Страница 34 из 37
Обвиняемый Брагин, прикрываясь поддельными документами на имя петроградского рабочего Судакова, занимался антисоветской агитацией, призывал народ к невыполнению распоряжений и законов, изданных советским правительством, к убийству представителей власти. Брагин пытался организовать восстание в селе Успенском, используя для этого наиболее отсталую, несознательную часть населения. Во время этого неудавшегося восстания Брагин застрелил комсомольца Александра Макарова. Показания свидетелей, оружие, найденное у Брагина, его сопротивление при аресте — все это изобличает его в совершении указанных преступлений...»
Председатель передохнул, глотнул из кружки воды и посмотрел на подсудимых.
— Подсудимый Богоявленский.
Отец Павел встал.
— Вам понятно, в чем вы обвиняетесь?
— Да, понятно.
— Признаете себя виновным?
В тишине над площадью разнесся густой голос:
— Да, признаю.
И толпа выдохнула одной, общей грудью:
— А-а-а...
— Расскажите суду, как было дело.
Отец Павел рассказал, как он, узнав об изъятии церковных ценностей, утаил часть золотых и серебряных вещей, как ему помогали в этом Тимофей Редькин и Степан Кривов, как потом ночью ценности были отвезены в мужской Знаменский монастырь и отданы игумену Илиодору на хранение.
— Вы утаили ценности с тем, чтобы присвоить? — спросил председатель суда.
— Нет! Корысти не имел.
— Для чего же вы это сделали?
Священник переминался с ноги на ногу, молчал.
— Может быть, вам просто жалко было расстаться с вещами, необходимыми для богослужения?
— Да, да. Это было так, — обрадовался Богоявленский, хватаясь за вопрос председателя, как за спасительное средство. — Верующие любят торжественность богослужения, а без драгоценной утвари торжественности не получится.
— Ответьте на такой вопрос: почему вы хранили оружие?
— Время смутное. Ездить по приходу приходилось не только днем, но и по ночам. Бандиты нападут — надо чем-то защититься.
— По христианской религии убивать нельзя. Как же вы, священник, стали бы стрелять в человека? Выходит, что вы не придерживаетесь христианских заповедей?
Богоявленский молчал.
Председатель продолжал допрос:
— Кто совершил убийство комсомольца Макарова?
— Не ведаю, гражданин судья. Бог видит: в этом я не виновен. Я сознался, в чем был виноват, и не смею просить снисхождения. Знаю, что буду наказан. И отбуду наказание с чистой душой христианина. Я раскаялся перед богом в том, что желал сделать добро прихожанам, но не по моей вине вышло из этого зло.
Площадь загудела от разговоров, выкриков, смеха:
— Ай да поп!
— Как юлит!
— Выкручивается!
Стародубцев заорал во все горло:
— Товарищи! Да тише вы!
— Скажите, подсудимый, какую роль в хищении ценностей играл Брагин?
— Он первый сказал мне об изъятии драгоценностей, советовал заблаговременно подготовиться к этому.
— То есть припрятать наиболее ценное?
— Да.
— Где вы с ним познакомились?
— Он пришел ко мне якобы лудить самовар и передал на словах от игумена Илиодора насчет драгоценностей.
— О восстании был разговор?
— Да. Брагин советовал проповедь прочитать против изъятия драгоценностей.
— Читали?
— Нет.
— Почему?
— Убоялся властей.
— Откуда у вас взялся револьвер?
— Брагин дал.
Начался допрос Тимофея. Он держался важно, со спокойным видом отвечал на вопросы судей.
— Мое дело маленькое, — говорил он ласково, словно утешал кого-то. — Позвал, значит, отец Павел меня в церкву и говорит: «Приедут к нам комиссары за ценностями. Все сдавать не надо, кое-что и для церкви уберечь следует». Мое дело, конечно, маленькое, я церковный староста, а хозяин церкви — священник, отец Павел. Ну, я и не рассуждал. Делай, мол, как надо.
— Знали вы, что в описи имущества Богоявленским делались подчистки?
— Не знал.
Сколько еще ни задавали вопросов Тимофею Редькину, на все он отвечал одно: он не ответчик, потому что «всему головой был священник», и просил его, Редькина, помиловать.
Стали допрашивать Степку. Он попробовал прикинуться дурачком, но председатель суда строго предупредил:
— Медицинское заключение говорит о том, что вы нормальный человек. Если будете валять дурака, будем судить вас еще и за симуляцию.
— За чего? — спросил Степка и разинул рот.
— За симуляцию, за притворство. Будете отвечать суду?
Степка мотнул головой.
— Участвовали вы в сокрытии от государства церковных ценностей, изымавшихся для борьбы с голодом?
— Да.
— Отвозили их в монастырь?
— Да.
— Теперь расскажите, при каких обстоятельствах и с какой целью вы убили игумена Илиодора.
— Не убивал я его, — глухо произнес Степка.
Председатель суда полистал бумаги.
— В деле есть показания Брагина о том, как вы рассказывали ему о совершенном вами убийстве. Суд решил огласить их.
По мере того как шло чтение показаний Брагина, перед людьми возникла картина убийства игумена.
...Несколько дней Степка пытался подстеречь игумена. И вот, узнав, что Илиодор ходит по вечерам к озеру, Степка встретил его в лесу.
— Узнаешь меня, преподобный отец? — спросил он, смиренно кланяясь.
Игумен посмотрел на него, шевеля лохматыми седыми бровями.
— Мало ли людей господь-бог посылает навстречу мне. Всех не упомнишь, — тихо ответил игумен и хотел идти дальше. Но Степка остановил его.
— Сядь, преподобный отец! Поговорить надо.
Не привык отец Илиодор подчиняться, но в голосе Степки чувствовалась настойчивость, и, кроме того, игумен узнал его и подумал, что, возможно, его послал кто-нибудь из духовенства села Успенского.
— Говори, раб божий! — Игумен оперся рукой на посох.
— Я Степан, церковный сторож из Успенского.
— Не знаю, — прервал его Илиодор. — Тот Степан, богом наказанный, не в полном уме.
— Отец Илиодор! Я же раны свои, увечье свое у вас в святом роднике вылечил.
— Не помню, не знаю.
— Да как же?
— Степан тронутый, а ты...
— Временами на меня бог просветление посылает.
— Ну, ладно, — нетерпеливо оборвал его игумен. — Чего тебе надо?
— Помнишь, чего тебе привез отец Павел?
— Не понимаю.
— Чаши золотые, дароносицы, кресты, оклады с икон. Пуда два добра.
— Отойди от меня, дьявол! — Игумен перекрестил перед собой воздух. — Сгинь!
— Не придурковывай, батюшка, — приблизился к нему Степка. — Давай по-хорошему. Отца Павла не выпустят, он покажет на тебя. А как найдут у тебя драгоценности? А? Хуже будет... Развяжись, отдай мне! Я поделюсь по-божески.
— Изыде от мене, сатана! — продолжая креститься, гневно произнес игумен.
Степка попробовал уговорить Илиодора, но тот не хотел и слушать, а только произносил молитвы и крестился и старался отойти поближе к монастырю. Подумав, что игумен хитрит, увлекая его к монастырю, а потом поднимет крик, Степка загородил ему дорогу и грубо потребовал:
— Скажешь или нет, где спрятано?
Глаза старца злобно блестели.
— Ну? — Степка занес над старцем кулак и, выждав секунду, опустил его.
Игумен беззвучно осел и свалился на землю.
Спустя некоторое время Степка встретился у Кривого озера с Судаковым.
— Сперва думал, укокошил старца. Нагнулся — вроде дыхает, — рассказывал он. — Завернул на голову рясу, сгреб, на горбу унес в каменоломню.
— Зачем? — спросил Брагин.
— Будем пытать, где золото спрятано. Он один знает.
— Не скажет.
— Попробуем. Я кулаком по темени поглажу, ты ножиком бок пощекочешь. — И Степка, приняв юродивое выражение лица, запел: — Спаси, господи, люди твоя и благослови достояние... — Не допев стих, он чихнул, отчаянно выругался и продолжал петь в нос, подражая отцу Павлу: — Да воскреснет бог и расточатся врази его...
— Замолчи! — прикрикнул Брагин. — Тошно! Прикидываешься святым, а сам человека пристукнул. Да еще духовного звания.