Страница 55 из 58
Легенда – одна из форм отражения реальной действительности. Несмотря на легендарную окраску, рассказ «Слова иного» правдоподобен.
Внезапное заболевание Ивана Васильевича и бурные прения о церковных землях совпали по времени. Болезнь главы государства могла способствовать победе клерикальной оппозиции на соборе.
Только через 200 лет, при Петре Великом, была осуществлена аналогичная реформа, но лишь в 60-е годы XVIII века проект секуляризации был действительно проведен в жизнь.
Трудно сказать, как сложились бы дела на Руси, если бы секуляризацию удалось осуществить в начале XVI века. В странах Западной Европы секуляризация первой половины XVI века была тесно связана с Реформацией и носила объективно прогрессивный характер – она способствовала развитию буржуазных отношений. Во всяком случае, можно предполагать, что на Руси секуляризация привела бы к усилению государственной власти и светских тенденций в культуре и идеологии. Но проект секуляризации не был принят собором. Это означало победу консервативной клерикальной оппозиции и имело далеко идущие последствия.
Великий князь Иван Васильевич потерпел политическое поражение – первый и последний раз в жизни. Поражение на соборе и по крайней мере частичная утрата дееспособности вследствие тяжелой, неизлечимой болезни знаменовало конец реального правления первого государя всея Руси.
«Путь бо сей краток есть, им же течем. Дым есть житие сие», – учил мудрый Нил Сорский. Жизнь шла к концу.
21 сентября Иван Васильевич «с сыном своим, великим князем Василием и с прочими детьми» выехал из Москвы в дальний путь. Они объезжали монастыри. Побывали они и у Троицы в Сергиеве монастыре, и в Переяславле, и в Ростове, и в Ярославле, «всюду молитвы простирая». Только 9 ноября великокняжеский поезд вернулся в Москву. Иван Васильевич никогда не отличался демонстративной, показной набожностью, а монастырских старцев определенно недолюбливал. Резкое изменение настроения и поведения – косвенное свидетельство тяжелой болезни[244].
Как когда-то слепой отец, Иван Васильевич нуждался теперь в реальном соправителе. Власть ускользала из рук. Великий князь временами еще принимал участие в делах. 18 апреля 1505 года «по его слову» белозерский писец В. Г. Наумов судил суд о тамошних землях. Это последнее упоминание имени Ивана III в судебных актах[245]. Великого князя продолжало интересовать каменное строительство, особенно в его любимом московском Кремле. Летописец сообщает о его распоряжениях по этому поводу. Последнее – 21 мая 1505 года. В этот день Иван Васильевич велел разобрать старый Архангельский собор и церковь Иоанна Лествичника «под колоколы» и заложить новые храмы.
Не терял он из вида по мере возможности и другое свое любимое детище – посольскую службу. 27 февраля 1505 года датируются последние известные нам слова Ивана Васильевича. Обращаясь к послам Менгли-Гирея, «князь великий большой» велел передать хану: «…чтобы и меня для учинил так, при мне бы сына моего Василья учинил себе прямым другом и братом, да и грамоту бы ему свою шертную дал, а мои бы то очи видели. Зане же царь ведает сам, что всякой отец живет сыну…»[246]
В декабре 1504 года запылали костры: «сожгоша в клетке диака Волка Курицына, да Митю Коноплева, да Ивашка Максимова, декабря 27. А Некрасу Руковову повелеша язык урезати и в Новгороде Великом сожгоша его». Сожжены были архимандрит Кассиан и его брат, и «иных многих еретиков сожгоша». Первый раз (и едва ли не последний) на Руси было совершено аутодафе – излюбленный Католической церковью бескровный и радикальный метод борьбы с еретиками[247].
Кто был инициатором этого «гуманного» распоряжения? По сообщению летописца, это «князь великий Иван Васильевич и князь великий Василий Иванович всея Руси со отцем с своим с Симоном митрополитом и с епископы, и с всем собором обыскоша еретиков, повелеша их лихих смертною казнию казнити». На Руси теперь два великих князя. Кто из них сказал решающее слово? Так или иначе, декабрьские костры – прямое, неизбежное следствие победы клерикальной оппозиции на соборе 1503 года, тех сдвигов в политическом климате страны, которые были вызваны неудачей проекта секуляризации и тяжелой болезнью великого князя Ивана Васильевича.
Далеко ушел новый собор от мягкой политики 1490 года… Сила, спасшая тогда жизнь еретиков, теперь исчезла. Сожжен Иван Волк Курицын – сотрудник посольского ведомства, брат Федора Курицына, фактического руководителя этого ведомства на протяжении многих лет (последний раз упоминался в 1500 году). В зловещем пламени зимних костров просвечивали контуры новой эпохи. Кончалось время Ивана Васильевича, начиналось время Василия Ивановича.
«Всякой отец живет сыну…» Духовная грамота первого государя всея Руси сохранилась только в списке, хотя и близком по времени к подлиннику. Духовная была составлена в первые месяцы болезни великого князя – в июне 1504 года она была уже действующим документом, знаменуя отход от дел ее составителя[248].
Как отец и дед, прадед и прапрадед, Иван Васильевич «при своем животе, в своем смысле» дает «ряд своим сыном». Юрий, Дмитрий, Семен, Андрей приказываются своему «брату старейшему» – они должны держать его «вместо своего отца» и слушать его «во всем». Правда, и Василий должен держать «свою братью молодшуго… во чти, без обиды». Василий – великий князь. Впервые за всю историю дома Калитичей он получает Москву целиком, без всякого деления на трети, «с волостьми, и с путми, и з станы, и з сели, и з дворы городцкими со всеми, и з слободами, и с тамгою…» Он единоличный повелитель столицы. Только он здесь держит постоянных наместников – большого и на бывшей «трети» серпуховских князей.
В непосредственное управление нового великого князя переходят почти все города и земли великого княжения Московского. Он получает великое княжение Тверское и великое княжение Новгородское, до самого океана, «Вятскую землю всю» и «всю землю Псковскую», часть Рязанской земли – жребий в Переяславле Рязанском, в городе и на посаде, и Старую Рязань, и Перевитск.
Что же получают другие братья? Раз в несколько лет – право на часть московских доходов. Каждому из них новый великий князь ежегодно выплачивает по сто рублей. Каждому из них отводится по нескольку дворов в Кремле и по паре подмосковных сел. Получают они и земли в других местах. Юрий – Дмитров, Звенигород, Кашин, Рузу, Брянск и Серпейск. Дмитрий – Углич, Хлепень, Зубцов, Мезецк и Опаков. Семен – Бежецкой Верх, Калугу, Козельск. Андрей – Верею, Вышгород, Любутск и Старицу.
Итак, вновь появились княжества. Но как они не похожи на старые уделы…
Уделы новой формации разбросаны по лицу всей Русской земли. Они состоят из городов, городков, волостей и сел, там и сям вкрапленных в государственную территорию на большом расстоянии друг от друга. Они нигде не образуют сомкнутых, сколько-нибудь связанных между собой территориальных комплексов.
Новые князья «опричь того… ни во что не вступаются» – мысль о возможности какого бы то ни было «передела» отвергается с самого начала. Князья «по своим уделом… денег делати не велят, а деньги велит делати сын мой Василий… как было при мне», – устанавливает завещатель.
В своих городских дворах в Москве и подмосковных селах князья «торгов не держат, ни житом не велят торговати, ни лавок не ставят, ни гостей с товаром иноземцев, и из Московские земли, и из своих уделов, в своих дворех не велят ставити»: вся торговля в Москве ведется только на гостиных дворах, как было при самом Иване Васильевиче, а все торговые пошлины идут в казну великого князя. Князьям можно торговать только мелким «съестным товаром» – при условии выплаты полавочной пошлины.
244
ПСРЛ. Т. 28. С. 387.
245
ЛСВР. Т. 1. С. 581, № 658.
246
Памятники дипломатических сношений… с Крымскою и Ногайскою ордами… Т. 1. С. 556, № 101.
247
ПСРЛ. Т. 28. С. 337.
248
Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XVI вв. М.—Л., 1950. С. 353, Л., 89.