маршрут по шоссе на тяжелый и опасный.
— Я думаю, — вмешался Зарубин, — наша задача — идти по партизанским дорогам.
Сашко приподнялся, ткнувшись головой в верх палатки.
— Все мы не пройдем, у нас много имущества. Лучше всего экспедиции разделиться на две группы. Встреча — в Курупчино. — Он протянул листок. — Я уже составил списки.
Федя развернул бумагу. Его фамилия значилась в левой колонке, под рубрикой «болото». Рядом с ним стояли фамилии Олега, Степы. Внизу были приписаны Тарас и Сашко.
— Надо внести в нашу группу Шапиро, — попросил он.
Ина, стоявшая в дверях палатки, благодарно улыбнулась ему. Коля и Сашко, как будто не заметив смущения товарища, тут же согласились с его предложением.
Когда первая группа двинулась в путь, проводник Тарас заметил у огромного муравейника Каму. Рядом лежал порядком потрепанный блокнот, змейкой вилась старая рулетка.
— Это жилище больших красно-коричневых, — объяснила Кама подошедшим товарищам. — Смотрите, сколько протоптанных дорожек. Муравьи несут по ним строительный материал для своего дома, а выносят из него остатки пищи. За пятнадцать минут только по этой одной тропинке они пронесли к себе вот сколько! — она показала спичечную коробку, в которой были собраны личинки насекомых, и продолжала: — А всех дорожек здесь восемь. Знаете, сколько муравьи за это время уничтожили вредителей леса? Ага! Ну-ка, подсчитаем…
— С удовольствием, да нам некогда, — язвительно перебил Олег.
Кама изучающе оглядела ребят, на секунду задержала взгляд на довольном лице Ины.
— К-куда вы?
Сашко коротко объяснил. Кама сунула в карман блокнот, свернула рулетку.
— Иду с вами, — решительно отрезала она. — Ведь там интересная флора и фауна! И не отговаривайте, пожалуйста. Все равно не отстану.
Сашко и Федя переглянулись. Их улыбки Кама поняла как согласие.
Шли размеренно, стараясь сохранить привычный темп, принятый с первого дня похода. Кама несла срубленный для нее Олегом шест. Через минуту он надоел ей.
— Я легкая, — тараторила она, забегая вперед. — А в случае чего, — девочка перекинула со спины на грудь иссиня-черную косу с бантиком из капроновой ленты и протянула ее Олегу, — вот так! Держи!
Трава становилась все гуще, выше, достигая до плеч, а деревья, наоборот, ниже и реже. Федя нашел глубокую, наполненную водой яму, по краям заросшую осокой. Наклонившись, поднял заржавевший величиной с палец кусок железа, впившийся в корень расщепленной сосны.
— Осколок от снаряда, — догадался Сашко.
Федя смотрел вокруг, заслонившись ладонью от солнца. Здесь по заросшим теперь тропам много-много лет назад прошел с боевыми товарищами дед, а в 1944 году — отец, а вот сейчас идет он — московский школьник, абсолютно мирный человек. Перед ним лежали дороги огромных партизанских странствий и боев, больших побед. Вот даже этого болота не хотели уступить наши люди захватчикам!
Земля под ногами путешественников то и дело оседала. И болото глубоко вздыхало, как сильно уставший человек. Тарас смело находил дорогу среди маленьких кочек и еле приметных извилин в рыжевато-зеленом ковре.
Нагнувшись, Кама сорвала какое-то растение.
— Кукушкин лен, — пояснила она. — Семенная коробочка его очень похожа на настоящий лен. А вот росянка. У нее… раз, два, три отмерших розетки. По ним определяется прирост сфагнума. Ну, это поверхность болота, где в большинстве растет такой вот мох…