Страница 54 из 123
Издали уже слышался гул голосов. Он нарастал с каждым шагом Новикова.
Холл Базы отдыха с самого приезда вызвал у Михаила стойкое неприятие, потому что ассоциировался с гудящим муравейником, на который тот нечаянно наступил в детстве. Наступил и провалился в него ногой по щиколотку. Провалился и был атакован воинственным черными войском.
«Незабываемое впечатление», — проговорил страдалец, припомнив, скольких трудов ему стоило избавиться от враждебно настроенных захватчиков.
Внутренний зверь Новикова взбунтовался сразу по приезду, еще на подходе к центральному входу Дома отдыха. Михаил помнил, насколько сильно тогда было его раздражение. Помнил и безрассудное желание схватить свою невесту в охапку и скрыться с ней от всех любопытных глаз. Но технической возможности тогда под рукой не оказалось: его «конь» ждал его дома. Однако Михаил был готов идти до столицы пешком, главное, чтобы с Катей, но она явно была тогда не расположена к подобному подвигу. Даже несмотря на то, что брести пришлось бы через Подмосковные леса, красотами которых всегда восхищалась.
«Пора решать, что делать, — продолжил рассуждать Михаил, — Может, просто сдаться на милость психиатров? Пусть исследуют чёртов феномен в моей башке. Или это не феномен вовсе, а банальная шиза?.. Да нет, не может быть… В роду шизиков нет… Травм не было… Веществами не балуюсь… Спиртным теперь тоже… Тогда что это? Последствия спазма сосудов? Что за следы были тогда у висков?.. Чар толком не объяснил… Стоит ли поговорить обо всем этом с отцом? А что? Он на раз организует обследование. В лучшем виде. Включая анонимность. Нет… Не вариант. Чар накажет семью. Он не будет бездействовать… Ладно. Пока удается скрывать. Понаблюдаем ещё…»
Лестница осталась позади. Новиков ступил в эпицентр «муравейника» и заметил Юлю, пробивающуюся сквозь толпу. Вокруг нее роем сновали отдыхающие. Они назойливо преграждали сестре путь, но ту так легко не возьмешь! Юла искусно лавировала, летя к цели — к брату, которого она уже заприметила. В своем привычном режиме бабочки—четырехкрылки с моторчиком: ее любимой детской игрушки, она с легкостью проникала в самую, мало-мальски пригодную щель в кучной толпе гостей «Империала», чтобы выпорхнуть из нее и полететь дальше.
«А ведь точно четырехкрылка, — мысленно „проговорил“ Новиков, — потому что двух в этой сутолоке ей было бы явно недостаточно».
Нужно приложить минимум двойное усилие, чтобы пробраться сквозь стихийный затор у входа.
Плавно маневрируя в этом нескончаемом потоке, систер аккуратно разводила его худенькими ручками—крылышками. «Крылышки» эти были закованы в защитный панцирь рукавов—фонариков оригинальной кожаной куртки в стиле авто—леди.
«Хмм… Бабочка—четырехкрылка. Эх и заразила ты меня, Катерина, своей манерой видеть мир», — про себя отметил Михаил с легкой иронией. И мимолетно улыбнулся, вспомнив, как они с Катей гуляли по Москве, и она всё видела совсем не так, как он. «Смотри, какие снежинки, Миш! Крупные, лучистые. Они ведь живые! Видишь, как продуманно хороводы выписывают!»
«Продуманно? Вряд ли, — оспорил он тогда ее мнение, — Не живые они, Катерина. Их ветер гонит, вот и выписывают».
«Верно заметил: гонит, — не сдавалась она, — Потому что он тоже живой».
«Какой бред, Катя!» — будто всерьез возмутился он тогда. А на самом деле ему стало интересно, как она разовьет свою мысль.
«Нет, не бред, Миш. Ветер, снежинки… то есть вода — это стихия. А стихия всегда живая. Она может быть доброй и тогда подгоняет эти мягкие пушинки легким ветерком, — рассуждала она, щелкая затвором фотокамеры, — А может разгневаться и превратить слабый ветерок в ураган, а снежинки — в колючие ледышки. И тогда нам несдобровать. Тебе странно это слышать, да? Дедушка называет это 'ассоциативным мышлением»«.
- Не странно. Непривычно. Но я постараюсь привыкнуть», — пообещал он ей тогда. Выбравшись из очередной «пробки», Юлия Новикова резво подлетела к брату и воскликнула:
— Уффф! Нифига себе, чё творится! Здесь что вся столица собралась? Чего такой недовольный? Вроде улыбнулся же. Думала, рад меня видеть.
— Рад, но ты опять опоздала.
— Даже не думай мораль мне читать, ок!
— И как с такой прыткостью ты вечно опаздывать умудряешься? — проворчал Михаил.
— Понеслось, — вздохнула Новикова—младшая. И тут же пошла в наступление: — Я ж парадокс! Сам же так меня так окрестил, помнишь? Один, и к тому ж сплошнооой! — пропела она, продолжая порхать вокруг него, разглядывая как картину и стряхивая невидимые пылинки с его плеч и груди. Вдруг взгляд ее зацепился за пластырь над его бровью и стал придирчиво—заинтересованным.
— Что с лицом? Почему расцарапано? А это что? — принялась она забрасывать его вопросами. И, встав на цыпочки, провела подушечкой пальца по пластырю.
— Оставь, — недовольно бросил Новиков и приподнял подбородок, чтобы Юля не дотянулась.
— Я только одним глазком взгляну и налеплю снова, — не сдавалась систер, продолжая порхать на цыпочках и настырно тянуться к белой наклейке над бровью. И ведь дотянулась же!
— Нет, — снова бросил он, ладонью перехватив кисть ее руки.
— Да говорю ж, одним глазком только, Миииш! — капризно протянула настырная и выдернула руку из его захвата.
— Оставь, сказал!
— Так что с бровью и щекой?
— Неважно.
— Важно! Мама очень расстроится. Ну ты даешь, брателло! Два дня без присмотра — и вот! Ну дай же уже взглянуть! Я аккуратно. Честно—честно!
— Нет. И сколько раз тебе напоминать: не обращайся ко мне этим своим «брателло»! Уголовщиной попахивает?
— С чего это уголовщиной-то? — возмутилась Юля, сразу потеряв интерес к несчастному, на треть отлепленному от брови пластырю.
— С чего, с чего, — проворчал Новиков, с досадой прилепив к месту отлетевший конец пластыря. — С того.
— Ты чего с утра не в духе, Миш?
— С утра? Ты на время смотрела? — Новиков развернул сестру к стойке регистрации. Там красовался циферблат настенных часов, выполненный, как и сам холл, в стиле минимализма. — Половина второго, Юля. Будешь тут в духе…
— Подумаешь, задержалась на часок—полтора. С кем не бывает?
— Со мной! Со мной не бывает! А ты моя сестра.
— И чё?
— Ничё, — передразнил он ее и велел: — Пошли к окну. Там безопаснее.
— Нафига тут торчать? Поехали!
— Пусть толпа рассосется, тогда и выйдем, — распорядился Новиков и, ухватив сестру за локоть, повел к окну.
Путь туда лежал через целое скопище народу. Пробираясь сквозь него, Михаил почувствовал, как нем разрастается раздражение. Входные двери постоянно разъезжались и съезжались, запуская внутрь бесконечные ватаги отдыхающих. Нагуляв аппетит на свежем воздухе, все они, как по команде, заспешили на обед и теперь кучно роились повсюду, особенно у гардеробной стойки и на подходе к ней.
— Безопаааснее? — тем временем снова пропела Юлька и уточнила: — В смысле не затопчут?
— В смысле — да, — недовольно бросил Михаил. Он по привычке шел напролом и прокладывал им с сестрой путь, ни на шаг не отступая от выбранной траектории. Несся словно поезд на приличной скорости и вскоре с сожалением заметил, что расступаются перед ним не все. Заметил и пробормотал:
— Фифти-фифти.
— Что фифти-фифти? — не поняла сестра.
— Не важно. Следуй за мной, — недовольно распорядился он и прибавил шагу.
Наконец брат с сестрой добрались до окна, возле которого пару часов назад Новиков уже стоял в ожидании нее. Тут снова было почти безлюдно. Гул голосов остался в стороне и можно было говорить, не напрягая связок. Михаил взглянул в окно и заметил на парковке свой «Гелендваген». И недовольство его взыграло с новой силой:
— Ты опять моего «коня» оседлала? Какого чёрта, Юля! У тебя ж своя «малышка» есть.
— Ачётакова⁈ — ничуть не сконфузилась егоза. — Сам же говоришь: «малышка»! Вечно же злишься, что у тебя в ней ноги во всё упираются! Эх, всего-то хотела любимого братика домой с комфортом доставить, а он… Ценить должен, понял!