Дьявол в музыке

В церкви пробили полночь. Ничего не происходило. Джулиан выпрямился и начал открывать дверь. И в тот же миг в другом конца коридора раздался звук.

Дверь комнаты де ла Марка приоткрылась. Показалась голова француза, он окинул зал быстрым взглядом и вышел, бесшумно закрыв дверь за собой и на цыпочка прошёл к главной лестнице. Джулиан затаил дыхание. Де ла Марк миновал лестницу и подошёл к двери Беатриче.

Он осторожно трижды постучал. Дверь мгновенно открылась. На миг лампа высветила лицо маркезы. Затем она шагнула в сторону, позволяя де ла Марку войти и закрыла дверь за собой.

Джулиан почувствовал себя так, будто получил удар в живот.

«Как часто? – гадал он. – Сколько ночей они провели вместе, пока я спал рядом?»

Конечно, ему Беатриче ничего не обещала. Она никогда не говорила, что любит его. Но она давала надежду – смотрела на него, касалась его… почему? Чтобы он раскрыл убийство? Или чтобы отвлечь его и не дать его раскрыть?

И что, чёрт побери, ему делать теперь? Больше всего сейчас он хотел затеять ссору с де ла Марком или забиться в нору – но ни то, ни другое не было практичным. Просто уйти было невыносимо. Но как он мог помешать им? Чтобы может быть более глупым и бесцельным, чем ворваться к ним с криком «Ага!»?

Внезапно в нём проснулся сыщик. Быть может, это вовсе не любовное свидание… или не только любовное? Он уже предполагал, что Беатриче и де ла Марк могли быть любовниками или политическими союзниками во время революции в Пьемонте. Он даже подозревал, что они вместе убили Лодовико. Прямо сейчас они могут говорить о чём-то важном. Может ли он подслушать их?

Как джентльмену, ему претила эта мысль. Как влюблённому она была ему отвратительна. Как сыщик, он не имел выбора. Кестрель пересёк зал, радуясь, что ковёр заглушает шаги, и приложил ухо к двери.

Она и де ла Марк говорили по-французски, так тихо, что если бы не тишина в доме, он бы ничего не разобрал.

- Но мой дорогой Гастон, - говорила Беатриче, - я лишь выполняю ваши пожелания. Мужчина не будет постоянно на что-то намекать, если не хочет, чтобы его спросили.

- О, но хотеть, чтобы его спросили – это не то же самое, что хотеть отвечать.

- Значит вы действительно знаете?

- Я в отчаянии, ангел мой, но нет, не знаю.

- Значит вы обманули меня.

- Я вынужден не согласиться. Я никогда не говорил, что знаю, кто такой Орфео.

- Вы намекали на это. И вы знаете, что я позвала вас, чтобы поговорить об этом.

- Мы говорим об этом.

- Но без толку, - её голос изменился и стал тёплым и манящим. – Ну же, дорогой мой, у тебя нет причин скрывать тайну Орфео. Если только Гримани не оказался прав, подозревая, что Орфео – это ты?

- Прости, любовь моя, но если бы это был я, то вряд ли я бы это признал.

- Ты не боишься, верно?

- Как мужчина может бояться столь прекрасной женщины?

- Я хочу сказать – ты ведь не боишься довериться мне? Ты ведь не думаешь, что я побегу доносить Гримани?

- А что ты сделаешь?

- Буду хранить тайну. Скрою её. Буду наслаждаться тем, что знаю неизвестное Гримани.

- А что получу я?

Тишина. Наконец, Беатриче сказала:

- То, что пожелаешь.

- Ты так хочешь это узнать? – спросил он с интересом.

- Это единственная причина.

- Учитывая, что прежде ты никогда не удостаивала меня своей благосклонности, я могу поверить, что обязан успеху лишь обаянию.

- Ты ещё не добился успеха, - напомнила она

- Тогда не получу ли я задаток? Например, поцелуй, что подтвердит намерения?

- Мои намерения очевидны. Иначе бы я не позвала тебя сюда. Клянусь честью, что отплачу так, как ты пожелаешь. Кто такой Орфео?

- Увы, я не знаю.

- Тогда доброй ночи, месье де ла Марк.

- Мой дражайшая…

- Доброй ночи. Если вы не сможете найти дверь, я позвоню лакею, чтобы он указал дорогу.

- Разве это не будет несколько неловко для вас?

- Я обещаю вам, месье, что для вас это будет ещё более неловко.

- Я вам верю! – де ла Марк тихо рассмеялся. – Очень хорошо, моя дорогая маркеза. Я покидаю вас с величайшим сожалением! Доброй ночи.

Дверь открылась. Де ла Марк и Джулиан столкнулись нос к носу.

За спиной де ла Марка появилась Беатриче, её лицо мягко освещала ночная лампа, которую она держала в руке. Джулиан стоял на месте, не давая де ла Марку пройти, так что у маркезы не было выбора, кроме как отойти вглубь комнаты.

Когда они оказались внутри, Беатриче отошла, оставив лампу у дверей. Она всё ещё была в белом хлопковом платье, что носила весь день. Маркеза стояла в изножье кровати, вполоборота, цепляясь одной из рук за столбик.

Джулиан и де ла Марк стояли у дверей, в свете лампы. Француз бросил взгляд на Беатриче.

- Кажется, маркеза, вы были правы насчёт людей, подслушивающих у замочных скважин. Но вы ошиблись, думая, что этим занимается только полиция.

- Я прошу прощения за подслушивание, - сказал Джулиан – Но вынужден отметить, что из нас троих стыдиться меньше всего нужно именно мне.

- Вы оскорбляете меня, - заметил де ла Марк.

- Вы можете потребовать удовлетворения, когда пожелаете.

- Нет, mon vieux, - де ла Марк рассмеялся, - я не хочу убивать вас… не сейчас, по крайней мере, - он вгляделся Кестрелю с лицо. – Я боюсь, это чувство невзаимное. Какая жалость! Но вам стоило быть благодарным мне.

- Стоило бы?

- Конечно! Во-первых, вы услышали из моих уст, что я никогда не был удостоен благосклонности этой дамы. Во-вторых, я не сказал ей ничего о личности Орфео, - де ла Марк улыбнулся. – Вы ведь не хотите, чтобы я сообщил маркезе то, что утаю от вас?

- Вы сказали, что не знаете, кто такой Орфео, - голос маркезы был приглушён; она всё ещё отворачивалась от света.

- Конечно, не знаю, - согласился де ла Марк, - но если бы знал – простите меня, моя дорогая маркеза, но я бы не предал его.

- Спасибо, месье, - сказала она очень тихо. – Мне больше ничего и не нужно.

- А теперь я принесу вам ещё один дар, - объявил де ла Марк. – Я отойду в сторону и позволю вам уладить ваши разногласия, как вам угодно – пощечинами или поцелуями, - он поклонился и пошёл к дверям. – Какая жалость, что между моей и вашей комнатами эта лестница! Иначе бы я непременно стал подслушивать у стены!

Он вышел. Повисшая после этого тишина была столь глубокой, что Джулиан почти слышал, как бьётся его сердце. Он огляделся вокруг и с неестественной отстранённостью подумал, как комната Беатриче похожа на её хозяйку. Её любимый белый цвет был здесь повсюду: изящные занавеси кровати, мраморные столешницы, лепнина на полотке в виде свитков и роз. Лишь стены и кресла были обиты небесно-голубым шёлком. Над каминной полкой висело большое зеркало в золотой оправе.

«Оно здесь очень уместно, - подумал Джулиан. – Какое произведение искусства сравнится с Беатриче?»

Вслух он сказал:

- Вы пригласили меня сюда, чтобы расследовать убийство вашего мужа. Теперь я достаточно ясно понял, что больше вам от меня ничего не нужно. Но продолжая расследование, я не могу не спросить, почему вы предлагали расплатиться собой с де ла Марком с обмен на тайну Орфео?

- Расплатиться собой! – она побледнела. – Как вы смеете?

- Я не смею говорить о том, что вы смели делать?

Она снова смотрела в сторону.

- Очень хорошо. Да. То, что говорите вы – правда.

- Я был с вами слишком терпелив. И вы прекрасно понимаете, почему. Но теперь мне нужен ответ. Почему вы были готовы найти так далеко, чтобы узнать личность Орфео?

- Я предложила Гастону наживку, на которую он клюнул бы.

- Это не ответ на мой вопрос. Почему вы так целеустремлённо пытаетесь найти Орфео, что готовы отдаться мужчине, которого не любите… мужчине, для которого вы станете не более чем призом?

Она подняла тонкие брови.

- Это не слишком личный вопрос для бесстрастного следователя?

Он резко подошёл к Беатриче и взглянул ей в лицо. Она не смогла выдержать этот взгляд. Кестрель сказал тихим, настойчивым голосом: